WikiSort.ru - Не сортированное

Волкола́к^[1] ([vəɫkɐˈɫak], волкодла́к^[2], волкула́к^[3], белор. ваўкала́к^[4], польск. wilkołak^[5], укр. вовкула́ка^[6] и т. п.^[⇨]) — в славянской мифологии человек-оборотень, на определённое время принимающий образ волка. Волколака чаще описывали как обычного волка, иногда указывались странности во внешнем виде и поведении, указывающие на его человеческое происхождение.^[⇨] Волколак сохраняет разум, но не может говорить.^[⇨]

Согласно народным представлениям, превращение в волков — наиболее распространённый тип оборотничества у славян.^[⇨] Он известен с древности^[⇨] и в той или иной степени присутствует у всех славянских народов, лучше всего представлен у белорусов, поляков и украинцев. В русских поверьях персонаж чаще называли о́боротнем, образ имеет явное сходство с волколаком. Южнославянские представления смешивают волколаков с упырями (вампирами).^[⇨]

Считалось, что колдуны для обращения в волков прочитывали заклинание и перепрыгивали, перешагивали, перекувыркивались или пролезали через наделяемый магической силой объект, накидывали его или перекидывали через себя и т. п. Для обратного превращения колдуну обычно требовалось совершить те же действия в обратном порядке.^[⇨] По своему желанию колдуны превращались в волколаков, чтобы причинить вред людям.^[⇨]

Встречались поверья о людях, склонность к периодическому оборотничеству у которых была с рождения в результате поведения их родителей или появилась в наказание за их собственные грехи.^[⇨] Отличительной чертой таких волколаков в человеческом облике считались различные зооморфные признаки, например волосы, напоминающие волчью шерсть.^[⇨] Превращение чаще происходило по ночам или в определённое время года. Часто считалось, что такие волколаки не контролируют своё поведение в волчьем облике и нападают на скот и людей, даже на близких. Иногда волколакам приписывался каннибализм. Сохранились древние поверья, связывающие с волколаками затмения небесных светил.^[⇨]

Согласно народным поверьям, колдун или ведьма могли превратить человека в волка, обычно из мести, накинув на него заговорённую волчью шкуру, обвязав поясом, зачаровав дверь, через которую должна пройти жертва, и другое. Особой популярностью пользовался сюжет о превращении в волков целой свадьбы. Срок превращения исчислялся от нескольких дней до нескольких лет.^[⇨] Невольные волколаки страдают от страха и отчаяния, скучают по человеческой жизни и не смешиваются с волками. Часто считалось, что они не едят падали и сырого мяса, перебиваясь подножным кормом и украденной у людей едой.^[⇨] Упоминается немало способов, при помощи которых якобы можно помочь вернуть им изначальный вид.^[⇨]

Представления о волколаках переняли значительную часть символики волка в славянской традиционной культуре. В качестве истоков мифа обычно указывают древние тотемические верования и обряды юношеской инициации. На образ волколака могли повлиять наблюдения за людьми с различными физическими и психическими отклонениями или за старыми и больными волками.^[⇨] Образ получил отражение в славянской художественной литературе.^[⇨]

Исторические сведения и география

Мотив превращения человека в волка присутствовал в народных верованиях всех славян^{[7]:508[8]:217}, но лучше всего он сохранился у украинцев, белорусов^{[9][10]:133—135[11]:44[1]:418} и восточных^{[5]:201[12]:148} поляков^{[en][1]:418[10]:133—135}. У русских слово волколак зафиксировано только в южных областях^[1]:418[13], на остальной же территории людей, превращающихся в волков, называли просто оборотнями^[13], но поверья о них очень схожи с поверьями о волколаках^{[1]:418[11]:44}. У словаков и, особенно, у чехов представления о волколаках немногочисленны; у лужичан они также редуцированы и встречаются в основном в Нижней Лужице.^{[10]:134—135} Южнославянские представления смешивают волколаков с упырями (вампирами)^{[1][3][7]:508—509}, в них, кроме словенских^{[sl][14]:214[15]:246}, эти образы практически сливаются^{[8]:222[15]:246}. Помимо поверий, быличек и бывальщин, волколаки встречались также в небольшом количестве сказок.^{[16]:237—238}

Говоря о древности представлений о превращениях людей в волков на славянских землях, можно упомянуть племя невров, жившее в VI—V веках до н. э. где-то на территории современных Украины и/или Белоруссии, члены которого, согласно пересказываемым Геродотом (ок. 484(?) — ок. 430/425/420 годы до н. э.) в его «Истории» сообщениям, становились волками на несколько дней в году^{[5]:201[17]:321[18][19]:676}, вероятно, зимой^[18][20]:154: «Эти люди [Невры], по-видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик»^{[комм. 1][21][22]:9}. Возможно, имеется в виду обрядовое «превращение».^{[13][19]:676[23][24]:23} Сопоставление «оборотничества» невров со славянским праздничным ряженьем для некоторых исследователей является одним из аргументов за гипотетичную славянскую природу невров.^{[25][26]:730[27]} Впрочем, нельзя со всей уверенностью даже утверждать, что речь идёт о представлениях самих невров, а не скифов или греков, при том, что у последних они, по-видимому, не были редкостью.^[28]:56-61

Самым ранним свидетельством о представлениях о превращении в волков у славян являются, по-видимому, упоминания в итальянских и византийских хрониках^[30] сверхъестественных способностей болгарского царевича Бояна (Баяна) Магесника^[bg] (ок. 910 — ок. 970)^{[28]:65[31][32]:289}: «Говорят, что Баян настолько овладел магией, что однажды нечаянно превратился в волка или подобного ему зверя»^{[комм. 3][28]:65[30][33]}. В «Слове о полку Игореве» (1185) полоцкий князь Всеслав Брячиславич (ум. 1101) превращается по ночам в волка и добегает в таком виде за ночь до Тмутаракани^{[2][7]:408[19]:643[34]} (впрочем, вполне возможно, что это всего лишь метафоры)^{[34]:89[35][36]}: «Вскочив [Всеслав] от них [киевлян] лютым зверем в полночь из Белгорода, когда нависла тёмная мгла… скакнул волком до Немиги с Дудуток… Всеслав-князь людей судил, князьям города раздавал, а сам ночью волком рыскал; из Киева добежал до [пения] петухов до Тмутаракани; великому Хорсу волком путь перебегал.»^{[34]:89[комм. 4][34]:85}. Образ волка, наряду с образами других животных, приписывается в поэме также певцу Бояну^[17]:328 и самому князю Игорю Святославичу^[29]:108 (1151—1201). В сербской (Иловицкой)^[en] и русской Кормчих книгах 1262 и 1282 годов соответственно упоминаются волкодлаки (первое упоминание слова), гонящие облака и поедающие луну и солнце.^{[1]:419[7]:408[37]:78} В русских былинах в волка превращается Волх Всеславьевич (Вольга Святославич)^{[8]:221—222[19]:643[38][39][комм. 5]}: «Ко другой-та мудрости учился он, Волх, обвертываться серым волком», «Похотелося Вольги много мудрости… серым волком рыскать да по чистыим полям»^{[комм. 6][39]}. В сербском эпосе в волка превращается герой Змей Огненный Волк^[2][18] (прототип — деспот Вук Бранкович, ум. 1485^[8]:225). Всё это, по мнению Вяч. Вс. Иванова и В. Н. Топорова, может свидетельствовать о существовании общеславянского мифологического героя-волка^[2].

В XV—XVIII веках верования в волколаков на польских землях не раз упоминались в местных и иностранных исторических хрониках и демонологических работах.^{[5]:201—202[12]:149[28]:52-56[40]:183—184[41]:150[42]} Польские авторы в своих трудах, в рамках господствовавших в Европе представлений, отрицали возможность реального превращения, указывая на его мнимый, созданный дьявольским обманом характер.^{[28]:52-56[40]:183—184} Одним из наиболее ранних зафиксированных случаев является сообщение о поимке в лесу мазурского крестьянина с обильной растительностью на теле, многочисленными шрамами, якобы от собачьих клыков, и подозрительным поведением, которого обвинили в нападении на скот соседей в волчьем виде, который он постепенно приобретал ко дню Иоанна Крестителя и к Рождеству Христову, его заперли в подвале замка прусского герцога Альбрехта (1490—1568), но ожидавшееся превращение в волка так и не произошло^{[5]:201—202[12]:148—149[22]:57—59}; в дальнейшем его, по-видимому, сожгли заживо^[22]:59. В XVII—XVIII веках превращение в волчиц выступало в качестве одного из обвинений в ходе польских судов над «ведьмами».^[12]:149

Большинство мифологических рассказов и поверий о волколаках, как и о других персонажах славянской низшей мифологии, записаны в XIX—XX веках. В XX веке традиционные представления об оборотничестве угасают^{[16]:238, 250[43]}, что связано, возможно, не только с общим упадком традиционных верований, но и с уменьшением численности волков^{[16]:250—253}, хотя в некоторых регионах рассказы о превращениях в волков всё ещё сохраняют некоторую популярность.^[43] В современных городских демонологических представлениях славянские взгляды на волколаков вытесняются образом вервольфов (ликантропов) из западной популярной культуры^[en]*.^{[44][45]:238, 245}

Этимология

Слово «волкодлак» общеславянское:

Отсюда же название волка-оборотня у литовцев — лит. vilkólakis^{[63][70]:71[84]} / vilkakis^[85]; заимствованные из болгарского^[70]:75 названия вампиров у балканских неславянских народов^{[37]:75[63][70]:75[86]} — греч. βρυκόλακες^[70]:75, арум. vurcolacu, далм. valtudluk^[87], рагуз.далм. vukolak^[87], транс.рум. vacodlac^[87], алб. vurkollák / vurvollák^{[14]:51[70]:75[77][86]}, тур. vurkolak^[15]:241[31]; заимствованное название пожирающего луну и солнце существа у румын^[ro] — рум. vârcolác^[63][70]:75; и их диалектные варианты^[70]:75. Неологизм вурдала́к, введённый в русский язык А. С. Пушкиным (стихотворение «Вурдалак» из цикла «Песни западных славян», 1835) и А. К. Толстым (готический рассказ «Семья вурдалака», 1839) и используемый преимущественно по отношению к упырям и вампирам, является совмещением и искажением нескольких балканских форм.^{[15][48][70]:76}

Первая часть названия происходит от слова волк (праслав. *v^ьl̥kъ)^{[48][53][54][81]:216} и изменялась соответственно ему в конкретных языках.

Вторая часть, согласно классической гипотезе^{[1]:418[11]:46}, соответствует церк.-слав. длака, сербохорв. дла̏ка, словен. dláka, то есть «волосы», «шкура», «шерсть»^{[1]:418[2][48][53][54]}, «конский или коровий волос»^[88], отсюда же русское кудла^[89], праславянская лексема в этом случае реконструируется, как *dolka? или *-dolkъ^[54][90]. Согласно принимаемой ныне большинством исследователей другой версии^[52], второй элемент, возможно, происходит от балто-славянского *dlak(i)as — «медведь»^[91], ср. прусск. *tlokis / clockis (*klokis), лит. lokỹs, латыш. lâcis^{[2][52][65][92]:360—361}, латг. lōcś^[52][72]:69; что родственно греч. ἂρκτος, хетт. ḫartagga- (ср. LU ḫartagga — «человек-медведь», «медвежий человек»^[72]:73) , др.-исл. art и др. В данном контексте предлагается праславянская реконструкция второй части, как *dlaka — «медведь», а позиция лингвистов, считающих такую реконструкцию ошибочной — недостаточно обоснованной.^[72]:71 В этой связи отмечается, что термин «волкодлак» может быть одного происхождения с лит. vilktakis^[70]:71 и тождествен по смыслу именам: др.-исл. Ulf-biorn^[2][52], Biǫrn-olfr^[52], др.-в.-нем. Wulf-bero^[2][52], Bero-ulf, вестгот. Ber-ulfus^{[52][72]:73—74}. Совмещение способностей превращаться в волка и медведя описано в древнерусской книге «Чаровник»^[2] и в поверьях Закарпатья^[1]:418. «Волкодлак» могло означать также «мужчина с чертами медведя или волка».^[70]:73 Ныне обе версии совмещаются и считается, что второй компонент изначально был древним индоевропейским названием медведя, но в дальнейшем, в связи с табуированием названия этого зверя, сохранился только в качестве обозначения шкуры^[52][70]:71 (или наоборот^[70]:72). М. М. Валенцова, впрочем, сомневается в этой версии, так как оборотничество в волков и медведей в дошедших до нас верованиях совмещалось очень редко.^[52]

Альтернативные толкования: «волк с конским, коровьим волосом, шкурой»^[13], «волчье кодло, род»^[29]:27[93], отождествление со вторым компонентом фракийских сложных антропонимов -ταλκης^{[92]:360—361}. Предположение, что звук д во второй части появился в южнославянских языках вторично, вследствие приравнивания её к длаке-шкуре, а в западно- и восточнославянских языках этот звук появляется только в книжных формах^{[34]:90—91[63][70]:71—74}, позволяет ряду лингвистов толковать вторую часть или как суффиксы -ol-ъ и -ak-ъ^[34]:91[65], или как *lakъ — «одежда», «кожа» (с праславянской исходной формой *vьlkolakъ)^[34]:90[63], или как *likъ — «лик», «лицо», «внешний вид» (с исходной формой *vьlkolikъ — «имеющий волчий вид, внешность обличие»)^[34]:91, или как *lakati — «подстерегать», или как *lačiti — «медлить», «следить, идя следом»^[94].

Украинские карпатские варианты вовколаб, вовкурад и вовкораб^[37]:73 очевидно являются эвфемистичными (в связи с опасением упоминать имена злых сил) контаминациями^{[34]:92[37]:75[54]} слова «вовкулак» со словами «лаба» (лапа)^[34]:92, «рад» (радующийся, любящий)^{[37]:75—76[54]} и «раб»^[34]:92, соответственно. Юго-западноукраинское слово вовкун прозрачно образовано при помощи суффикса -ун.^[37]:76 Смоленское вукула образовано из «волколака» под влиянием имени Вукол.^[34]:92 Вторая часть лужицкого wjelkoraz, возможно, происходит от слова образ^[63], либо — производное от *raziti (ср. в.-луж. zarazyć — «убить»)^[62][95]. В хорватском диалектном (vu)kozlȁk, zlȁka это местное dlaka.^[78]:1064

Также волкодлака в славянском языке, согласно Вяч. Вс. Иванову и В. Н. Топорову, называли словом, произошедшим от глагола vedati, «знать»: укр. вiщун, «волк-оборотень», др.-чеш. vedi, «волчицы-оборотни», словен. vedоmci, vedunci, vedarci, «волки-оборотни». На древность этого слова указывают родственные названия волка: др.-исл. vitnir, хетт. uetna.^[2][19]:644 То есть во главе угла ставилось ведовство как причина превращения.^[19]:644

Истоки образа

Волк — один из центральных, наиболее мифологизированных^[64], опасных и почитаемых диких животных в славянской народной традиции.^{[11]:45—47[12]:148[32]:289[96]:287} Вероятно, у славян некогда существовал его культ.^{[11]:45—47[17][23][97]} Среди основных характеристик образа волка: жизнь в дикой природе, хищничество, связь с кровью, хтоничность, связь с темнотой, связь с умершими, его брачная, мужская и эротическая символика, связь с нечистой силой (волк может отождествляться с ней, страдать от неё или, наоборот, быть для неё опасным) и некоторые демонические свойства, наличие у волков «хозяина», период разгула волков зимой, совпадающий с периодом активизации нечистой силы, посредническая функция волка между людьми и богом и людьми и нечистью, определение волка как «чужого», связь с пересечением границы и переломными моментами, наибольшая близость образа к образам, с одной стороны, медведя, а с другой — собаки; использование частей тела и имени волка как магических средств «для приобретения отпугивающих свойств, агрессивности, жизненной силы и здоровья». В той или иной степени все эти воззрения были перенесены и на образ волколака.^{[16]:238—239[32]:289-290[40]:147, 151[64][74]:56—57[98]}

Распространено мнение, что представление о волколачестве, как и в целом об оборотничестве, восходят к тотемизму^{[19]:644[23][24]:23[32]:290[52]:46[99]}, при котором осуществлялись обряды переодевания в шкуры тотемных животных^[99]. У славян был распространён обычай наряжаться в волчьи маски и костюмы на новогодние праздники, на Масленицу и по некоторым другим поводам^{[8]:219[25][27][74]:205[100][101]}, что может рассматриваться как имитация оборотничества^[19]:652[98]. В ходе разрушения языческих верований и укрепления христианства отношение к волкам изменилось с нейтрального на отрицательное^[29]:162-163, также и оборотничество, рассматривавшееся некогда как знак «приобщения индивида к божественному либо священному животному»^[19]:670, стало рассматриваться негативно^{[29]:162-164[74]:205} и считаться «знаком-символом нечистой силы или её атрибутов»^[19]:670. Соответственно, предполагается, что раньше возникли представления о добровольном превращении в волков, тогда как другие типы оборотничества появились под воздействием христианства.^{[5]:203[29]:162-177} Опираясь на то, что, за исключением превращений целых свадеб, рассказы о волчьем оборотничестве женщин у славян весьма редки^{[29]:171[37]:74[45]:238[93]}, выводят, что представления о волколаках являются фольклоризацией сопровождавшихся употреблением изменяющих сознание веществ архаичным обрядам юношеской инициации, которые у древних славян якобы сопровождались ритуальным перерождением в волков^{[8][19]:679[40][74]:55[102]}, и последующим «волчьим» союзам молодых воинов, которые обособлялись от социума, жили в лесу и занимались разбоем^{[8]:221—223[17][29][40][102][103]}; отголоски этих явлений видят, например, в польских и украинских обрядах инициации в мужские общины XIX века^{[8]:219—220, 223[40]:147—148} и в украинских представлениях о запорожских казаках и благородных разбойниках начала XIX века^[29]:180. Волколачество могло также служить метафорой для военных походов, в которые отправлялись молодые воины-«волки».^{[6]:231[104]:67} Предполагается также, что представления о волколачестве могут быть следом поклонения индоевропейцев богу-волку — богу воинов^[17][104], мира мёртвых и плодородия^[104]. Представления о превращении свадьбы в волков связываются одними исследователями также с тотемизмом, так как свадебные группы некогда означали родовые группы.^[99] В восточнославянском народном творчестве волками могли называть практически всех участников свадьбы.^[19]:681 Другие исследователи связывают эти представления с древней формой брака, так называемым умыканием — похищением невесты.^{[2][8]:223—224[13]}

Впрочем, есть и скептические мнения относительно этих теорий, отрицающие связь древних обычаев и верований с позднейшими представлениями, которые вполне могли возникнуть и самостоятельно.^{[28][96]:272—279, 287[101][105][106]:292} Например, указывается на возможную связь народных взглядов на оборотничество с христианскими литературными источниками: пересказывавшими античные сообщения^{[28][106]:292, 297} нравоучительными повествованиями^[106]:292, демонологическими работами^[28], апокрифическими сказаниями^[106]:292, отголосками немецких и французских судов над «оборотнями»^[28].

Образ волколака служил демонической персонификацией негативных, тревожных, нарушающих гармонию явлений общественной жизни.^[16]:239 Исследователи объясняли бытование мифов о волколаках психическими расстройствами, приводящими к звероподобному поведению (т. н. клиническая ликантропия и др.)^{[12]:149-150[42][96]:287[107]:511}, рождением детей с атавистическими признаками (волчьей пастью, хвостом^[24]:23, густым оволосением лица^[5]:202) и просто «диким» внешним видом^{[12]:148, 150} и т. п. Слухи об оборотнях могли сознательно распускать люди, воровавшие скот^[107]:511, и бродяги, ходившие по деревням, рассказывая душещипательные истории о том, что они ищут родственников, превращённых в волков, или о том, как они сами долго были волками, и получая подаяние от растроганных селян^{[16]:245—246[40]:144[67][108]:70[109]}. За историями нахождения человеческого тела под волчьей шкурой или превращения волка после гибели в человека могли стоять случаи намеренного или случайного убийства людей охотниками, пытавшихся таким образом избежать наказания.^[12]:151 Представления о страдающих заколдованных волколаках могли возникнуть и в результате наблюдения старых дряхлых волков, которые больше не могли охотиться.^[4]:72 За историями о нетипичном поведении волков могли также стоять случаи бешенства.^{[12]:154[96]:287} Н. А. Криничная отмечает, что, хотя во многих бывальщинах названы имена конкретных, ещё живых людей, как правило из соседнего поселения, но, когда приходишь к ним с расспросами, они как правило подтверждают историю, но утверждают, что она случилась не с ними, а с другими, опять-таки конкретными людьми из другой деревни.^{[19]:680—681} Б. Барановский^[pl] указывал, что чем дальше от места действия была записана история о «волколаках», тем больше в ней появлялось небывалых подробностей.^[12]:154

Способы превращения

По природе превращений мифологических волколаков можно разделить на три основные группы: превращающиеся сознательно при помощи колдовства, превращённые против своей воли чужими чарами, и превращающиеся самопроизвольно время от времени.^{[5]:203[12]:149[41]:148[83]:196[99][106]:293[110]:478—479[111][112]} В зависимости от природы превращения, различаются и способы.^[110]:479 Большинство из них символизирует приобщение к иному, звериному, хтоническому, миру, пересечение границы между мирами.^{[1]:418—419[19]:693[110]:479—480, 523[113]}

Способность колдуна или ведьмы превращаться в волка является частным случаем их способности к оборотничеству. В восточнославянской и польской традициях это центральный мотив представлений о волколаках.^[110]:485 Народ описывал несколько способов добровольного превращения человека в волка: нужно прочитать тайное заклятие^{[6]:229[38][51]:254} и затем выполнить то или иное действие. Часто указывали, что нужно перекувырнуться, перепрыгнуть или перешагнуть^[110]:480 (один раз или трижды, по разным источникам) через или воткнутые в землю остриём вверх (что символизирует смертельную опасность), в пень, в порог или стол несколько (1, 2, 3, 5, 7, 9, 12 или т. п.) ножей или колов^{[38][51]:257, 485[115][4]:71[7]:409[19]:693} (пять ножей могли символизировать конечности и хвост волка^{[4]:71[51]:257}), или через воткнутый топор^{[13][19]:693[106]:294}, или через коромысло (Вологодская губерния)^[13], ухват^[106]:295, забор^{[1]:419[110]:523}, перекрёсток^{[1]:419[116]:134—135}, неперекрещённый при рубке осиновый пень — либо ухватившись за него зубами, либо положив на него гребень или щепку^{[1]:419[108]:264}, через нагнутую берёзу (Гомельская область)^[110]:523, через колоду^[1]:419 или болотную руду (белорусы)^[117], ров^[1]:419, ручей (белорусы)^[40]:146, кротовину (словенцы)^[83], или обруч. Среди других способов: набросить на себя кольцо из мочала^[3], перебросить через себя корзину (Смоленская губерния)^[13], пролезть через хомут (украинцы)^{[1]:419[19]:692[57]} или через старое колесо без осей (белорусы)^[118]:40, перешагнуть через лежащий под порогом или под доро́гой пояс ведьмы (Волынская область)^[1]:419, воткнуть заговорённый топор в пень^[19]:694, раздеться донага или (у украинцев) переодеться в ветхую одежду^[1]:419, обежать вокруг семи деревьев по семь раз (поляки)^[12]:150, надеть одну из девяти шкур^[de], которые, якобы, сбрасывал волк (кашубы)^{[1]:418—419}, перейти в полдень межу между земельными участками (лужичане)^[119]:471, изваляться в навозе (словенцы)^[83]:196, натереться соком ивановской травы (белорусы)^[118]:41. В тех случаях, когда предполагается повторяющееся несколько раз действие, превращение могло происходить постепенно.^{[12]:150[110]:480, 544} Считалось, что для обратного превращения нужно было совершить те же действия, что и при превращении, но наоборот: перекувырнуться через называвшиеся объекты, перешагнуть через пояс, вынуть топор из пня^{[1]:419[19]:701—702[110]:523} Однако, если этот предмет будет кем-то украден, в то время как волколак находится в виде волка, то он останется им навсегда.^{[19]:702[89][110]:480} Кроме того, у неопытного человека, обернувшегося в подражание колдуну, могло не получиться обратное превращение.^{[6]:230[19]:702[110]:483} По отдельным польским представлениям, если ведьма будет убита в образе волчицы, то её труп превратится в человеческий.^[110]:544

Повсеместно считалось, что колдун или ведьма могут превратить человека в волколака (укр. зро́блений^[106]:293 — «сделанный» волколак), в основном из мести, против его воли.^{[110]:490[111][119]:469} Он мог прочитать заклятие^[106]:294 и или наслать на него ворожбу по ветру^[1]:419[13] (Черниговская область), или вылить под ноги отвар из липового лыка (Волынская область)^[1]:419, или накинуть на жертву волчью шкуру^{[106]:294[110]:518}, или опоясать поясом, шнурком, верёвкой либо лентой (пояс здесь и медиатор между своим и «иным» миром, и узы, связывающие жертву)^{[110]:51—7518}, или накинуть на шею ярмо (у украинцев)^[106]:296, или трижды ударив о порог топором, чтобы превратить того, кто пройдёт через дверь^[108]:264, или дать заклятую пищу либо зелье (например, отвар из кручёного лыка — у поляков, вино — у уральских казаков), при этом часто превращаются не те, кто задумано^[110]:515, или плюнуть в глаза (у украинцев)^[106]:295, или вынудить колдовством или хитростью пролезть через хомут^{[110]:516—517}, или связать вершины двух растущих над дорогой рябин и зарезать на них трёх непоющих от старости петухов, так чтобы кровь капала с рябин на проезжающих под ними людей (Витебская губерния)^{[51]:254[110]:514}, или ударить палкой по лицу^[110]:524. Среди сюжетов о насильственном превращении в волка были: отвергнутая женщина превращает мужчину, тёща — нелюбимого зятя, жена — мужа, мачеха — пасынка^{[1]:418[13][98]:460[110]:490}, невестка — деверя^[12]:153, колдун превращает своего сына в качестве наказания^[7]:412, дети колдуна превращаются, нечаянно выпив волшебное зелье, предназначенное их отцом для кого-то (Смоленская губерния)^{[13][19]:695[110]:515}. Обычно считалось, что колдун может превратить в волка только на определённый срок (1, 3, 6, 7, 9, 12, 25 дней, недель, месяцев, лет), но обычно не навсегда.^{[1]:419[5]:204[13][19]:675[108]:67[110]:535} Впрочем, украинцы и словаки иногда считали, что заклятие становится необратимым, если колдун умирает^[1]:419[121], хотя в Закарпатье и Полесье, напротив, было представление, что колдун не способен умереть (или умирает трудной смертью), пока жив или не расколдован волколак^{[1]:419[110]:522}. У русских встречалось поверье, что колдун, превратившийся в волка в новолуние или на Святки, может укусить человека, посредством чего превратить его в волка на семь лет; тот мог избавиться от чар раньше, если укусит в это же время другого человека, передав образ волка ему.^[8]:217[122] Кроме того, на человека мог набросить волчью шкуру, превратив в волколака, святой Николай по чешским поверьям^[1]:418, или святой Юрий у южных славян^[1]:418[63], а в Полесье встречались истории о превращении в волколака Богом^[110]:524.

У восточных славян и поляков были широко распространены представления, что колдун или ведьма могут превратить в волколаков целую свадьбу^{[5]:204[12]:152[19]:680[110]:496[119]:467} (это частный случай более общего мотива о колдуне или ведьме, портящих свадьбу, если они против неё или если их не пригласили на торжество^{[106]:293[110]:496}). Для этого им нужно было прочитать заклинание и или опоясать всех гостей заговорёнными поясами^{[1]:419[107]:506[110]:518}, или положить такой пояс (иногда указывается, что скрученный из мочала^[3]) под порог, через который перешагивают все гости^[110]:518, или закопать на перекрёстке, по которому проедет свадебный поезд^[19]:671, или вырыть на этом перекрёстке небольшую канавку^[123], или бросить клубок под копыта лошадей (Новгородская губерния)^[119]:470, или перебежать дорогу свадебному поезду в облике волка (Волынская область)^[1]:419, у белорусов также — или перекинуть через поезжан горошину из стручка, в котором было столько же горошин, как участников поезда, или перетянуть через дорогу нитку^[108]:67. Превращённые обычно сразу убегали в лес.^{[19]:644[110]:481} Таких волколаков можно было распознать по надетой на них праздничной одежде^[13], или хотя бы по повязанным на гостях белым и красным рушникам^[7]:411, или по рушникам, превратившимся в белые полосы на шкуре^{[106]:296[110]:497}, по лентам на невесте, по букетику цветов у жениха^[7]:411, по бегающим вместе заколдованным жениху и невесте^{[1]:418[51]:254}. В Гродненской, Харьковской губерниях и на Урале считали, что, чтобы предотвратить превращение свадьбы в волколаков, старший дружка должен знать специальные отговоры, которыми он бы мог ответить на заговоры ведьмы.^{[1]:419[13][40]:143—144[107]:507—508} В Архангельской губернии считали, что свадебный поезд не должен отправляться без так называемого отпуска («напутствия») колдуна.^[13]

Перечислены многочисленные способы того, как можно было избавиться от заклятия раньше срока его истечения. Большая группа способов обратного превращения связана с соприкосновением с чем-то, относящимся к человеческому миру.^[110]:480 При этом помочь принять обратно человеческий вид волколаку могли другие люди: нужно было или перекинуть через него пояс, собственную разорванную одежду, грабли (Витебская губерния)^[108]:69 или вилы (у белорусов)^{[1]:419[108]:69[110]:532}; или натянуть через дорогу нитку и пропустить под ней волколака, а потом разорвать её (Витебская губерния)^[108]:69; или воткнуть нож в тесто в квашне^{[51]:255[110]:523}; или дать ему съесть хлеба (у украинцев^{[1]:419[40]:155} и словенцев^{[14]:214[83]:197[116]:136—137}) либо кусок свадебного каравая (у белорусов)^[108]:69; или назвать его по имени^{[1]:419[41]:149[110]:530} (зов по имени устанавливает магический контакт с человеком и возвращает его из «иного» мира; если имя не известно, то можно попробовать поперечислять имена^[110]:530); или надеть на волколака снятую с себя одежду (Архангельская губерния^[13][19]:701, Полесье^[110]:530; это своего рода обратное действие накидыванию шкуры^[110]:530) или пояс, на который предварительно навязать узлы, и при навязывании каждый раз говорить: «Господи помилуй»^{[19]:701[110]:530}; или разорвать свою одежду и кинуть ему вслед^[110]:529; заколдованным членам свадьбы нужно сыграть на скрипке свадебную песню (у белорусов)^{[108]:68—69}. В отдельную подгруппу можно выделить контакт волколака с чем-то христианским: или совершить над ним христианский обряд — перекрестить, помолиться, привести в церковь, отслужить над ним молебен, повенчать; или накрыть его поясом либо облачением священника^{[110]:532—533}; или накинуть на него скатерть, на которой освящали пасхальную еду^[124]; или дать ему благословлённую еду (Новгородская область^[13], Словения^{[116]:137—138}); или волколак должен услышать звон пасхальных колоколов^[110]:532; или его мог расколдовать святой Николай (у поляков)^{[12]:155[40]:144}. Есть также украинское описание более сложного обряда: нужно постелить рушник, перед ним воткнуть нож, поставить на рушник икону и положить хлеб, зажечь свечу и сказать: «Просим вас до хлеба-соли и до святой иконы. Отверни тебя Господи и очисти тебе тело святыми молитвами».^[106]:296 Быличка из Псковской области рассказывает о том, как волколаков расколдовали, приманив звуками волшебной дудочки и обкурив куском савана попадьи-колдуньи.^[13] Другая группа способов предлагает попробовать снять с волколака волчью шкуру: или вытряхнуть его из неё (у украинцев)^{[19]:700[57][107]:509}; или привязать волколаков хвостами и испугать, чтобы они побежали в разные стороны, оставив связанные шкуры^[19]:700; или разорвать снятую волколаком на время шкуру (у словенцев)^[83]:197. Сюда же примыкают истории о превращении волколака в человека, если его ударить^[110]:524 или вилами между глаз (Волынская область)^{[1]:419[40]:155} (так как превращение, в том числе и обратное, — это своеобразная смерть^[19]:699), или палкой по пасти (Смоленская губерния)^[13], по голове либо по спине; иногда это происходит случайно, например люди бьют волколака, чтобы отогнать, или его кусают собаки^[110]:524 либо волки^[108]:69, или его задевает рогом вол, или он цепляется за колышек в заборе либо за дерево^[110]:524. Отдельно стоят такие способы как: или искупаться в проточной воде; или пробежать между ногами того, кто пустил волком (у украинцев)^{[6]:230[110]:523}; или кинуть в волколака навозом (Брестская область; навоз как источник плодородия широко использовался для отгона нечистой силы)^[110]:531; или расколдовать его при помощи заговора^[110]:533; или разрезать заговорённый пояс^[110]:529, также заклятье спадёт, если он сам протрётся и лопнет^{[18][19]:701[110]:528—529}; или забить два осиновых клина в углах избы (у белорусов)^[40]:144. Вообще, главной трудностью в помощи волколаку принять прежний вид считалось именно узнать его среди других волков.^[13] Однако белорусы считали, что если волколаку помогает принять прежний облик женщина, то она рискует в это время сама превратиться в волколака.^[108]:70 В ряде историй заклятие снимает тот, кто его наслал, либо сам совершая магическое действие, либо указывая, что нужно сделать; есть даже представления о том, что это может сделать только он.^{[51]:255[110]:521} Впрочем, в некоторых местах считали, что заклятье невозможно снять до истечения срока.^[110]:519 Характерным мотивом является, что при обратном превращении на волколаке лопается волчья шкура или заколдовавший его пояс.^[1]:419

Обереги от превращения в волколака были практически не известны.^{[1]:419[106]:293} Украинцы считали, что колдун не сможет превратить человека в волколака, если скрыть от него его настоящее имя.^{[1]:419[19]:698} В Киевской губернии для защиты от превращений молились святому Вуколе (Вакуле).^[1]:419 Украинцы также считали, что тот, кто уже был когда-то волколаком, больше им стать не может.^[8]:217[57]

Помимо этого, встречались поверья, что у некоторых людей есть врождённые (укр. роди́мий^[106]:293 — «врождённый, прирождённый, природный» волколак) или приобретённые своими действиями способности к периодическому оборотничеству.^[111] Данный тип превращения распространён в поверьях поляков, на Балканах, в Украинских Карпатах и в меньшей степени в Полесье^{[110]:479, 512} (в русской^[110]:510 и белорусской^[4]:72 традициях он встречается очень редко). Волколаками могли стать дети, родители которых нарушали определённые запреты^[110]:512: так, волколачество угрожало детям женщины, увидевшей во время беременности волка, особенно после захода луны (у украинцев и словенцев)^{[37]:78[57][83]:197}, или съевшей мясо убитой волком скотины (у украинцев)^[37]:78[57]; тем, чьи родители работали в праздник^{[7]:412[98]:460}; детям, зачатым или в запрещённый для половых отношений день (в церковный праздник либо в пост)^[110]:509, например, под Пасху (Волынская область, Бойковщина)^{[1]:418[10]:136[57][125]} либо в воскресенье^[98]:460, или в полночь^[10]:136, или просто в «злую» минуту^[7]:412. В данном типе поверий проявляется мотив искупления, которое несёт последующее поколение за грехи предыдущего.^{[110]:510, 512} Рождение в определённый период также обрекало на превращения в волка: например, во время Святок (центр Северной Болгарии^[bg])^[20]:155 или под определённой планетой (на Покутье)^{[37]:78[40]:151—151[98]:460}. Волколаками могли стать дети женщины, забеременевшей от волка (Житомирская область^[110]:513, Бойковщина^[125], Словения^[83]:197) или от упыря (Словакия)^[68], двоедушники (существа с двумя душами и иногда сердцами^[32]:291; Польша^[12]:151 и Украинские Карпаты^{[1]:418[32]:291[126]}), проклятые родителями дети^{[1]:418[13][83]:196[98]:460}, те, чьи крёстные во время крещения думали о волколаках^[40]:146, а также седьмой ребёнок^[en] одного и того же пола подряд в одной семье^{[10]:136[40]:146}. Украинцы^{[6]:231[37]:78} и словенцы^{[83][116]:136} считали, что волколаки рождаются ногами вперёд, украинцы также — что с зубами^{[6]:231[37]:78}, а словенцы — что «в сорочке»^[83]:196. Впрочем, словенцы считали, что такой ребёнок может избежать судьбы волкодлака, если его соответственно правильно перевернуть при рождении или пришить кусок его «сорочки» к его плечу.^[83]:197 Также в волколака могли превратиться после смерти^{[5]:203[83]:196} некрещёные или неправильно окрещённые младенцы^{[12]:151[18][19]:678[110]:512}, самоубийцы^[18], совершившие какой-нибудь особый грех (например, в хронике бенедиктинского монастыря^[pl] в Познани за 1609 год один купец-лютеранин сравнил пение монахинь этого монастыря с волчьим воем)^{[12]:153[40]:149, 152[127]} и преступники (Гомельская область^[1]:418, Польша^{[12]:152[40]:152}) и колдуны с ведьмами^{[18][19]:682[68]}. Чешский источник сохранил^[128] легенду о польской семье Ласких из-под Ленчицы: в проклятие за убийство святого Станислава (1030—1079) каждый год один из её членов должен был превращаться в волка и уходить на год в лес (вероятно, это переложение ирландской легенды об оборотнях из Оссори).^{[28]:53[40]:184} Под Познанью рассказывали, что для распознания волколака нужно трижды обойти подозреваемого с хлебом во рту, волколак при этом должен начать превращаться в волка.^[40]:155 В Польском Поморье считали, что регулярным превращениям может положить конец отрезание хвоста.^[40]:156

Внешний облик

При превращении руки волколака покрываются шерстью и превращаются в лапы, он встаёт на четвереньки.^[1]:418 За очень редким исключением, он больше не может говорить по-человечески, способный только выть.^{[19]:669[110]:542} Впрочем, подробности превращения указываются редко.^{[16]:239—240[19]:646}

Волколака описывали в основном как абсолютно обычного волка^{[1]:418[16]:240[29]:170}, однако, иногда указывается на определённые странности во внешности и поведении^{[1]:418[41]:149}. По некоторым представлениям у волколаков сохранялись отдельные человеческие признаки, так в Калужской губернии считали, что суставы на задних лапах у волколака повёрнуты вперёд как у человека, а не назад, как у волка^[1]:418, в Гомельской области — что у него человеческая тень^{[1]:418[110]:538}, в Смоленской губернии — человеческое отражение^{[13][110]:538}, в Полесье — человеческий запах^[110]:538, белорусы — человеческие глаза^[129], в Черкасской области — человеческие следы от задних лап^[110]:538, у лужичан есть быличка, в которой волколаки способны свистеть, засунув переднюю лапу в рот^[10]:134, в Брестской области говорили, что он способен складывать лапы на груди^[110]:538, в Закарпатье — что зубами может вырвать у охотника ружьё^[32]:291, на Русском Севере считали, что в местах, где не растёт шерсть, у волколака просвечивает одежда или торчат её лоскутки^[19]:666. Если охотники убивали волколака, то под его шкурой находили человека и/или одежду или её остатки, украшения, деньги^{[1]:418[19]:651—652[98]:461}, в одной быличке из Гродненской губернии нашли даже скрипку заколдованного музыканта^{[19]:652[40]:143[51]:257}. В Витебской губернии рассказывали, что волколак при ранении мог вскрикнуть «ах», а над его трупом могут собраться и долго выть волки.^[51]:255 Из этого, а также из мотивов накидывания на человека волчьей шкуры, чтоб превратить его в волка, и её растрескивания или разрывания при обратном представлении, можно сделать вывод, что волчья шкура мыслилась как внешняя оболочка, в которую заточён волколак, скрывающая и связывающая его человеческую сущность.^[110]:518 Во внешнем виде волколаков могли появляться и некоторые новые черты, не характерные ни для волков, ни для людей, так кашубы считали, что глаза волколака выглядят как горящие угли^[1]:418, белорусы и поляки — что у волколаков большая голова и два дополнительных глаза на затылке, помогающие им видеть во все четыре стороны^{[12]:153—154[38][41]:149[96]:287}, поляки^{[5]:203[12]:154[40]:139}, белорусы^[51]:253 и гуцулы^[37]:80 — что волколаки крупнее, сильнее и неуязвимей обычных волков (например, по некоторым представлениям, их не берут неосвящённые пули^[12]:154).

Отличительной чертой врождённых волколаков в человеческом облике считались различные зооморфные признаки^[16]:241: у поляков и южных славян — волосы, напоминающие волчью шерсть^{[2][3][5]:202}, у западных славян — сросшиеся брови (т. н. «волчий глаз» у южных славян^[92]:123) и наличие хвоста^{[5]:202[10]:135[16]:241}, у словенцев — «волчьи» зубы^{[83]:196[116]:136—137}, у поляков — злой взгляд, бледное лицо и чрезмерное оволосение лица, выступающие позвонки^[16]:241, дырочка в коже подмышкой, через которую её можно вывернуть на изнанку, то есть на сторону волчьей шкуры^{[16]:241[40]:153[98]:461}. В Закарпатье считали, что вовкун нападает на людской скот и после смерти, а гроб с его телом способны сдвинуть с места только два вола-близнеца.^[130]

Когда же заколдованный волколак вновь становится человеком, он, по разным поверьям, оказывается голым (потому что одежда истлела)^{[1]:418[110]:542}, заросшим шерстью (Смоленская губерния)^[13], с ободранными (Полесье)^{[93][110]:484} или мозолистыми (Польша)^{[5]:204—205} руками, так как ходил на четвереньках, немым (у украинцев)^[1]:418, нелюдимым, «диким»^[19]:669. В нормальное человеческое состояние он приходит, когда надевает новую одежду^[110]:543, пробует человеческую еду, когда слышит звон колокола (у украинцев)^{[1]:418[110]:532}, парится в бане (Смоленская губерния)^[13]. Встречались поверья, что у бывшего волколака навсегда остаются^[110]:543, особенно если процесс превращения прошёл с помехами^[110]:544, шерсть на различных участках тела^[110]:543 (даже под языком^[18][19]:667), волчьи лапы, хвост^{[1]:418[19]:667[110]:544}, рот, глаза или клыки^[110]:543, большие сросшиеся брови и красные глаза (Гродненская губерния)^{[11]:45[51]:256[110]:543}, искривлённые по-волчьи ладони или ступни, дикий взгляд^[110]:543. Раны, которые оборотень получал в волчьем состоянии, не исчезали и по превращении в человека.^{[16]:240[19]:690—691[40]:149} В одной украинской быличке вернувший человеческий вид волколак оказался гораздо старше, чем должен бы быть, так как в волчьем облике каждая неделя шла ему за год.^[106]:295

У поляков^{[1]:418[16]:240}, лужичан^[10]:134, словенцев^{[83]:196[116]:137—138} и в Ровненской области^[110]:494 изредка встречается представление о волколаке как о получеловеке-полуволке, у которого волчья верхняя часть тела или только голова. Согласно польской легенде, Иисус лишил этих существ двуногости в наказание за попытку съесть человека.^{[16]:240, 243[40]:140—141}

В древнерусской отреченной книге «Чаровник» говорится, что способность превращаться в волка необходима для способности превращаться в медведя.^[2][19]:645 В Закарпатье полагали, что волколак превращается один месяц в волка, а следующий — в медведя.^[1]:418 Н. А. Криничная предполагает, что такая двойственность обусловлена тем, что при родоплеменном строе род медведя мог входить во фратрию волка.^[19]:645 По южнорусским и украинским поверьям, волколаки, помимо волков, превращаются обычно в чёрных собак^{[8]:217—218[13]} и кошек^[13]. В народных верованиях собака в некоторой степени приравнивается к волку, но в такой же мере она и противопоставляется ему, например, в народных сказках облик собаки выступает парой облику волка в состязании между способными к превращению героем и его антагонистом.^[19]:651

Образ жизни

Представления о поведении волколаков разнятся.^[1]:419 В большинстве случаев считалось, что они сохраняют человеческий разум^{[1]:418[19]:667}, но встречаются рассказы, в которых бывший волколак не помнит ничего из того, что с ним происходило в волчьем облике, как будто он был без сознания^[19]:668.

Колдуны и ведьмы обычно превращались в волка ночью и возвращались к человеческому виду наутро.^{[19]:674[107]:506} Цель их превращения в волков не всегда определена рассказчиком, обычно просто говорится, что они «бегают волками»^[13], но когда она указывается, то это обычно нападение на скот, запугивание или убийство людей^{[1][13][16]:242[18]} (иногда даже спящих дома^[18]). Также «знающие» люди превращались в животных, чтобы быстрее перемещаться по местности. Мать в образе волка может не пускать сына на вечеринку.^[119]:469 У украинцев были поверья, что в волков способны превращаться запорожские казаки^{[8]:222[29]:171-172}, особенно характерники^[29]:171-172, например такая способность приписывалась Ивану Серко (ок. 1610—1680)^[6]:231[97] и другим атаманам^[29]:172.

Те, кто являются волколаками с рождения, превращаются в волков в определённое время дня, чаще по ночам^{[1]:419[7]:413[131]} и/или в определённое время года^[64]:129. У украинцев были поверья, что волколак один месяц является волком, а другой человеком^[57], или что в волка он превращается в день святого Юрия, а в человека — в день Николы Зимнего^[131], или что обратное превращение происходит на Пасху или в рождественский Сочельник^[110]:535. Поляки считали, что превращение происходит в определённые праздники: День святителя Николая (6 декабря), День святой Люсии (13 декабря), на Рождество Христово (25 декабря), в День трёх царей (6 января), в ночь Пасхи, в Праздник Тела и Крови Христовых, на Рождество Иоанна Крестителя (24 июня), в Праздник Богородицы Ягодной^[pl] (2 июля).^{[12]:150[41]:148[110]:535} В некоторых местах (Украинские Карпаты, Словакия, в меньшей степени Полесье) связывали превращения с фазами луны (полнолунием, новолунием, молодым или старым месяцем).^{[68][110]:535[121]} Обычно считалось, что такие волколаки, не контролируя своё поведение, охотятся на домашнюю скотину и людей.^[7]:413[57] Они могут нападать даже на своих близких. Так, повсеместно были распространены бывальщины о том, как муж-волколак неудачно атакует свою жену, а потом она узнаёт его по куску её платья, застрявшему у него в зубах.^{[1]:418[32]:292—293[40]:149—150[68][126]} У гурали в Словакии была записана сказка о том, как отец-волколак по очереди съедает всех своих дочерей, кроме одной, которой при помощи хитрости удаётся убежать от него, а после она выходит замуж за короля.^{[40]:141—142} Украинцы считали, что волколаки, будучи людьми, не ходят в церковь, не соблюдают обычаи и не здороваются.^[131] По украинским и словацким поверьям, они имеют половые отношения с ведьмами и у них рождаются упыри.^[1]:419[68] Также у восточных славян были представления, что волколак такого типа после смерти сам становился упырём, поэтому рот этого мертвеца зажимали монетой.^[2][8]:222

В разных местах считалось, что волки-оборотни активизируются на Святки^{[1]:419[18][68][83]:197} и в ночь на Ивана Купала^{[19]:674[68][83]:197}. Они смешиваются с остальными гуляющими и свободно заходят в любой дом. В Вологодской губернии говорили, что во время святочных игр они задают девушкам трудные вопросы, однако, что случится с неответившими, не указывается.^[18] В Смоленской губернии рассказывали, как волколаки в человеческом виде пришли на вечеринку и загрызли девушек.^[13] Также волколаки могли напасть на гадающих девушек.^[18] У поляков были представления, что волколаки могут насиловать женщин.^[8]:224 В Закарпатье рассказывали, что вовкуны по ночам ходят по селу, страшно воют, заглядывают в окна и ломятся в двери.^[32]:293 По некоторым представлениям, волколаки ели человеческое мясо и пили человеческую кровь.^{[8]:222[16]:243[40]:139} В Полесье встречалось поверье, что они раздевают человека, прежде чем съесть.^[110]:539 Польская народная этимология расшифровывала слово «wilkołak» как «волк, жаждущий (łaknący) людской крови» и производила волколаков от проклятых Иисусом любителей есть одно лишь мясо, которым в конце концов захотелось полакомиться человечиной.^{[16]:243[132]} Сохраняя человеческий разум в волчьем обличье, они способны открывать замки, руководить волчьей стаей, разрабатывать сложные планы нападения на людей.^{[16]:242[98]:461} Украинцы верили, что волколаки могут становиться причиной эпидемий.^[13] В Люблинском воеводстве думали, что волколаки раскапывают свежепохороненные трупы.^{[16]:243[40]:140}

Насильно превращённые в волков, согласно одним представлениям, страдают от страха и отчаяния, скучают по человеческой жизни и хотят снова стать людьми. Они не нападают ни на скот, ни на людей, а только на того, кто сотворил с ними это.^{[1]:419[11]:45[13][16]:245[19]:668—669} Вернуться в человеческое поселение они не могут^[110]:537, поэтому живут в берлогах, рыщут по лесам, воют по-волчьи, но сохраняют человеческую сущность^{[3][106]:294[110]:538}, человеческий разум, способность понимать человеческую речь^[110]:542, держатся поближе к поселениям и родному дому^{[10]:134[13][16]:245[19]:669} (мазуры думали, что только волколак может прийти в поселение днём^[10]:134), смотрят на человека жалобно и даже плачут, взывая о помощи^{[19]:668[38][129]}, однако попытки установить контакт с людьми обычно заканчиваются неудачно^[110]:536. Распространён мотив про волколака, обратившегося к человеку за помощью, когда занозил лапу.^{[13][110]:549[116]:135—136} Согласно другим представлениям, волколаки только убивают скотину, но не едят^[37]:79, или они вынуждены служить волкам, по их указанию нападая на скот и отдавая им добычу^{[1]:419[11]:45[110]:536}. Бытовало представление, что волколак не может есть падаль^{[13][19]:668[110]:539} и/или сырое мясо, последнее он пытается жарить на углях недавно потухших костров. Также такой волколак ест коренья, лесные ягоды, ворует еду у пастухов^{[16]:245, 247[19]:668[110]:539} и из погребов^{[13][16]:245[19]:668}, ест малосъедобные объекты, такие как упряжь, подошвы (Витебская губерния)^[108]:68 или гнилые пни (Гомельская область)^[110]:536, или только облизывает деревья или палки, за которые держались люди^[110]:539. Иногда его подкармливают люди, особенно его близкие.^[19]:668 В некоторых местах, например, на Русском Севере, считали, что, съев сырое мясо, волколак навсегда останется зверем.^{[1]:419[13][19]:668[110]:481} Но, согласно другим представлениям, волколаки хоть и с трудом, но вынуждены были привыкать к сырому мясу.^{[1]:419[19]:668} Часто считалось, что волколаки всегда одиночки^[1]:418, они не водятся с настоящими волками^{[1]:419[5]:204[19]:668}, так как те издеваются над ними^[110]:536 или могут даже напасть на них, если учуют человеческий запах^{[5]:204[13][19]:669}. В Витебской губернии считали, что волколаки умываются росой водя мордой по траве, по крестьянской привычке разгребают весной землю^{[19]:668[108]:68}, сооружают себе подушку из веток и камней, воют-молятся на восток или в сторону родного поселения^[108]:68 Есть рассказы, в которых волколак всё-таки сближается с волками, его принимают в стаю, вместе с которой он ходит на охоту^{[19]:668[93][110]:536}, иногда он даже возглавляет её^[110]:536. В Полесье считали, что волколак может сразу после превращения понимать волчью речь и общаться с волками^[110]:542, а уральские казаки считали, что он приобретает эту способность, поев сырое мясо^{[13][110]:542}. Волки могли обучать неопытного волколака жизни в лесу^[110]:529; в одной украинской легенде им приказывает делать это святой Юрий^[6]:227, который вообще у украинцев считался покровителем не только настоящих волков, но и волколаков^[29]:168. В западнополесской быличке бывший волколак помогает волчьей стае избежать готовящейся облавы.^[93] Белорусы считали, что если в волколака превратится беременная женщина, то у неё, волчицы, всё равно родится человеческий ребёнок^{[108]:69—70[110]:504—505}, но если она забеременеет уже будучи в зверином облике, то у неё рождается волколак, который, когда пройдёт срок заклятия над его матерью, также превратится в человека, отличающегося, однако, дурным характером^{[108]:69—70[110]:499}. В Брестской области считали, что рожать такая волчица приходит к людям: ложится на завалинку и просит впустить её через окно в дом, забивается под печь или под лавку.^[110]:504 Там же рассказывали о женщине, превращённой в волка, но приходившей домой нянчить своего ребёнка.^[110]:538 По южнославянским поверьям, заколдованный оборотень становится волком только на ночь, а днём он сбрасывает с себя волчью шкуру.^[3] Гуцулы верили, что колдун может управлять зачарованными им волколаками.^[37]:79 Есть редкие бывальщины, в которых волколак ведёт себя полностью как волк.^[19]:668 Но в целом можно сказать, что волколаки оказываются между человеческим и звериным мирами, не принадлежа ни тому, ни другому.^{[16]:245[19]:669[110]:481} В некоторых случаях даже возвращение человеческого вида не приносило им облегчения, ведь их родные могли уже умереть, а друзья забыть их^{[16]:245[40]:139, 154}; в ряде польских историй осознавший свою ненужность людям бывший волколак вновь становится волком^[40]:139. Могли произойти и психические изменения — появиться желание съесть своего ребёнка, слабоумие^[110]:543, нелюдимость^[110]:495, злость и недоброжелательность^[5]:205. Есть истории, в которых волколак, вернув себе человеческий вид, сумел при помощи «знающего» отомстить тому, кто с ним это сделал, превратив того самого в зверя.^[110]:547

Народ относился к волколакам по разному, в зависимости от добровольности их превращения.^{[4]:71[12]:154[16]:246—247[110]:478—479} К волколакам-колдунам отношение было негативным, их боялись, стремились защититься от них и наказать их за чародейство.^{[12]:154[16]:241[110]:479} Считалось, что волколаки боятся креста^[110]:511, а в некоторых польских местах — вил^[40]:140. В Смоленской и Воронежской губерниях для защиты от них молились святому Вуколу.^[133] Поляки и украинцы считали, что святой Николай или святой Юрий соответственно разрешает волколакам нападать только на злых, нечестных людей, грешников.^{[12]:155—156[29]:168} Чтобы волколак не напал ночью, советовали лечь спать с расстёгнутым воротом рубахи, перекрестить подушку и положить около неё какую-нибудь религиозную книгу, трижды перекрестить постель и помолиться. Женщины должны были спать в головном уборе (чепце, повойнике).^[18] На Волыни, когда в Яблочный Спас шли в церковь и слышали волчий вой, то считалось, что это воет волколак, чтобы оберечь своё хозяйство от его нападения, сыпали под ноги освящённый мак и говорили: «Пу, пу, Матерь Божья, верни человеческий облик тому, кто плачет-кричит и у тебя помощи просит».^[93] Известны случаи, когда над человеком, подозреваемым в волколачестве, учиняли расправу, а также единичные случаи судов над предполагаемыми волколаками.^{[10]:134[12][40]:150} К заколдованным волколакам отношение было сочувственным, по возможности им старались помочь вернуть человеческий вид.^{[4]:71—72[12]:154[16]:244—245[110]:479} Врождённость оборотничества также зачастую снимала в народных глазах с волколаков ответственность за совершённые действия.^[110]:479 Э. Вильчинская на основе польского материала делает вывод, что чем меньше было волков в регионе, и соответственно, чем меньше был вред от них хозяйству, тем лучше было отношение к волколакам.^{[16]:247—249}

Славяне считали волколаков виновными в затмениях. Поедающие луну и солнце и отгоняющие облака волкодлаки упоминаются в Кормчих книгах: сербской (Иловицкой) 1262 года^{[en][7]:509[78]:1041[134]:471} и русской 1282 года^{[7]:408[13][18]}: «Облакы гонештеи оть селянь влькодляци нарицаються; егда оубо погыбнеть лоуна, или сльньце, глаголють: влькодляци лоуну изѣдоше или сльньце»^{[78]:1042[134]:305}. Соответствия есть и в древнечешских источниках. Отголоски этого, возможно, сохранились в словенском («sonce jedeno»)^[2][83]:197 и русском («серый волк на небе звёзды ловит»)^[13] устойчивых выражениях. Аналогичные поверья о пожирании волколаком светил сохранялись на Балканах^{[7]:509[37]:77—78[74]:204-205[82][135]} и в Украинских Карпатах^{[7]:509[37]:76—77} и в XX веке, правда, под этим названием у южных славян и у румын фигурировало уже змееобразное существо^{[64]:124[74]:205[82][135]}, а у последних — иногда просто волк^{[64]:124[74]:205}. При поедании пораненные светила краснеют-кровоточат.^{[37]:77—78[74]:205[135]} У гуцулов была легенда, что вовкуны поедают луну, так как на ней запечатлены лики двух братьев, один из которых убил другого из-за земельного спора, и от которых и происходят вовкуны.^[37]:76—77 Словенцы считали, что затмения возникают, когда два волкодлака борются друг с другом.^[83]:197 Однако, волкодлаки поедают светила медленно, поэтому те всегда успевают восстановиться.^[37]:77—78 Впрочем, в Северо-Западной Болгарии считалось, что от луны остаётся только дырка.^[74]:204 Для того чтобы прогнать демона и дать светилам восстановиться, люди должны были создавать громкий шум.^[74]:204-205 Параллели мотиву поедания волком солнца можно найти в германской мифологии.^[78]:1043

Волколак, вампир и другие

Южнославянские поверья связывают волколака с упырём (вампиром)^{[1]:418[3][7]:508—509[11]:46}, то есть ходячим покойником, который убивает людей (в некоторых регионах — пьёт их кровь, давит спящих), или вредит им, их скоту и хозяйству^{[3][74]:203[83]:196}. Причём в Боснии и Герцеговине и Хорватии для обозначения такого персонажа названия производные от слова «волкодлак» являются доминирующими, а в Словении, восточной Боснии и восточной Герцеговине употребляются одинаково часто наряду с производными от слова «вампир» (при этом производные от «вампира» в ряде регионов обозначают дьявола).^{[14]:212—214[136]:66} Впрочем, в некоторых местах значение «волк-оборотень» для производных от «волкодлака» сохраняется.^{[14]:213—214} В основном считается, что это смешение образов вторично^{[1]:418[11]:46[14]:213[134]:305}, хотя А. А. Потебня в своё время пытался доказать изначальное совмещение образов волка, упыря и змея у славян^{[37]:78[134]:304—311}. В неславянские балканские языки слово волкодлак также было заимствовано в основном в значении вампира.^[137] Можно отметить, однако, что в современных балканских языках оно устойчиво используется для перевода западных названий волков-оборотней.^[36]

У словенцев^[sl] слово volkodlak относится к существу, которое может менять свой облик с человеческого на волчий, причём оно может описываться и как демон, и как человек со сверхъестественными способностями^{[68][83]:196[138]}, приобретёнными, например, в результате материнского проклятия или брани^{[14]:214[116]:134[138]} или зачарованный на свадьбе^[14]:214; во втором случае обратное превращение затруднено^[138]. Живут эти существа в пещерах и ямах.^[14]:214 От половых связей волкодлаков с женщинами может рождаться как нормальное с виду потомство, так и косматые, хвостатые и с волчьими зубами дети.^{[14]:214[83]:196[138]} По некоторым источникам, превращение в волка происходит по ночам и в таком виде волкодлак может нападать на людей и пожирать их.^{[116]:134—135[138]}

У болгар^[bg] слово върколак описывает как вампира, так и человека-оборотня^{[1]:418[14]:214—215}, превращающегося в волка по ночам или в определённое время года^[64]:129. Върколаками могли стать люди, которые навлекли на себя злобу и мщение колдуна или ведьмы: ночью к ним являлся злой дух с волчьей шкурой и приказывал её надеть; после этого они начинали по ночам рыскать волками, а с рассветом, сняв с себя волчью шкуру, снова принимали человеческий образ.^[3] У болгар есть легенды о превращении в върколаков на свадьбе и об обнаружении человека под шкурой убитого волка.^{[1]:418[74]:225} Но и самого вампира они могут представлять, помимо прочего, в виде волка.^{[64]:129—130} Вампиром у болгар в том числе может стать и тот, чья мать ела во время беременности мясо убитых волком животных^[64]:130 или тот, чью погребальную одежду сшили в «волчьи дни^[bg]». Кроме того, у них есть поверья, что в злого духа върколака, посещающего родной дом, может превращаться кровь убитого человека.^{[64]:130[74]:204}

В представлених македонцев «волколак» обозначает «вампира на сороковой день», «мёртвого, но живого, подобного живому человеку». Македонцы полагали, что волколак может вступать в половую связь со своей живой супругой, а также зачинать ребёнка: «од вóлколак си́н, волко́лаче (Од во́лколак си́н. М’жев со же́нава спа́л, и та поро́дила, а м’жет у́мрен, и то т’си претворило ка́ко во́лколак)». А. А. Плотникова отмечает, что искомый термин является типичным, в частности, для деревни Пештани^[mk], как центра наиболее удаленной юго-западной части македонского этнического региона, и характерен тем, что имеет свои культурные аналоги в албанском фольклоре, а также на протяжении побережья Адриатики (юг Герцеговины, Далмация), в Боснии и Хорватии.^[77]

В сербохорватском языке под словом вукодлак описывается вампир, который обычно не выглядит как волк.^{[1]:418[81][82][138]} Но в его образе представлены и некоторые основные черты волколака.^[1]:418 Так у сербов^[en] он может превращаться в волка^[82][138] (в племени^[en] Кучи считали, что на это способны все вампиры^{[20]:156[82][138]}) или в его внешнем виде присутствуют волчьи черты, например, он может быть покрыт шерстью^[64]:129[82] или у него лишь всклоченные, стоящие дыбом волосы^[3], напоминающие волчью шерсть^[2]. Встречаются былички о превращении мужа в волка и неудачном нападении в таком виде на свою жену, с последующим разоблачением ею по кускам её платья в его зубах.^{[20]:155[126]} Кроме того, вукодлаки особенно активны в то же время в зимние месяцы, когда совершали обряды, связанные с волками.^[138] В Боснии и Хорватии^[hr] фиксируется также понимание вукодлака как похожего на волка мифического существа с функциями вампира.^[14]:30 В Черногории, Боке, Герцеговине и Далмации вампира вообще называли просто вук (волк).^{[20]:156[64]:129[82][136]:66[138]}

Связь волколака с вампиром прослеживается и у западных славян. Например, словаки могли называть влколаком, помимо основного значения, несущие вред людям и скоту души ведьм или колдунов и покойников, которых вынесли из дома головой вперёд.^[68] Определённое влияние балканской традиции на образ волколака (кровожадность, поедание людей) ощущается и в некоторых местах Украинских Карпат.^[110]:538

У славян оборотничество большей частью связывается с волком, но существуют представления и о превращении людей в других животных^{[8][11]:44[19]:643—644[119]:467}, хотя и не столь подробно и красочно переданные, как предания о волколаках^[4]:72. Превращение человека в волка является основным типом оборотничества и у других индоевропейцев.^{[8]:217[19]:643} Верования в оборотней в целом играют выдающуюся роль в народных сказаниях и распространены по всему земному шару^[3][8]:217, но в разных странах, в зависимости от состава местной фауны^{[11]:45[12]:148[19]:643}, место волка занимают другие хищные звери^[3][11]:45. Много общего с мифологическими представлениями славян о волколаках обнаруживается во взглядах соседних народов, например, литовцев^{[17][110]:478}, эстонцев^{[40]:144[139]}, финнов^[110]:497 и др.

Образ колдуна в облике волка сближается с образами мифических предводителей или пастухов волков: так называемого волчьего пастыря^[fr] (у южных славян)^[83]:197, часто появлявшегося в виде белого волка лешего (у восточных славян), Георгия Победоносца и других святых, а также пастухов^{[sr][17][19]:644[40]:151[64]:130—132[94]}. Представления о волках-оборотнях близки к представлениям об оборотнях-собаках.^{[64]:157[110]} У словенцев легенды о волколаках близки историям о псоглавцах^[116]:152 и о существе ведомец (валяние в незапаханном навозе и борьба с охраняющим дом кресником, вызывание солнечных затмений)^[83]. В Полесье образ волколака сближается с образом проклятых: избегание чужой пищи, пребывание за пределами человеческого пространства, «семантика постоянного движения» при описании их состояния («бегают» и т. п.).^[110]:482 В украинских сказках^[uk] есть пример, обратный волколачеству: святой Юрий в качестве наказания превращает волка в человека и обязывает его три года работать на нищего, у которого он съел последний кусок хлеба; бывший волк становится мастерским кузнецом и даже учится перековывать старых людей на молодых.^[6]:228

Можно также отметить, что помимо основного значения волколаком могли называть мифологического предводителя волков — как в виде волка, так и в виде человека.^[110]:551 В Гомельской области под волколаком могло также пониматься некое существо, появляющееся на кладбище, не зверь и не человек, с хвостом и горящим фонарём (или одной-двумя свечами на голове); а в других случаях — некое существо с человеческими и звериными чертами.^[110]:556 В некоторых местах под словом волколак мог пониматься обычный волк или волк с некоторыми особенностями: гибрид собаки и волка, огромный волк, волк-самец или, наоборот, волчица, одинокий волк, ходящий в село волк, старый волк.^{[110]:552—553} Также это слово использовалось в качестве ругательства по отношению к нелюдимым, неразговорчивым, угрюмым, злым, жестоким или заросшим волосами людям.^{[60][110]:553}

В художественных произведениях

Волколачество описывают немало художественных произведений славянских авторов в разных жанрах. В них образ волколака приобретает новые черты, не характерные для легендарной традиции. Основными темами являются: раздвоенность формы тела и души волколака, изменения взгляда на мир, приспособление к новому образу жизни, тоска по человеческому состоянию, смешение и противостояние человеческого и звериного в одном существе, агрессивность и страх перед ней, выявляющие кровожадность обстоятельства, опасение людей-одиночек.^[45]:239 Стоит отметить, что многие современные славянские произведения об оборотнях находятся под очевидным влиянием стереотипных образов из западной популярной культуры.^[140]

Волколачеству посвящена русскоязычная повесть «Оборотень» (1829) писателя Ореста Сомова, написанная на основе украинских поверий, в которой парень-простак, подражая колдуну, превращается в волка, но его неопытность в этом деле приводит его к неприятностям^{[45]:244—245[141]}; само произведение оставалось забытым на протяжении более полутора веков, но присутствующий в нём так называемый «Заговор оборотня», в котором колдун просит месяц защитить его от волков и людей, с подачи И. П. Сахарова вплоть до начала XXI века приводился в научной литературе как народный^[105]. В рождественском рассказе по мотивам полесских преданий «Серебряный волк» (1901) Александра Куприна описывается превращение парня, некогда души компании, в угрюмого, кровожадного волколака, теряющего человеческие черты; причина перемен не описывается, известно только, что превращение произошло на войне, автор таким образом отображает её как фаталистично уничтожающую в человеке человеческое, герой становится чужим в человеческом обществе, так как принадлежит теперь миру хищников.^{[45]:240—241[142]} В рассказе «Проблема верволка в средней полосе» (1991) Виктора Пелевина главный герой делает вывод, что практически нет никакой разницы между людьми и волками: те же проблемы, те же взаимоотношения^{[45]:245[143]}; автор вновь возвращается к теме оборотничества в романе «Священная книга оборотня» (2004), в котором люди-волки символизируют людей, утративших Бога и «ставших жертвой собственных низменных инстинктов»^[144][145].

К образу волколака немало обращались белорусские писатели.^[140] Павлюк Багрим в стихотворении «Зайграй, зайграй, хлопча малы…» (1820-е) и Ольгерд Обухович в басне «Ваўкалака» (1861) говорят, что лучше быть «вольным волколаком», чем жить в неволе.^{[27][147][148]:29, 59} В стихах Янки Купалы «Люлі, люлі, мужычок!» (1907), «Забытая карчма» (1907), «Ваўкалак» (1911) и «Хохлік» (1911) образ волколака «подаётся как инфернальный, несущий с собой смерть, страх»^{[4]:72[148]:29, 59[149]}, это человек, который забыл свои корни^[150]. В рассказе «Ваўкалакі» Алеся Кожедуба образ волколака полон трагизма — заколдованный волколак лишний в мире людей.^{[148]:29, 59, 77} В повести «Цкаванне вялікага звера» Алеся Наварыча^[be] мифологема волколака использована в психологическом ракурсе — «это человек с поведением зверя»: скрываясь от властей, главный герой уходит в лес жить с волками и становится их вожаком.^{[140][148]:77—78} Также волколаки встречаются в стихотворении «Ваўкалакі» Алеся Гаруна^[148]:55, рассказе «Ноч, калі папараць цвіце» Якуба Коласа^[148]:55, рассказе «Апошні ваўкалак» Алеся Каско^{[be][148]:163}, рассказе «Нашчадкi неўраў» (2003) Алеся Бычковского^[140], произведениях Ольги Ипатовой, Владимира Орлова^[24]:23, Александра Рязанова^{[24]:23[148]:29}. Немало белорусских произведений, затрагивающих тему волколачества, посвящены полоцкому князю Всеславу^[147], например, роман «След ваўкалака» (1988) Леонида Дайнеко^{[23][24]:23[147][148]:59}. Бесчинства насильно превращённого в волкодлака селянина описаны в рассказе «Послушай как падают листья» (2003) (опубликован в сборнике «Никого над нами» (2006) под названием «Листопад») белорусской писательницы-фантаста Ольги Громыко, работающей в поджанре славянского фэнтези^[151].

В украинской литературе также создано немало образов волколаков. В драме Леси Украинки «Лесная песня» (1911) Лесовик превращает парня в волколака в наказание за то, что тот предаёт свою возлюбленную Мавку («Тепер він вовкулака дикий! Хай скавучить, нехай голосить, виє, хай прагне крові людської — не вгасить своєї муки злої!»), однако Мавка, видя его страдания, жертвуя собой, возвращает ему человеческий вид.^{[152]:295[153][154][155][156]} В историческом романе «Гетьман Кирило Розумовський» (1961) Николая Лазорского^[uk] в волка может превращаться доблестный казачий полковник Семён Неживой^[uk] (1744—?).^[157] В романе «Сповідь» (1970) Валерия Шевчука зачарованный герой вынужден пройти тяжёлый путь борьбы со своей тёмной стороной, искушением избавиться от волколачества, передав его другому, сохранить человеческое, оказавшись в зверином теле, прежде чем вновь обрести человеческий облик.^{[45]:242—243[157]} В романе «Одинокий волк» (1971) Владимира Дрозда^{[152]:295[157][158]} мотив превращения в волка используется, чтобы показать дегуманизацию современного автору общества, отчуждённость в нём людей, для которых приоритетными стали мещанские ценности^{[159][160][161]}. В историческом романе «Орда» (1992) Романа Иванычука^[152]:295 в волков под воздействием проклятья превращаются предатели; образ волколака в романе символизирует зло, которое, разрастаясь в душе человека, парализует его волю и толкает на позорные поступки^[157]. В повести «Заклятый клад» (2001) Владимира Аренева изображён волколак-двоедушник, который после смерти человеческого тела оказывается под угрозой потерять и людскую душу, полностью превратившись в волка, но благодаря своей вере в Бога, добрым поступкам и самопожертвованию он сохраняет её.^{[45]:243—244[158]} Также волколаки встречаются в произведениях Степана Александрова (рассказ в стихах «Вовкулака», 1842)^{[57]:266[162]}, Тараса Шевченка, Николая Винграновского, Василия Слапчука, Тани Малярчук^{[uk][152]:295}, Владислава Ивченко^[uk] (рассказ «Фатальна красуня та найбільший вовк у світі», 2013), Вячеслава Васильченко^[uk] (роман «Дворушники, або Євангеліє від вовкулаки», 2012), Андрея Кокотюхи (роман «Повний місяць», 2014)^[152].

В польской литературе волколаки упоминались в произведениях Берната из Люблина^[pl] («Żywot Ezopa Fryga^[pl]», 1522)^[67], Миколая Рея (фрашка «O wilkołku» из сборника «Фиглики^[d]», 1570)^[40]:182[67], Януариуса Совизралиуса (1612), Бальтызера из Калишского повята (1615), Станислава Трембецкого (1774)^[67], Францишека Дионизы Князьнина (1787)^[40]:184[67], Яна Непомука Каминского (1821)^[40]:184, Игнатия Головинского («Pisma Żegoty Kostrowca», 1848)^[28]:67-68, Каэтана Козьмяна (1858)^[67], Мацея Богуша Стенчинского^[pl] (1860)^[40]:185 и др. О волколаках писал Ян Барщевский в романе «Шляхтич Завальня» на основе белорусских народных поверий (1846)^{[24]:234[45]:241[140][148]:29, 59}: в повести «Корона змеи» герои не решаются стрелять в волков, узнав в них заколдованных людей^[163]; в повести «Волколак» главный герой превращается в волка, выпив зелье, которое ему дал музыкант, на свадьбе его любимой, выданной за более богатого человека, однако ему удаётся преодолеть в себе звериные инстинкты, добрые намерения побеждают в нём и в конце концов он обратно становится человеком^{[45]:241—242[163]}. В романе «Krzyżowcy^[pl]» (1935) Зофьи Коссак-Щуцкой крестоносцы рассказывают друг другу страшные истории о встречах в пути с волколаками.^[40]:189-190 В романе «Jedwiżka i jej zalotnicy» (1962) Марека Садзевича ужасный волколак-людоед является во снах героям, символизируя дикость и жестокость.^{[40]:188—189} Среди современных польских произведений, в которых присутствуют волки-оборотни, например, цикл о Ведьмаке (с 1980-х) и Сага о Рейневане (2002—2006) Анджея Сапковского^[164][165], рассказ «Wiedźma i wilk» (2003) Ярослава Гжендовича^[pl], рассказ «Bestie» (2007) Магды Парус^[pl], повесть «Bestia» (2007) Марека Шверчека^[pl], рассказ «Krótka ballada o przemienieniu» (2009) Павла Палинского^[pl].^[166]

Комментарии

Примечания