Варлам Шаламов | |
---|---|
| |
Дата рождения | 5 (18) июня 1907 |
Место рождения | Вологда, Вологодская губерния, Российская империя |
Дата смерти | 17 января 1982 (74 года) |
Место смерти | Москва, СССР |
Гражданство (подданство) | |
Род деятельности | прозаик, поэт |
Жанр | поэзия |
Язык произведений | русский |
Подпись |
|
shalamov.ru | |
Варла́м Ти́хонович Шала́мов (5 [18] июня 1907[комм. 1], Вологда, Вологодская губерния, Российская империя — 17 января 1982, Москва, СССР) — русский прозаик и поэт XX века. Создатель одного из наиболее известных литературных и публицистических циклов о жизни заключённых советских исправительно-трудовых лагерей в 1930-е — 1950-е годы.
Варлам Шаламов родился 5 (18) июня 1907 года в Вологде[1] в семье священника Тихона Николаевича Шаламова, проповедника на Алеутских островах. Мать Варлама Шаламова, Надежда Александровна, была домохозяйкой. В 1914 году поступил в гимназию, но завершал среднее образование уже после революции. В 1924 году, после окончания вологодской школы 2-й ступени, приехал в Москву, работал два года дубильщиком на кожевенном заводе в Кунцеве. С 1926 по 1928 г. учился на факультете советского права МГУ, затем был исключён «за сокрытие социального происхождения» (указал, что отец — инвалид, не указав, что он священник) по нескольким доносам сокурсников[2].
В своей автобиографической повести о детстве и юности «Четвёртая Вологда» Шаламов рассказал, как складывались его убеждения, как укреплялась его жажда справедливости и решимость бороться за неё. Юношеским его идеалом становятся народовольцы — жертвенность их подвига, героизм сопротивления всей мощи самодержавного государства. Уже в детстве сказывается художественная одарённость мальчика — он страстно читает и «проигрывает» для себя все книги — от Дюма до Канта. В юности он увлекался прозой Бабеля, но впоследствии в ней разочаровался[3], написав в эссе «О моей прозе», что «Я когда-то брал карандаш и вычёркивал из рассказов Бабеля все его красоты, все эти пожары, похожие на воскресение, и смотрел, что же останется. От Бабеля оставалось немного, а от Ларисы Рейснер и совсем ничего не оставалось»[4]. Молодой Шаламов положительно отзывался о Зощенко и Грине, при этом отличался полным неприятием Толстого[3]. Своими учителями в прозе считал Андрея Белого и Алексея Ремизова[5], кроме них крайне положительно отзываясь о Фёдоре Достоевском и Борисе Савинкове. Любил повторять, что лучшее в русской поэзии — это поздний Пушкин и ранний Пастернак. Одним из любимых его литературных и исторических персонажей был протопоп Аввакум, которому он впоследствии посвятил поэму «Аввакум в Пустозерске»[6].
19 февраля 1929 года Шаламов был арестован за участие в подпольной троцкистской группе и за распространение дополнения к «Завещанию Ленина». Во внесудебном порядке[7] как «социально вредный элемент» был приговорён к трём годам исправительно-трудовых лагерей. В автобиографическом очерке «Бутырская тюрьма» и в рассказе «Лучшая похвала» писал, что, будучи арестованным, был по-настоящему счастлив, потому что считал, что продолжает великую революционную традицию эсеров и народовольцев, к которым до конца жизни испытывал большое уважение[8][9].
Срок отбывал в Вишерском лагере (Вишлаге) на Северном Урале. Познакомился там в 1931 году со своей будущей женой Галиной Игнатьевной Гудзь, которая приехала из Москвы в лагерь на свидание со своим молодым мужем, а Шаламов «отбил» её, условившись о встрече сразу после освобождения[10].
В 1932 году Шаламов возвратился в Москву, работал в ведомственных журналах, печатал статьи, очерки, фельетоны.
В 1936 году Шаламов по совету своего шурина, видного чекиста Б. И. Гудзя, и жены, написал на Лубянку отречение от прошлого троцкизма. Их сестра Александра (Ася), также знавшая о работе ЧК не понаслышке (арестовали её друзей и её саму за «недоносительство» на них в декабре 1936 года), считала это самоубийством[11]. В январе 1937 года Шаламова вновь арестовали за «контрреволюционную троцкистскую деятельность», как он считал, по доносу шурина[12], однако материалами следственного дела это не подтверждается[комм. 2]. Он был осуждён на пять лет лагерей[13]. Галина была сослана в Кагановичский район Чарджоуской области до 1946 года[14], Б. И. Гудзя во время чистки внутри НКВД исключили оттуда, а также из ВКП(б)[11].
Этот срок он провёл в Северо-восточном лагере (Севвостлаге) на Колыме. Прошёл таёжные «командировки», работал на приисках «Партизан», «Чёрное озеро», Аркагала, Джелгала, несколько раз оказывался на больничной койке из-за тяжёлых условий Колымы. Как писал Шаламов впоследствии:
С первой тюремной минуты мне было ясно, что никаких ошибок в арестах нет, что идёт планомерное истребление целой «социальной» группы — всех, кто запомнил из русской истории последних лет не то, что в ней следовало запомнить.[15]
Он не был освобождён в январе 1942 года: согласно какому-то постановлению многие заключённые должны были пребывать в лагерях до конца войны[16].
22 июня 1943 года его опять безосновательно осудили на десять лет за антисоветскую агитацию, с последующим поражением в правах на 5 лет[17], состоявшую — по словам самого Шаламова — в том, что он назвал И. А. Бунина русским классиком: «…я был осуждён в войну за заявление, что Бунин — русский классик»[18] и, согласно обвинениям Е. Б. Кривицкого и И. П. Заславского, лжесвидетелей на нескольких других процессах, в «восхвалении гитлеровского вооружения»[17][19][комм. 3].
С 1946 года, окончив восьмимесячные фельдшерские курсы, стал работать в Лагерном отделении Центральной больницы Дальстроя в посёлке Дебин на левом берегу Колымы и на лесной «командировке» лесорубов. Назначением на должность фельдшера обязан врачу А. М. Пантюхову, который лично рекомендовал Шаламова на курсы фельдшеров. После освобождения из лагеря жил в Калининской области, работал в Решетникове. Результатами репрессий стали распад семьи и подорванное здоровье (особенно, проблемы с почками и обострение болезни Меньера, полученной в детстве[21], и, вероятно, болезни Гентингтона[22]).
В 1956 году вернулся в Москву. По делу 1929 года был реабилитирован только в 2000 году.
Полтора года «пересиживания» до третьего срока так и не были никогда юридически оформлены[18].
В 1932 году Шаламов вернулся в Москву после первого тюремного срока и начал печататься в московских изданиях как журналист. Опубликовал несколько рассказов, воспоминания о Маяковском[23]. Одна из первых крупных публикаций — рассказ «Три смерти доктора Аустино» — в журнале «Октябрь» (1936).
В 1949 году на ключе Дусканья он стал записывать свои стихи.
После освобождения Шаламов вернулся к литературной деятельности. Однако с Колымы он уехать не мог. Лишь в ноябре 1953 года было получено разрешение на выезд. Шаламов приехал в Москву на два дня, встречался с Б. Л. Пастернаком, с женой и дочерью. Однако жить в крупных городах ему было нельзя, и он уехал в Калининскую область (посёлок Туркмен, ныне Клинский район Московской области), где работал мастером на торфоразработках, агентом по снабжению.
Всё это время он писал один из главных своих трудов — «Колымские рассказы». Писатель создавал «Колымские рассказы» с 1954 по 1973 год. Отдельным изданием они вышли в Лондоне в 1978 году. В СССР в основном опубликованы только в 1988—1990 годах. Сам писатель делил свои рассказы на шесть циклов: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка, или КР-2». Полностью они собраны в двухтомнике «Колымские рассказы» в 1992 году в серии «Крестный путь России» издательства «Советская Россия».
Свой первый арест, заключение в Бутырскую тюрьму и отбывание срока в Вишерском лагере Шаламов описал в цикле автобиографических рассказов и очерков начала 1970-х годов, которые объединены в антироман «Вишера»[24].
В 1962 году он писал А. И. Солженицыну:
Помните, самое главное: лагерь — отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту не надо его видеть. Но уж если ты его видел — надо сказать правду, как бы она ни была страшна. <…> Со своей стороны я давно решил, что всю оставшуюся жизнь я посвящу именно этой правде[25].
Впоследствии отзывался о Солженицыне крайне негативно, называя его «дельцом». Даже имел полноценную тетрадь, в которой он писал критику Солженицына, его общественной деятельности, а также того, как тот пишет о лагерном быте.[26][27] В неотправленном письме Солженицыну Шаламов писал: «Пастернак был жертвой холодной войны, вы её орудие». Сам Солженицын критиковал Шаламова за то, что тот «не написал ни одной по-настоящему антисоветской строчки и продолжал верить в Троцкого и в идеалы революции».
Он встречался с Пастернаком, который высоко отзывался о стихах Шаламова. Позже, после того как правительство заставило Пастернака отказаться принять Нобелевскую премию, их пути разошлись.
Завершил сборник стихов «Колымские тетради» (1937—1956).
С 1956 года Шаламов жил в Москве, сначала на Гоголевском бульваре, с конца 1950-х — в одном из писательских деревянных домов-коттеджей на Хорошёвском шоссе (дом № 10), с 1972 года — на Васильевской улице (дом 2, корпус 6). Печатался в журналах «Юность», «Знамя», «Москва», общался с Н. Я. Мандельштам, О. В. Ивинской, А. И. Солженицыным (отношения с которым в дальнейшем перешли в форму полемики[комм. 4]); частым гостем был в доме филолога В. Н. Клюевой. И в прозе, и в стихах Шаламова (сборник «Огниво», 1961, «Шелест листьев», 1964, «Дорога и судьба», 1967, и др.), выразивших тяжкий опыт сталинских лагерей, звучит и тема Москвы (стихотворный сборник «Московские облака», 1972). Занимался также стихотворными переводами[28]. В 1960-х познакомился с А. А. Галичем.
В 1973 году был принят в Союз писателей. С 1973-го и до 1979 года, когда Шаламов переехал жить в Дом инвалидов и престарелых, он вёл рабочие тетради. Разбор и публикацию записей вплоть до своей смерти в 2011 году продолжала И. П. Сиротинская, которой Шаламов передал права на все свои рукописи и сочинения[29].
23 февраля 1972 года «Литературная газета» опубликовала письмо Шаламова, в котором, в частности, говорилось, что «проблематика Колымских рассказов давно снята жизнью». Основное содержание письма — протест против публикации его рассказов эмигрантскими изданиями «Посев» и «Новый журнал». Это письмо было неоднозначно воспринято общественностью. Многие считали, что оно написано под давлением КГБ, и Шаламов потерял друзей среди бывших лагерников. Участник диссидентского движения Пётр Якир выразил в 24-м выпуске «Хроники текущих событий» «жалость в связи с обстоятельствами», заставившими Шаламова подписать это письмо[30]. Некоторые современные исследователи полагают, что появление этого письма обусловлено болезненным процессом расхождения Шаламова с литературными кругами и чувством бессилия от невозможности сделать свою главную работу доступной широкому кругу читателей в СССР.
Последние три года жизни тяжелобольной Шаламов провёл в Доме инвалидов и престарелых Литфонда (в Тушине). О том, что представлял собой дом инвалидов, можно судить по воспоминаниям Е. Захаровой, находившейся рядом с Шаламовым в последние полгода его жизни:
Такого рода заведения — это самое страшное и самое несомненное свидетельство деформации человеческого сознания, которое произошло в нашей стране в XX веке. Человек оказывается лишённым не только права на достойную жизнь, но и на достойную смерть.
Тем не менее и там Варлам Тихонович, у которого была нарушена способность правильно двигаться и внятно артикулировать свою речь, продолжал сочинять стихи. Осенью 1980 года А. А. Морозов каким-то невероятным образом сумел разобрать и записать эти последние стихи Шаламова. Они были опубликованы ещё при жизни Шаламова в парижском журнале «Вестник РХД» № 133, 1981[33].
В 1981 году французское отделение Пен-клуба наградило Шаламова премией Свободы.
15 января 1982 года Шаламова после поверхностного обследования медицинской комиссией перевели в интернат для психохроников. Во время транспортировки Шаламов простудился, заболел пневмонией и скончался 17 января 1982 года.
По мнению Сиротинской:
Определённую роль в этом переводе сыграл и тот шум, который подняла вокруг него со второй половины 1981 года группа его доброжелателей. Были среди них, конечно, и люди действительно добрые, были и хлопотавшие из корысти, из страсти к сенсации. Ведь именно из-за них у Варлама Тихоновича обнаружились две посмертные «жены», с толпой свидетелей осаждавшие официальные инстанции. Бедная, беззащитная его старость стала предметом шоу.
— [34]
Несмотря на тот факт, что Шаламов всю жизнь был неверующим, Е. Захарова настояла на его отпевании. Отпевал Варлама Шаламова протоиерей Александр Куликов, бывший впоследствии настоятелем храма св. Николая в Кленниках (Маросейка). Поминки по Варламу Тихоновичу организовывал философ С. С. Хоружий.
Шаламов похоронен на Кунцевском кладбище в Москве. На похоронах присутствовало около 150 человек. А. Морозов и Ф. Сучков прочитали стихи Шаламова.
Варлам Шаламов был дважды женат. В первый раз — на Галине Игнатьевне Гудзь (1909—1956), которая в 1935 родила ему дочь Елену (Шаламова Елена Варламовна, в замужестве — Янушевская, ум. в 1990). Вторым браком (1956—1965) был женат на Ольге Сергеевне Неклюдовой (1909—1989), также писательнице, сын которой от третьего брака (Сергей Юрьевич Неклюдов) — известный монголовед и фольклорист, доктор филологических наук.
Выступление Е. Захаровой | |
на конференции «Судьба и творчество Варлама Шаламова в контексте мировой литературы и советской истории» 16 июня 2011 года. |
Надгробный памятник на могиле Варлама Шаламова на Кунцевском кладбище, участок 8 |
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .