WikiSort.ru - Не сортированное

ПОИСК ПО САЙТУ | о проекте

Разли́чия в ре́чи москвиче́й и петербу́ржцев — совокупность исторически сложившихся определённых систематически наблюдаемых орфоэпических, лексических и интонационных расхождений речи жителей двух столичных городов России — Москвы и Санкт-Петербурга и их окрестностей. Оба варианта являются в русском языке нормативными, они понятны подавляющему большинству носителей русского языка вне зависимости от местонахождения и проживания, но отличаются в немногих частностях. Не все языковеды считают верным называть совокупности особенностей речи жителей Москвы и Санкт-Петербурга говорами. Они отмечают, что для такого однозначного выделения всё же не настолько много оснований, разница с общерусской языковой нормой в настоящее время у них невелика[1] и во многом ситуативна.


Различия речи

Орфоэпические различия

Московский и петербургский говоры характеризуются орфоэпическими (особым произношением некоторых групп слов), лексическими и небольшими интонационными отличиями. В частности, петербуржцы произносят чёткий «ч» в слове булочная и др. (а многие коренные петербуржцы старшего поколения и в словах что, конечно) вместо старомосковского «ш» — бу́ло[ш]ная, яи́[ш]ница, [ш]то, коне́[ш]но; также налицо более твёрдый «ж» в словах вожжи, дрожжи, дождь и др. вместо старомосковского («мхатовского» — см. Сценическая речь) палатализованного «ж» — во́[жьжь, дро́[жьжь, до[щ] и др. — и чёткий твёрдый «р» в словах первый, четверг, верх вместо старомосковского пе́[рь]вый, че[тьве́рьх], ве[рьхь][2].

В Москве ещё в 1960-е годы считалось хорошим тоном произносить «-кий» в прилагательных мужского рода и соответствующих фамилиях как заударное «-кой» — чу́тк[ъ]й, ленингра́дск[ъ]й, интеллиге́нтск[ъ]й, Му́соргск[ъ]й; кроме того, опускалась мягкость, причём не только в тех случаях, когда её быть действительно не должно (а ближе к югу страны есть — соси́[сь]ки), но и в некоторых остальных: застрели́л[съ] (застрелился), ошиба́л[съ] (ошибался), напью́[с] (напьюсь), поднима́йте[с], не бо́йте[с], во́се[м], се[м][3]. Сходные моменты можно отметить и в Петербурге — например, буква «щ» в речи старых коренных петербуржцев произносится как «щч»: [щч]ерба́тый, [щч]у́ка, о[щч]у[щч]е́ние[4].

Жителей Петербурга часто можно узнать и по редуцированным предударным гласным. Если москвичи в слове «сестра» произносят нечто среднее между «е» и «и», у жителей Санкт-Петербурга там слышится «и»[5]. Свой вклад в своеобразие старомосковского произношения внесли и областные говоры. В безударных слогах «е» заменялось на долгое «и»: н[и]су́, б[и]ру́, были и ещё простонародные вариации — «чоринький» (чёрненький), «суда» (сюда), «подушкими» (подушками), «шылун» (шалун) и др. Их отголоски можно услышать в речи даже старших поколений москвичей лишь при очень большом везении.

Пограничным, регионально-социальным, случаем является произношение «э». Традиционное предназначение этой буквы и соответствующего звука — использование в заимствованных словах, особенно среди недавних заимствований, ещё не вполне усвоенных русским языком. Это приводит к тому, что написание и произношение через «э» обычно выглядят более «иностранными» — и, как следствие, «статусными», столичными.

В дореволюционные времена [произношение «э»] считалось признаком образованности, хорошего воспитания, культурного лоска. «Електричество» вместо «электричество», «екзамен», «екипаж» произносили простолюдины. Это забавно отразилось в творчестве одного из поэтов того времени, [петербуржца] Игоря Северянина: в погоне за «светским тоном» своих стихов он простодушно нанизывал слова, содержащие «э» («Элегантная коляска в электрическом биеньи эластично шелестела…») или даже заменял букву «е» буквой «э» «просто для шика»: «Шоффэр, на Острова!»[6].

Уличная вывеска в Санкт-Петербурге: петербургская «ку́ра»

Во многом поэтому непременное «э» характерно для речи старопетербуржцев, а также и перенявших эту манеру москвичей: сэм/семь, крэм/крем, фанэра/фанера… Любопытно, что в своём естественном состоянии (то есть без вмешательства сословно-статусного фактора) русский язык быстро русифицирует заимствования — пионэр/пионер, брэнд/бренд, тэг/тег, хеш/хеш, — однако в некоторых случаях противостояние элитарно-столичного «э» и рядового «е», несмотря на влияние радио и телевидения, растягивается на десятилетия — рэльсы/рельсы, шинэль/шинель, музэй/музей, слэнг/сленг, энэргия/энергия, пионэр/пионер.

Перечисленные орфоэпические особенности характеризуют московский (и, соответственно, петербургский) выговор.

Лексические различия

Наиболее известные примеры лексических различий в речи жителей двух российских столиц (Москва/Санкт-Петербург) представлены в следующей таблице (для просмотра следует щёлкнуть мышью по ссылке «показать»):

История появления

Основной причиной лингвисты обычно считают особенности истории становления двух[25] столичных[26] городов России. К процессу возведения Санкт-Петербурга царём Петром было привлечено большое количество специалистов в различных областях техники, управленцев, купечества из самых разных областей России и из-за границы. Из них позже и сформировался столичный образованный[27] слой, элита.

Петропавловская крепость в Санкт-Петербурге

Мы, не вдаваясь в подробности, разделили бы жителей Петербурга на четыре разряда — на чиновников, офицеров, купцов и так называемых петербургских немцев[28]. Кто не согласится, что эти четыре разряда жителей нашей столицы суть настоящие, главнейшие представители Петербурга, с изучения которых должно начинаться ближайшее физиологическое знакомство с Петербургом?[29]

Для продвижения по карьерной лестнице в свежеотстроенной столице представители всех видных столичных прослоек были заинтересованы не только в изучении иностранных языков, но и в возможно более быстром овладении русским — грамотный русский язык был[30] (и остаётся[31]) статусной принадлежностью образованного класса.

Однако эти специалисты понимали, что не могут опираться на во многом хаотический конгломерат говоров, отголоски которых они слышали вокруг, так как на тот момент не было и не могло быть уверенности, что простолюдинами воспроизводится именно общерусская языковая норма. Например, Михаил Ломоносов писал в «Российской грамматике» (1757): «Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается…»[32]. Однако из-за разницы между читаемым и слышимым вокруг в XVIII веке сложилось парадоксальное положение: одновременно существовало сразу две нормы произношения, одна — при чтении книг, стихов и т. д., другая — свойственная разговорной речи. Ломоносов продолжал: «Сие произношение больше употребительно в обыкновенных разговорах, а в чтении книг и в предложении речей изустных к точному выговору букв склоняется».

Приходилось во многом доверять прежде всего письменным источникам, а значимый процент последних составляли бумаги канцелярского оборота, и речевым оборотам и лексикону, принятым в тех кругах, где тот или иной неофит надеялся обосноваться — что влекло неумеренные заимствования. Фёдор Достоевский обыграл эти черты в «Скверном анекдоте» (1862):

Есть два существенные и незыблемые признака, по которым вы тотчас же отличите настоящего русского от петербургского русского. Первый признак состоит в том, что все петербургские русские, все без исключения, никогда не говорят: «Петербургские ведомости», а всегда говорят: «Академические ведомости». Второй, одинаково существенный, признак состоит в том, что петербургский русский никогда не употребляет слово «завтрак», а всегда говорит: «фрыштик», особенно напирая на звук фры.

Вот строки о Санкт-Петербурге Некрасова[33]:

В употреблении там гнусный рижский квас,
С немецким языком там перемешан русский,
И над обоими господствует французский,
А речи истинно народный оборот
Там редок столько же, как честный патриот![34]

В итоге петербургская речь стала традиционно тяготеть к письменной литературно-канцелярской, а не к устной норме, формироваться на основе первой. «Мы, петербуржцы, вызвучиваем каждую букву…» — отмечает доктор филологических наук Владимир Котельников, заместитель директора Института русской литературы РАН[35]. Научный сотрудник лаборатории этимологических исследований филфака МГУ имени М. В. Ломоносова Людмила Баш пишет: «На Невском произносили слова более книжно, „буквенно“, под влиянием правописания».[36] Москва в этом смысле давала больше свободы, так как общественные прослойки в городе не были так сильно перемешаны и, в результате, сохранялась возможность выбирать круг общения и воспринимать соответствующий ему стиль речи более естественно. На это накладывался и больший консерватизм: старомосковская знать традиционно не так быстро воспринимала реформы и нововведения, предпочитая более плавную эволюцию, порой с трудом расставалась с архаизмами. Владимир Котельников отмечает: «Сравните: барское московское „пошто“ и классическое петербургское „зачем“…».

Эта петербургская традиция имела и свои негативные последствия: опора на письменные образцы в ущерб устным привела к тому, что к началу-середине XIX века в Петербурге сильно развился канцелярит. Столичный статус, обилие чиновничества не могли не сказаться на разговорном и письменном языке формировавшегося разночинного среднего класса и, в свою очередь, повлиять на обычаи культурной среды города:

На днях мы видели блистательное доказательство этого неуменья петербургских жителей правильно выражаться по-русски. В протоколе 13-го заседания Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым напечатано в пункте 8-м следующее: «Если в каждом образованном человеке значительно развито чувство благородной деликатности, запрещающей не только не напрашиваться на пособие, но и стыдливо принимать пособие добровольное, то оно должно быть ещё сильнее развито в человеке, посвятившем себя литературе или науке» (см. «СПб.» и «Москов. ведом.»). Может ли хоть один москвич допустить такое выражение, явно извращающее смысл речи? Чувство деликатности запрещает не напрашиваться! Запрещает стыдливо принимать!!! Боже мой! Да где же г. Покровский с своим памятным листком ошибок в русском языке? Где А. Д. Галахов, который так громил, бывало, Греча и Ксенофонта Полевого? Хоть бы он вразумил этих петербургских литераторов, не умеющих писать по-русски со смыслом![37]

Собор Василия Блаженного и Спасская башня Московского Кремля

Причины постепенной унификации

Синтез абсолютистско-бюрократической западной культуры с российскими традициями самодержавия, произошедший в «петербургской» России в конце XVIII — середине XIX веков, привёл её образованный столичный слой к осознанию себя главным источником и проповедником ценностей модернизации и отдельной ценностью — интеллигенцией. У значимой части интеллигентов развилось чувство собственной исключительности, снобизм и корпоративная солидарность, претензии на «высшее знание» и мессианские черты: озабоченность судьбами отечества, стремление к социальной критике при неспособности активно и системно действовать, чувство моральной сопричастности судьбам низших классов при реальной оторванности от народа, упорно не отличавшего интеллигентов от «господ»[38].

Может быть, правильнее делить русское искусство: Петербург и Москва. Это гораздо слабее чувствуют москвичи. В своей сутолоке и неразберихе, в вечных московских междуусобицах они не сознают в себе единства стиля, которое так явственно в Петербурге. Петербургские поэты как бы связаны круговой порукой

[39]

Описанные выше контрасты не могли не привести ко взаимному социальному отчуждению, «закукливанию» интеллигенции, снижению её авторитета как источника и верификатора культурных ценностей и, как следствие, серьёзному ограничению степени реального общероссийского влияния многих выработанных образованным Петербургом культурных традиций — в том числе (и прежде всего) языковых стандартов. На это наложились и неизбежные последствия бурных исторических событий XX века — революции, ликбеза, индустриализации и урбанизации, Великой Отечественной войны, послевоенного развития и ускорения технического прогресса, повышения роли и развития кинематографа, звукозаписи и современных СМИ с общесоюзным охватом аудитории. Всё это привело к новым массовым переселенческим волнам, выравниванию и общему резкому повышению экономического, образовательного и культурного уровня населения страны и, как следствие, постепенному нивелированию его диалектных и социолектных различий, в том числе и в двух столицах страны[40].

Петербургский пухто (Дания)

У освобождённого от сословных перегородок общества появились новые возможности, у людей расширился кругозор, они перестали так нуждаться в особых «проводниках», а сами стали источником и потребителем культурных ценностей — и, в частности, генератором общероссийской языковой нормы. Модернизация языка, появление и укоренение новшеств происходили стремительно[41].

Вновь ставшая столицей в 1918 году Москва переняла, наравне с остальными городами, некоторые петроградско-ленинградские особенности речи, в свою очередь, также сильно повлияв на речь ленинградцев:

Прежде, обращаясь к малышам, мы всегда говорили: дети. Теперь это слово повсюду вытеснено словом ребята. Оно звучит и в школах и в детских садах, что чрезвычайно шокирует старых людей, которые мечтают о том, чтобы дети снова назывались детьми. Прежде ребятами назывались только крестьянские дети (наравне с солдатами и парнями). «Дома одни лишь ребята». (Некрасов, III, 12) Было бы поучительно проследить тот процесс, благодаря которому в нынешней речи возобладала деревенская форма…

Конечно, я никогда не введу этих слов в свой собственный речевой обиход. Было бы противоестественно, если бы я, старый человек, в разговоре сказал, например, договора, или: тома, или: я так переживаю, или: ну, я пошел, или: пока, или: я обязательно подъеду к вам сегодня. Но почему бы мне не примириться с людьми, которые пользуются таким лексиконом? Право же, было бы очень нетрудно убедить себя в том, что слова эти не хуже других: вполне правильны и даже, пожалуй, желательны.

[42]

Современное состояние

В XXI веке в Москве уже почти не говорят читверьх и довольно редко булошная, дощь; наоборот, в Петербурге часто можно услышать што и конешно. Теперь языковые нормы во многом задаются не коренными жителями двух российских столиц, а позавчерашними, вчерашними и сегодняшними переселенцами из разных регионов бывшего СССР[40].

Петербургский «говор» перемещается в присущую каждому крупному городу область местной субкультуры, где уже во многом стал характерным явлением и даже достопримечательностью, визитной карточкой Санкт-Петербурга. Особостью поребрика или бадлона порой гордятся, а наличие или отсутствие разницы в рецептурах шаурмы и шавермы служит предметом многих горячих споров петербуржцев с гостями города. Впрочем, отдельного выговора Петербурга-Ленинграда или Москвы как таковых в чистом «классическом» виде уже нет, и замечать различия с каждым годом становится всё труднее[1]. Например, газета «АиФ Москва» сообщает:

Только 7 % москвичей в слове «высокий» не смягчили «к», только 8 % не влепили «э» оборотное в заимствованные слова вроде «шинель». А что касается некогда типично московского «дощщь», то здесь мы перещеголяли и самих жителей культурной столицы — теперь «дошть» и «под дождём» вместо «дощщь» и «под дожжём» говорят 86 % москвичей и только 74 % петербуржцев.

[43]

В 2017 году в Санкт-Петербурге установили памятник бордюру и поребрику, у него общий автор с памятником Чижику-пыжику[44].

Москва и Санкт-Петербург были[45] и остаются источниками языковой нормы[1] в текущем словоупотреблении русского языка.

Примечания

  1. 1 2 3 Ректор Санкт-Петербургского университета Людмила Вербицкая, «Давайте говорить правильно» Архивировано 28 апреля 2013 года. (1993):

    Сравнение результатов исследования речи сегодняшних ленинградцев и москвичей показало, что существенных различий между ними нет… В итоге можно утверждать, что в современном русском языке сформировалась единая произносительная норма, заимствовавшая часть черт старого московского произношения и часть черт старого петербургского.

  2. Верьх восходит ещё к Ломоносову: «Он верьх небес к тебе преклонит // И тучи страшные нагонит // Во сретенье врагам твоим» и Пушкину: «На верьх Фессальския горы // Вели вас тайные извивы…».
  3. Из-за этого, к примеру, у поэтов можно обнаружить странную на взгляд нестоличного жителя рифму «семь-совсем». Даниил Хармс (1930) писал:

    Ревекка, Валентина и Тамара
    Раз два три четыре пять шесть семь
    Совсем совсем три грации совсем.

    Рифма оказалась живучей и по-прежнему в ходу, несмотря на почти полное исчезновение сейчас в русском языке орфоэпической нормы «сем». Глюк’oza (певица) (2005):

    Или, например, дубль семь
    От тебя устала совсем
    Глючит нас с тобою вконец,
    Командир девчачьих сердец.

  4. В частности, именно так говорил академик Дмитрий Лихачёв.
  5. Виктор Мархасев, доцент школы-студии МХАТ, преподаватель сценической речи, «Российская газета» — № 3800, 21 июня 2005
  6. Лев Успенский. Слово о словах. Л.: Лениздат, 1962.
  7. Словарь «Языки русских городов»
  8. Словарь «Языки русских городов»
  9. Словарь «Языки русских городов»
  10. Словарь «Языки русских городов»
  11. ,
  12. Словарь «Языки русских городов»
  13. Словарь «Языки русских городов»
  14. «На улице Захарьевской между домами №12 и №14 полчаса назад пожарные тушили пухто».
  15. Словарь «Языки русских городов»
  16. «поребрик» в словарях русского языка — Яндекс.Словари
  17. Словарь «Языки русских городов»
  18. Словарь «Языки русских городов»
  19. Словарь «Языки русских городов»
  20. Словарь «Языки русских городов»
  21. Словарь «Языки русских городов»
  22. Питна, питнать / Городские диалекты
  23. Литейный, 4 (сериал). Различие понятий объясняет сотрудник УФСБ России по Ленинградской области
  24. Толковый словарь Даля. — 1863—1866
  25. Языковед Елена Пигрова пишет:

    В начале XVIII века начинает строиться Петербург, и вместе со зданиями новой столицы появляется петербургское произношение. Оно становится распространенным и престижным, но московский вариант не исчезает. Это и положило начало сосуществованию двух произносительных вариантов русского языка.

  26. Филолог Дмитрий Ушаков в статье «Русская орфоэпия и её задачи» (1928) замечает: «Для целей общегосударственного и литературного общения было выгодно, а для самолюбия было приятно усваивать язык стольного города…»
  27. Этому немало поспособствовали западноевропейские политические бури. Юрий Лотман пишет:

    Если в XVIII в. (до французской революции 1789 г.) претендентами на учительские места в России были, главным образом, мелкие жулики и авантюристы, актеры, парикмахеры, беглые солдаты и просто люди неопределенных занятий, то после революции за границами Франции оказались тысячи аристократов-эмигрантов…

  28. Имеется в виду старорусское значение понятия «немцы» — «немые», не способные объясниться по-русски, иностранцы.
  29. Николай Некрасов в альманахе «Физиология Петербурга» (1845)
  30. Например, Ю. М. Гончаров в работе «Городская семья второй половины XIX — начала XX вв» пишет:

    … образование или хотя бы элементарная грамотность — одни из факторов повысить свой социальный статус. Как писал современник, «но вот курганский мещанин научается читать и писать. Благополучные коммерческие обороты возводят его в звание купца, и он чувствует нужду сблизиться с обществом людей более или менее образованных, уездных чиновников и для этого следует за всеми приличиями благородного общества и прислушивается к суждению людей образованных. Таким образом, он практически мало помалу делается человеком хоть сколько-нибудь образованным». Торговцы чувствовали, что образование может улучшить социальный статус их детей.

  31. «Грамотная речь и письмо персонала влияют на имидж компании не меньше, чем многомиллионная реклама. Выход нашелся сам собой — в офис стали приглашать учителей русского и литературы».
  32. Московское произношение
  33. Пушкин, сознавая эту проблему, считал нужным извиниться перед читателем в «Евгении Онегине»:

    Но панталоны, фрак, жилет,
    Всех этих слов на русском нет;
    А вижу я, винюсь пред вами,
    Что уж и так мой бедный слог
    Пестреть гораздо б меньше мог
    Иноплеменными словами…

  34. Московское стихотворение, 1859 год.
  35. Людмила Безрукова. «И голос музы еле слышный…»; Стихами ль говорит Нева? — «Нева» 2004, № 2
  36. «Российская газета» — № 3800, 21 июня 2005
  37. Полемика в журнале «Современник»
  38. Историк и филолог Пётр Бицилли («У истоков русской общественной мысли») пишет:

    Не тот или другой помещик, крестьянину знакомый, а каждый «барин» вообще для него — его враг, причем «барином» считался всякий, не похожий на крестьянина. Когда до деревни доходили слухи о студенческих беспорядках или о чём-либо подобном, там это объяснялось так: это баре против царя бунтуют, потому что он хотел дать землю крестьянам.

  39. Георгий Адамович. Поэты в Петербурге. — «Звено», 1923, 10 сентября, № 32. — С. 2.
  40. 1 2 Лев Щерба уже в конце 1940-х годов писал:

    Так называемое «московское произношение», на которое до революции опиралась наша орфоэпия и, в частности, практика театров, было действительно живым произношением коренных московских дворянских и купеческих семейств, которому не учились, а которое всасывали, так сказать, с молоком матери… Незначительный в прошлом приток населения в Москву полностью поглощался средой, новые люди целиком усваивали себе московскую норму… Новые миллионы, которые вобрала в себя пролетарская столица со всех концов Союза, принесли с собой своё, местное произношение. Это привело к тому, что старое московское произношение исчезло, и исчезло безвозвратно, так как дети даже «коренных» москвичей, учась в общей школе, уже не говорят так, как, может быть, говорят ещё их родители.

  41. Корней Чуковский писал:

    Мы так привыкли к плакатам, к плакатной живописи, плакатным художникам, мы так часто говорим: «это слишком плакатно», или: «этому рисунку не хватает плакатности», что нам очень трудно представить себе то сравнительно недавнее время, когда плакатами назывались… паспорта для крестьян и мещан. Между тем, если вы возьмёте словарь Даля, вышедший в обновлённой редакции в 1911 году, вы не без удивления прочтёте: «Плакат, м. (нем. Plakat), паспорт (!) для людей податного сословия» (!!). Это всё, что в начале двадцатого века можно было в России сказать о плакате.

  42. Корней Чуковский. Живой как жизнь. Рассказы о русском языке. — М.: «Молодая гвардия», 1962.
  43. Константн Кудряшов. Пройдёт ли московский «доЩЩь»? — «АиФ Москва», № 12 (714), 21 марта 2007
  44. В Петербурге открыли памятник поребрику и бордюру - Город - Новости Санкт-Петербурга - Фонтанка.Ру
  45. Елена Пигрова, работающая на кафедре русской литературы Тартуского университета, пишет:

    В XIV веке Москва стала центром, вокруг которого постепенно объединялись русские земли и это способствовало распространению московского говора. К XVII веку московское произношение уже стало доминирующим, хотя наряду с ним существовали диалекты. А в начале XVIII века начинает строиться Петербург, и вместе со зданиями новой столицы появляется петербургское произношение. Оно становится распространённым и престижным, но московский вариант не исчезает. Это и положило начало сосуществованию двух произносительных вариантов русского языка.

Литература

Ссылки

Московско-петербургские словари

Тематические дискуссии

Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".

Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.

Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .




Текст в блоке "Читать" взят с сайта "Википедия" и доступен по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike; в отдельных случаях могут действовать дополнительные условия.

Другой контент может иметь иную лицензию. Перед использованием материалов сайта WikiSort.ru внимательно изучите правила лицензирования конкретных элементов наполнения сайта.

2019-2024
WikiSort.ru - проект по пересортировке и дополнению контента Википедии