Архиепископ Варнава | ||
---|---|---|
| ||
|
||
2 ноября 1913 — 8 марта 1917 | ||
Предшественник | Алексий (Молчанов) | |
Преемник | Гермоген (Долганов) | |
|
||
28 августа 1911 — 2 ноября 1913 | ||
Предшественник | викариатство учреждено | |
Преемник | Варсонофий (Вихвелин) | |
|
||
Имя при рождении | Василий Александрович Накропин | |
Рождение |
1859 Олонецкая губерния |
|
Смерть |
31 марта (13 апреля) 1924 Москва |
|
Принятие священного сана | 12 апреля 1898 года | |
Принятие монашества | 13 июля 1897 года | |
Епископская хиротония | 28 августа 1911 года | |
Архиепи́скоп Варна́ва (в миру Васи́лий Алекса́ндрович Накро́пин; 1859, Олонецкая губерния — 31 марта (13 апреля) 1924, Москва) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Тобольский и Сибирский.
По происхождению был крестьянином и получил по сути только начальное образование. Приняв в 36 лет монашество, а затем священный сан, благодаря способностям, самообразованию и решительности, стал быстро продвигаться по служебной лестнице. Получил первоначальную известность в годы служения в подмосковной Коломне настоятелем сначала Старо-Голутвина монастыря, а затем Ново-Голутвина монастыря. В 1911 году стал викарным епископом Каргопольским. Пользовался противоречивой славой: с одной стороны, благодаря происхождению и необычным проповедям, пересыпанным народными изречениями, был популярен среди простого народа, но за это же был отвергаем потомственным духовенством и «высшим обществом», которые видели в нём проходимца по причине не только происхождения и подчас дерзкого поведения, но и из-за репутации ставленника Григория Распутина[1]; известно, что Григорий Распутин звал его «сусликом»[2]. Вершиной его противоречивой славы стало пребывание на Тобольской и Сибирской епархии в 1913—1917 годах. Не чурался политики: был участником монархического движения в предреволюционной России и членом Русского собрания. Наряду с рядом других иерархов, имевших репутацию «распутинцев», был уволен на покой сразу после падения монархии в России. После Октябрьской революции заявил о своих симпатиях к новой власти и стал первым епископом, начавшим сотрудничать с ВЧК.
Родился в семье крестьянина Олонецкой губернии, был разносчиком овощей в Петрозаводске, учился в Петрозаводском городском училище. Как писал протопресвитер Георгий Шавельский, «если он там и обучался, то курса этого училища он не закончил, ибо грамотность его ни в коем случае не превышала грамотности слабо закончившего курс начальной школы. В делах канцелярии протопресвитера хранилось одно его письмо на моё имя. В письме каждое новое слово начинается с большой буквы и после каждого слова точка. Буква „ять“ отсутствует»[3].
От природы неглупый, хитрый, он с юных лет отличался странностями и неординарными поступками. Показательна сохранившаяся в анналах эмигрантской мемуаристики легенда: однажды, переодевшись в женское платье, Василий сумел попасть на губернаторский костюмированный бал, причём рассказывали, что сам губернатор оказал неизвестной «девушке» знаки внимания. Эта забавная история принесла юноше пусть и кратковременную, но широкую известность в губернском городе[4].
Тридцати шести лет поступил послушником Клименецкого монастыря Олонецкой епархии. 13 июля 1897 года принял монашеский постриг в Клименецком монастыре с именем Варнава; 11 апреля 1898 года рукоположён во иеродиакона; 12 апреля — во иеромонаха[5].
С 11 февраля 1899 года — управляющий Клименецким монастырём; с 30 сентября того же года — настоятель Клименецкого монастыря.
18 июня 1904 года возведён в сан игумена; с 18 февраля 1905 года — настоятель второклассного Палеостровского монастыря, с возведением в сана архимандрита (13 марта 1905). С 16 марта 1905 года — благочинный Клименецкого монастыря.
6 марта 1908 года по ходатайству митрополита Московского Владимира назначен на должность настоятеля коломенского Ново-Голутвинского монастыря; через два года перемещён в первоклассный Старо-Голутвин монастырь. Как писал Георгий Шавельский, «природный ум, большая ловкость, пронырливость и граничащая с дерзостью смелость помогли ему не только стать архимандритом, настоятелем весьма богатого Голутвинского монастыря в Коломне (Московской епархии), но и проникнуть во многие высокопоставленные дома и семьи»[3].
Происхождение Варнавы из простого народа позволяло ему вести простые задушевные беседы с народом как в храме, так и вне, что стало причиной его популярности в Коломне и Москве[6]. Варнава хорошо знал Священное Писание, Жития святых и выстраивал свои проповеди нетрадиционным образом: пересыпал речь фразеологизмами народного происхождения, остроумными поговорками, крылатыми словами. Вместе с тем в его проповедях напрочь отсутствовал такой непременный атрибут, как назидательность. Невзыскательной пастве необычный архимандрит определённо нравился, вокруг него образовался своего рода кружок почитателей и почитательниц, которые уважали Варнаву как подвижника, оберегали его, исполняли мелкие поручения[4].
Горожане Коломны даже пошли к митрополиту Московскому и в Святейший синод с ходатайством об открытии новой викариатской кафедры епископа Коломенского с возведением в этот сан архимандрита Варнавы[6].
12 августа 1911 года состоялось Высочайшее повеление[7] о бытии ему епископом Каргопольским, викарием Олонецкой епархии и управляющим Спасо-Преображенским в городе Каргополе монастырём; местопребывание его назначалось в Спасском монастыре Каргополя. Епархиальный орган печати отмечал по поводу учреждения 12 августа 1911 года Каргопольского викариатства: «Нельзя сказать, чтобы это учреждение вызывалось здесь обилием бумажного делопроизводства и сложностию епархиального управления. <…> но всё же служения, поучения, беседы, собрания, поездки викария вполне возможны и полезны. Если к тому же принять во внимание и личность Пр. Варнавы, как известного высшим кругам и благотворителям столиц, как благоустроителя обителей и любителя церковной уставности богослужений, то нельзя не порадоваться за Олонию и за г. Каргополь. Слава Богу, что Государь даровал нам викариатство ранее многих других епархий»[8].
28 августа того же года в Успенском соборе Московского Кремля сонмом архиереев во главе с митрополитом Московским Владимиром хиротонисан во епископа[9].
Как писала газета «Олонецкая неделя», «весть о назначении и хиротонии Преосвященного Варнавы, первого викария Каргопольского, в конце августа быстро разнеслась в г. Каргополе и его окрестностях. Но сведения об этом долгое время были неточными, даже местное духовенство не знало никаких подробностей. Наконец, разрозненные слухи стали реальностью и в 1 час ночи с 1-го на 2-е октября 1911 г. Преосвященный Варнава прибыл с вологодским поездом на станцию „Няндома“, затем, отдохнув, на лошадях отправился в Каргополь». По пути были остановки на станции Ряговской и Малошальгском погосте, где викария встречали местные священнослужители и огромные толпы народа[10]. Прибыл в Каргополь 2 октября 1911 года, о чём сообщил епископу Олонецкому Никанору (Надежину); «посему был братский обмен приветствиями между архипастырями»[11].
Часто совершал поездки в сёла. В той же газете говорилось: «Проповедь Преосвященного всегда рассчитана на слушателя самого простого — малосведущего в учении веры и жизни христианской. Поймёт такой слушатель, тем более поймёт более просвещённый. Большую услугу владыке — проповеднику оказывает его память, находчивость и наблюдательность. Благодаря всему этому речь владыки Варнавы богата примерами — картинами, образами из слова Божия, житий святых, литературы и современной жизни, что оживляет её и делает плодотворной. Как искусный скрипач вызывает из скрипки чудные звуки, так и епископ Варнава заставляет своим образным словом верить, любить и надеяться»[10].
В многочисленных поездках по плохим проселочным дорогам в любую погоду епископ Варнава сильно простудился и «в совершенно бесчувственном состоянии был доставлен своими почитателями в Каргополь, где были приняты энергичные меры к восстановлению здоровья владыки»[10].
Почитателей у него появлялось всё больше. Как писала та же «Олонецкая неделя»: «Весьма популярный в народе, владыка с восторгом повсюду был встречаем населением. Что особенно замечательно, местные старообрядцы, обыкновенно не подпускающие к своим молельням никого из духовенства и даже обычно моющие руки после рукопожатия никонианца, наперерыв приглашали епископа Варнаву не только в свои дома, но даже просили коленнопреклоненно служить молебны в молитвенных домах». В другом материале этой газеты говорилось, что «со времени учреждения здесь викариатской кафедры — благодаря усердию епископа нашего служба в монастыре да и в церквях повелась истовая, полная, длинная и торжественная, что так любят староверы, которые нередко стали заглядывать на архиерейские службы, вслушиваться в поучения владыки, всегда простые, мирные и глуботрогательные». Результатом этого стало присоединение к православию священника «австрийского согласия». Гавриилы Яковлевича Фомина, что «поповал в деревне Хрулевской в Волосовском приходе Каргопольского уезда»[10].
25 мае 1912 года «предпринял путешествие с крестным ходом в Александро-Ошевенский монастырь (от Каргополя до монастыря 42 версты)», причём первые 12 верст он шёл в полном архиерейском облачении, «не выказывая ни малейшего утомления, подпевая своим тенорком священные песнопения». В попутных деревнях, где были часовни, крестный ход останавливался, еп. Варнава совершал краткие богослужения. К крестному ходу присоединялись все новые люди, и к монастырю уже подходила огромная процессия длиной 8 вёрст. 29 мая крестный ход был завершен там же, где и начинался — перед входом в Христорождественский собор[10].
Будучи дружен с Распутиным, приезжал к нему в село Покровское Тобольской губернии. По свидетельству об этом Покровского священника Петра Остроумова: «20 июня (по-видимому, 1912 г.) на пароходе к Распутину приехал преосвященнейший епископ Каргопольский Варнава и с ним Андрей иеромонах… Как только показались на пароходном трапе епископ и иеромонах, Распутин и вся его семья запели тропарь пятидесятницы. Еп. Варнава благословил его и затем они трижды облобызались… Погостив два дня, еп. Варнава и иеромонах отбыли из Покровского»[12].
В селе Архангелы в 1913 года открыл общество трезвости. Перед открытием общества владыка произнёс прочувственное слово, ещё раз отметив зло, которое приносит человеку и его семье пьянство и возвысил трезвенность, как украшение молодости и утешение в старости[10].
13 ноября 1913 года переведён на Тобольскую кафедру. 16 ноября того же года состоялось официальное прощание каргопольцев с епископом Варанвой. Каргопольцы поднесли ему икону апостола Варнавы, небесного покровителя владыки. 20 ноября выехал из Каргополя в Петербург[10]. За ним последовали двое иноков Спасо-Преображенского монастыря — библиотекарь и ключник[12]. 3 декабря того же года был принят императором Николаем II в Ливадии[13][14].
Назначение правящим архиереем выходца из крестьян, к тому же не имевшего ни семинарского ни светского образования, в то время как архиереями становились почти исключительно выходцы из «духовного сословия», причём окончившие духовную академию, вызвало противоречивые толки. Журнал «Русский паломник» в анонимной статье «Архипастырь из народа» вскоре после его назначения в Тобольск писал: «В синодальный период жизни Церкви, когда широкое просвещение и богословское образование сделались необходимою привилегией-цензом епископского сана, — епископство нового тобольского преосвященного-простеца является исключенительным событием, которое, может быть, знаменует собою поворотный момент в жизни Церкви, если, конечно, этот первый опыт с назначением епископа из простецов-начётчиков даст на этот счёт свои положительные показания»[15]. С одной стороны, среди простого народа новый епископ пользовался популярностью, с другой стороны вызвал непонимание и даже отвращение у высших слоёв общества и потомственного духовенства. Как писал представитель последнего протопресвитер Георгий Шавельский: «По сообщениям приезжавших из Тобольска лиц, архипастырская деятельность епископа Варнавы там отличалась двумя особенностями: высокомерным и почти жестоким отношением его к образованным священникам и необыкновенною ревностью в произнесении в кафедральном соборе длиннейших проповедей. Проповеди преосвященного неуча скоро стали притчею во языцех, ибо владыка, при полном своем невежестве, брался решать с церковной кафедры все вопросы и разрешал их со смелостью самого опытного хирурга и с ловкостью мясника. Публика ходила смотреть на новоявленного проповедника, как на какую-то уродливую диковину»[3]. Многие проповеди епископа Варнавы помещались в «Тобольских Епархиальных Ведомостях».
Возбудил ходатайство перед Святейшим синодом о прославлении митрополита Тобольского Иоанна Максимовича в лике святых. Не дожидаясь окончания этого процесса, послал императору Николаю II телеграмму с просьбой разрешить канонизацию и получил Высочайшую телеграмму, противоречиво гласившую: «Пропеть величание можно, прославить нельзя», в то время как величания поются только прославленным святым. На основании данной телеграммы совершил 27 августа 1915 года молебное пение, поминая «Иоанна» как святого[2]. Такой поступок вызвал много шума, что повлекло разбирательство дела в Святейшем Синоде. Как объясняет протопресвитер Григорий Шавельский: «В нашей русской церкви прославления святых происходили с высочайшего разрешения. Но такому разрешению предшествовали: освидетельствование мощей и определение Св. Синода о прославлении Святого, основанное на признании достаточности данных в пользу несомненной его святости. Царское утверждение лишь завершало дело. Случаев прославления святых по одному высочайшему повелению, без решения Синода, как будто у нас не было. Если же и был подобный случай, то он был ничем иным, как грубым нарушением прав церкви, насильственным вмешательством в сферу её священных полномочий. Просьбу епископа Варнавы надо объяснить невежеством этого епископа, — с одной стороны, дерзкой смелостью, — с другой. Не знаю, советовался ли Государь по поводу телеграммы Варнавы с кем-либо из своих приближенных, но и я и архиепископ Константин узнали о ней со стороны, и много спустя»[3].
Во время допроса в Синоде резко разговаривал с обер-прокурором Александром Самариным[2]; Синод в сентябре 1915 года постановил уволить его от управления епархией. Император Николай II по настоянию супруги, которая якобы требовала (по словам Георгия Шавельского) карательных действия в отношении всех членов Синода, настроенных против Григория Распутина, а также увольнения обер-прокурора Самарина[16], отказался утвердить синодальное определение о нём, в ответ на что Самарин был вынужден подать в отставку.
В заседаниях Синода в конце ноября 1915 года, пересматривавших, согласно резолюции Николая II, дело Варнавы, последнего активно защищал новоназначенный митрополит Петроградский Питирим (Окнов), также имевший репутацию распутинца[17]. В итоге епископу Варнаве было решено сделать внушение. 11 декабря в Тобольск был командирован Синодом для производства нового освидетельствования мощей и проверки сведений о чудесах архиепископ Литовский Тихон (Беллавин) (впоследствии Патриарх Московский и всея России), на основании доклада которого Варнава был в значительной мере реабилитирован[2].
Синод санкционировал и канонизацию митрополита Иоанна Тобольского. Торжества его церковного прославления состоялись в Тобольске в июне 1916 года. По общей оценке, епископ Варнава организовал их образцово.
10 июня 1916 года Николай II пожаловал ему орден Святого Владимира II степени, а 5 октября того епископ Варнава года был возведён во архиепископа с оставлением Тобольским и Сибирским[12].
27 декабря 1916 года газета «Новое время» написала: «Архиепископ тобольский Варнава, находясь в Тюмени, на последнем богослужении произнес громовую речь против кинематографов, этих „дьявольских греховных гнезд“; он заклинал матерей не пускать своих детей в эти театры и самим не ходить»[18].
После Февральской революции 7 марта 1917 года по требованию Временного правительства определением Святейшего синода № 1219 был уволен на покой с назначением управляющим, на правах настоятеля, Высокогорской Воскресенской пустынью в Арзамасском уезде Нижегородской губернии[19][20].
В апреле 1917 года член Государственного совета, член Совета Русского собрания профессор-протоиерей Тимофей Буткевич писал, отражая настроения и дух того времени, в передовице официального издании Святейшего синода «Церковный вестник», которое он редактировал: «<…> Особенно тяжело сказалось влияние Распутина на царя в жизни Православной церкви. <…> И церковью управлял, собственно, Распутин. Он назначал обер-прокуроров Св. Синода из лиц, лизавших его руки. Своих единомышленников он возводил на митрополичьи (м.м. Питирим и Макарий) и архиепископские кафедры. Огородник Варнава, не умевший написать грамотно двух слов, гнавший науку и просвещение, был возведён в сан архиепископа! Где и когда была доводима Православная Церковь до такого позора?!»[21]
Зимой — весной 1918 года архиепископ Варнава «приезжал просить у Патриарха какой-нибудь монастырь в управление в Москве или около Москвы, в частности Новый Иерусалим в г. Воскресенске, или о возвращении епархии в управление, каковой он был лишен незаконно». Однако «все ходатайства его были отклонены»[20].
9 июня 1918 года по распоряжению из столицы архиепископ Варнава был арестован близ Арзамаса местными органами ЧК по делу протоиерея Иоанна Восторгова и препровождён в московскую Бутырскую тюрьму. 4 сентября того же года Следственная комиссия революционного трибунала при ВЦИК постановила ликвидировать дело протоиерея Иоанна Восторгова во внесудебном порядке. 5 сентября (23 августа) были расстреляны протоиерей Иоанн Восторгов, а также видные деятели царской России, арестованные ещё Временным правительством: сенатор, бывший товарищ министра внутренних дел Степан Белецкий, бывшие министры внутренних дел Николай Маклаков и Алексей Хвостов, последний председатель Государственного совета Иван Щегловитов[20].
14 сентября 1918 года Президиум ВЦИК высказался «по делу епископа Ефрема, епископа Варнавы и священника Варжанского, арестованных в связи с делом Восторгова», и утвердил текст постановления: «Принимая во внимание, что, как видно из следственного материала по делу епископа Ефрема и Варнавы, а также священника Варжанского, указанные лица явились активными деятелями заговора в пользу монархической реставрации, действовали все время с Восторговым по соглашению с ним, что следственный материал дает обильный материал для обвинения их в активной контрреволюционной деятельности, Президиум ВЦИК постановляет изъять указанные выше дела из революционного трибунала при ВЦИК и передать их во Всероссийскую чрезвычайную комиссию для ликвидации этих дел внесудебным порядком». В данных обстоятельствах архиепископ Варнава написал заявление в Президиум ВЧК с просьбой вызвать его к следователю и под запись сделал несколько скандальных заявлений. Архиепископ Варнава сообщил сотруднику ВЧК о своей готовности всемерно поддерживать советскую власть, сотрудничать с ВЧК в качестве информатора, о желании создать «церковь, стоящую за большевистскую власть». Архиепископ Варнава таким образом стал первым архиереем, установившим подобные связи с ВЧК, созданной для осуществления государственной политики, направленной на искоренение религии в СССР[20].
Заявление Варнавы, в котором содержались клеветнические выпады против многих видных православных иерархов, сразу же было опубликовано рядом центральных советских газет. Так, 19 сентября 1918 года он заявил заведующему отделом по борьбе с контрреволюцией ВЧК Николаю Скрыпнику[20]:
Заявляю, что я никакого неудовольствия на свое содержание не могу заявить. Говорили, что в Чрезвычайной комиссии прямо в ступе толкут, а я на самом деле увидел, что обращение, наоборот, вежливое и вполне внимательное. На пищу я не могу заявить претензии, хотя и не особенно много, но всегда была. Хочу заявить, что я как сын крестьянина не являюсь противником Советской власти, а наоборот, хотел с нею работать. В Арзамасе я прямо заявил перед толпою, чтобы все шли в Красную армию: раз правительство образовалось, ему надо повиноваться и идти в армию, которую оно образовывает. Сам я из простого народа и всегда был в трениях с богатыми епископами. Именно они идут против народа. Их и надо забирать, и я все время ожидал, что приведут в тюрьму толстопузых епископов из купечества или из чиновников. Этих долгогривых и надо забирать, потому что они идут против рабочих. Я хочу работать с большевиками, большевики ведь не идут против веры, а простому народу, кто верит, надо идти с большевиками, потому что они стоят на правильном пути, а за то, что происходит что-нибудь плохое, нельзя большевиков винить, потому что в этом причина всего прежнего строя. Я хочу работать вместе с большевиками, и уже давно я разошелся со своими, которые всегда были против меня, потому что я из простого народа прошел в архиереи. Особенно пошли против меня, когда я в проповедях высказался за Советскую власть. Я хочу сказать, что расстрелять меня Советская власть всегда сможет, когда признает необходимым. Теперь же я предлагаю Советской власти свои услуги, для того чтобы воздействовать на тех, кто восстает против Советской власти, и привести их к соединению со всеми трудящимися.
Против Советской власти я никогда не пойду. Советскую власть я признаю выше и лучше всякой другой, какая была до сих пор, и готов за неё умереть. А если собор или патриарх задумают отлучить меня от церкви, я не буду обращать на это внимание, потому что я готов порвать со всеми для простого народа и для Советской власти. В ответ на отлучение от церкви собором я призову всех священников и архиереев, стоящих за простой народ, восстановить церковь без тех, кто сейчас самовольно и незаконно засел в собор и хочет решать дела церкви. Тогда будет настоящая церковь, стоящая за простой народ, со священниками и архиереями, признавшими Советскую власть и большевиков. Только таки[х] архиереев я буду назначать. Здесь я призову архиепископа Владимира [Путяту], который отлучен собором, и вместе с ним поставлю новых епископов, для того чтобы бороться за Советскую власть. Смерти я не боюсь и не дрожу за жизнь, но я хочу поработать для простого народа и предложить свои силы и свое архиепископское звание для работы для Советской власти и большевиков. Именно для того, чтобы заявить все это, я и просил вызвать меня теперь. Все записано правильно с моих слов. Архиепископ Варнава.
Как правило, публикации таких протоколов в газетах, текстуально зачастую весьма разнившихся между собой, сопровождались комментариями редакции, авторы которых, отмечая, что разоблачения Варнавы «заслуживают особого внимания», подчёркивали: «Нельзя верить в искренность признаний этих „шкурников“»[20].
Публикация протоколов допросов архиепископа Варнавы не прошла мимо священноначалия. Патриарх Тихон и Священный синод 11 октября 1918 года постановили «ввиду обнаружения со стороны архиепископа бывшего Тобольского Варнавы в его заявлениях… попрания священных канонов и архиерейского достоинства запретить его, архиепископа Варнаву, в священнослужении с воспрещением ношения панагии, возложения мантии и преподания благословения и предписать ему представить объяснения по предмету означенных его заявлений»[20].
Предполагалось, что распоряжение Священного синода будет объявлено Варнаве через священника Бутырской тюрьмы, но сделать это не удалось. 16 декабря 1918 года в Священный синод поступил рапорт (№ 9521) архиепископа Нижегородского и Арзамасского Евдокима (Мещерского), который ходатайствовал «об увольнении от управления Арзамасскою Высокогорскою пустынью управляющего на правах настоятеля оной архиепископа бывшего Тобольского Варнавы. Архиепископ Варнава давно уже в пределах Нижегородской епархии не проживает. Местопребывание Преосвященного неизвестно. Неизвестно даже, жив он или умер». 21 декабря 1918 года ходатайство было удовлетворено[20].
28 ноября 1918 года Н. Н. Липкин-Копейщиков, прикомандированный, согласно удостоверения ВЧК от 26 ноября за № 6561, «к Отделу К-Р. ВЧК для производства следствия по делам духовенства», допросил в больнице при Бутырской тюрьме архиепископа Варнаву, который показал[20]:
[Я] проживал в монастыре близ Арзамаса, арестован 27 мая ст[арого] стиля, по чьему предложению, мне не известно. Со времени Октябрьского переворота не только никогда не выступал против Советской власти, но, по крайнему моему разумению, считаю власть эту правильной и народной… Тов[арищ] Ленин явится вторым Моисеем, выведшим народ ко спасению. Советскую власть приветствовал и по долгу служителя Церкви всегда был в недоумении, почему служители Церкви находили возможным в молитвах поминать всяческую существующую власть и только власть советов с первых же пор решили в молитвах не поминать. Когда окрестные крестьяне обращались ко мне по вопросу о вступлении в ряды Красной армии, я всегда с открытым сердцем благословлял идущих в ряды армии.
26 декабря 1918 года Липкин-Копейщиков направил в Отдел по борьбе с контрреволюцией ВЧК докладную записку, в которой рекомендовал, «применив амнистию по поводу октябрьских торжеств», освободить архиепископа Варнаву (наряду с прочими 18 лицами духовного звания, заключёнными в Бутырках), дело о нём производством прекратить, однако к словам Липкина-Копейщикова не прислушались, и Варнава продолжал содержаться в заключении[20].
Освобождение архиепископа Варнавы произошла благодаря заступничеству сотрудника ВЧК и доверенного лица Дзержинского Алексея Филиппова. 18 апреля 1919 году Московская ЧК выписала Филиппову пропуск для «делового свидания» с архиепископом Варнавой (Накропиным) в больнице Бутырской тюрьмы. Между собеседниками было достигнуто соглашение, позволившее Филиппову заручиться поддержкой руководства ВЧК в деле освобождения архиепископа из тюрьмы[20].
Варнава вышел из тюрьмы на Страстной неделе. При освобождении Варнавы с него была взята подписка о политической лояльности, после чего МЧК выдала ему удостоверение личности с условием, что тот будет проживать «вне стен монастырских». Не афишируя своего освобождения, он поселился на частной московской квартире Никитиных на пересечении Вознесенской и Немецкой улиц. Не позднее 5 мая 1919 года его адрес стал известен патриарху Тихону, после чего со стороны Московской патриархии возобновились попытки вручить Варнаве постановление Священного синода от 28 сентября/11 октября 1918 года о запрещении его в священнослужении и о предоставлении объяснений своих действий[20].
16 июня 1919 года постановлением Патриарха и Священного синода был назначен настоятелем Калязинского монастыря Тверской епархии, однако к месту назначения не поехал[20].
В июле 1919 года встречался с Феликсом Дзержинским, во время которой, по утверждению архимандрита Олега (Вавилина), «передал Дзержинскому две иконы, одну для него, другую для Ленина»[22].
В августе 1919 года Алексей Филиппов стал председателем учреждённого Дзержинским «Исполнительного комитета по делам духовенства всея России», именовавшимся кратко «Исполкомдух», в состав которого входили представители различных конфессий, в том числе и священнослужители Русской православной церкви. Вторая половина 1919 года и первая половина 1920 года для архиепископа Варнавы прошли под знаком сотрудничества с «Исполкомдухом»[20].
В 1920 года Варнава был определён на Архангельскую кафедру, но назначения не принял. В конце октября 1921 года на страницах церковной печати появилась информация, что «бывшему архиеп[ископу] Варнаве, находящемуся в Москве, поручено управление Самарской епархией». Однако, судя по всему, и на сей раз архиепископ из столицы не уехал. Как свидетельствуют дневниковые записи Н. П. Окунева, в январе 1922 года он жил и служил в Москве[20]:
1921/22 г., 31 декабря 1921 г. / 13 января 1922 г.:
На Новый (старый) год был в церкви Спаса на Спасской улице и там служил тоже «выпущенный» — архиепископ Варнава. В своем роде и этот интересен: характернейшее лицо, напоминающее самого Ивана Грозного, и голос какой-то особенный — цепкий и вороватый. Слушал впервые его проповедничество. Это тоже что-то особенное. Точно баб поучает на каком-нибудь постоялом дворе самыми простыми, житейскими словами, которые и в церкви вызывали смех, как в квартирной или базарной беседе. «Чего вы вините большевиков, что испортили ваших детей? Сами виноваты. Сами вы пьете и детей приучаете.— Что Вы, Иван Иванович, не пьете? — Да я никогда не пью. — Ну что это такое, у нас даже Маничка пьет, а Вы не пьёте… Вы где встречали Новый год: у Омона-Момона, у Корша-Лакорша? Пили шампанское, платили десятки и сотни рублей, а ведь не догадались пожертвовать в пользу церкви хоть пустые бутылки… Что посеешь, то и пожнёшь. Вместо свеклы малина не вырастет… Нет, что ни говорите, а надо молить большевиков, чтобы они ещё годочков на пять остались, чтобы хорошенько вышколить нас» и т. д. Так говорил архиепископ Варнава в храме Божием. Любопытно было бы послушать его, как он говорит где-нибудь в комнате. Кто-то уверял меня, что это тот самый Варнава, которого в епископы произвёл Распутин прямо из огородников и что ему 95 лет. Не врут ли?
В марте 1922 года государственные инстанции рассматривали возможность вовлечения архиепископа Варнавы в обновленческий раскол. В протокол № 1 заседания Комиссии по изъятию ценностей по Московской губернии от 12 марта 1922 года внесено постановление: «запросить соответствующие органы» относительно «использования… Московского Варна[в]ы»[20]. Однако к обновленческому расколу архиепископ Варнава причастен не был[23].
Скончался 13 апреля 1924 года в Москве; 22 апреля был отпет патриархом Тихоном в церкви Покрова в Филях, в ограде которой был погребён[2].
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .