Красноярское дело | |
---|---|
![]() Дело о «вредительстве» геологов | |
Истец | ОСО МГБ СССР |
Ответчик | ≈ 30 геологов СССР |
Судебный процесс | |
Место | заочный суд |
Начало | март 1949 |
Окончание | октябрь 1950 |
Приговор |
ИТЛ 10-25 лет, с конфискацией |
Реабилитация | 1954 |
Красноярское дело геологов — следственный процесс, проведённый в СССР в 1949—1950 годах, дело по обвинению большой группы геологов в «неправильной оценке и заведомом сокрытии месторождений полезных ископаемых, вредительстве» при поисках урановых месторождений в Сибири. В марте 1954 г. «дело за недоказанностью обвинения производством прекращено», все осужденные геологи были реабилитированы.
Возникновение «Красноярского дела» геологов связывают с острым кризисом в Атомном проекте СССР, возникшему из-за критической имевшейся в СССР нехватки разведанных урановых промышленных месторождений, необходимых для проекта по созданию советской атомной бомбы, необходимой для целей восстановления утраченной безопасности существования СССР как государства после начала Западом Холодной войны. Использование атомного оружия США против Японии, осведомленность советского руководства, пусть и в общих чертах, о существовании Плана «Тоталити», как и последующих планов США по превентивным военным действиям с СССР с применением атомного оружия[1], лежало в основе полной мобилизации всех возможных ресурсов СССР для достижения атомного военного сдерживающего паритета с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции.
Об исключительной остроте для страны проблемы поиска уранового и ториевого промышленного сырья для атомной программы СССР в период с августа 1945 по конец 1950-х гг. говорил и ведомственный приказ по Дальстрою: «Приказ ГУ СДС № 0053 от 25 августа 1945 г. предписывал „всем начальникам и главным геологам ГРО горных управлений и РайГРУ приступить к составлению плана поисковых работ на уран в пределах своих территорий. Для этого немедленно начать лабораторную проверку на радиоактивность и урановые минералы всех архивных проб, а также сборов полевых партий текущего года, особенно из оловорудных, вольфрамовых, кобальтовых и редкометальных месторождений. Ввести с 1 октября ежемесячную сводку о находках уранового оруденения для всех ГРО и РайГРУ“… Для геологов, открывших месторождения урана, и руководителей производства решением правительства устанавливались большие денежные премии и государственные награды.»[2]
![]() | Постановление СМ СССР No 628-259сс Сов Секретно[3]
«О премиях за открытие новых месторождений урана и тория» Установить для поощрения геологов за открытие новых месторождений урана и тория следующие премии: I. Первая премия Совет Министров Союза СССР Москва Кремль 21 марта 1946 г. И. Сталин | ![]() |
Поисковые работы везде начинались с массовых проверок радиоактивности образцов горных пород в музеях и хранилищах геологических организации, взятых в разное время, на самих различных месторождениях полезных ископаемых, в лучшем случае, ранее выделенных рудопроявлений урана. Этим работам придавалось очень большое значение, в последующем проявилось официальное определение одной из форм организации поисков урана — «массовые поиски». Был принят ряд правительственных постановлений и положений, обязывающих их проведение всеми геологоразведочными организациями СССР.
Краеведы, охотники широко привлекались к посильной помощи геологам, в 1945 г. в газ. Правда было опубликовано обращение правительства с призывом к народу, школьникам, учителям природоведенья, местным рудознатцам, туристам, старателям, колхозникам, артельщикам, рыбакам, охотникам, краеведам помочь геологам с поиском нужных стране руд и минерального сырья. Острота проблемы поиска урановых промышленных месторождений в СССР не была утрачена и во второй половине 1950-х гг., так, в журнале «Юный техник» за октябрь 1956 года была опубликована весьма подробная статья-призыв[4] с детальными практическими советами, обращенная к юных геологам-пионерам «как искать уран»[5].
В 1947 году юрист и журналист А. Ф. Шестакова (род. 1904) приехала в Минусинск корреспондентом газеты «Правда». В октябре, после многочисленных «сигналов» о наличии на территории Красноярского края радиоактивных руд и руд тяжёлых металлов, направляемых во все инстанции, включая газ. Правда, в Москву, краеведом Суриным Н. В.[6], независимым краеведом и геологом-любителем И. Г. Прохоровым (род. 1887, биографию подробнее см.[7]), Шестакова осматривала бесхозые геологические коллекции, вынесенные с чердака музея[8] на задний двор Минусинского краеведческого музея имени Н. М. Мартьянова, где и обнаружила образец предположительно урановой руды, подписанный, однако, как известняк с старого выработанного месторождения меди «Юлия». Найденный образец Шестакова отправила на анализ известному минералогу К. А. Ненадкевичу в Москву. В образце было обнаружено 1,5 % урана.
После нескольких писем Шестаковой А., отправленных Берия и Сталину, в газ. Правда, а также близких по тематике заявлений в инстанции некоторых геологов, в том числе Ю. А. Шнейдера (Шнейдер работал в 1944—1947 гг. начальником спецпартии Красноярского геологического управления), получения аналогичных сигналов об игнорировании местными геологами мнений краеведов И. Г. Прохорова, Е. Г. Янгулова[9], пчеловода К. И. Новалинского[6], Н. В. Сурикова (не имеющих профессионального геологического образования), и обсуждения докладной записки Шестаковой, у руководства СССР возникла версия о сокрытии геологами месторождений тяжёлых и редких металлов, урана в Сибири, на Алтае (сейчас территория Восточного Казахстана), в Туве, в Минусинском районе и Красноярском крае[10][11].
Постановлением 2628-713сс СНК СССР обязал комитет по делам геологии направить основные научные и инженерные кадры, а также технические и материальные средства на обеспечение геолого-поисковых работ на уран, организовав для этих целей 1 апреля 1946 года 270 партий, в том числе 28 геологоразведочных, 158 поисково-съемочных и 84 ревизионных, для работы в различных регионах страны. Подобных темпов, целевой организации в масштабах страны, геологическая служба еще не знала.
Однако, результаты поисков урановых месторождений в 1946—1947 г.г. Совет Министров признал неудовлетворительными.[12]
Ситуацию в государственных комитетах по недрам подогревала и публичная твёрдая позиция ряда геологов[11][13], в том числе Эдельштейна Я. С., проработавшего в Минусинском крае около 20 лет, старейшего геолога Геологического комитета, редактора многотомного издания «Геология СССР», одного из крупнейших и весьма авторитетных геологов-геоморфологов, категорически утверждавшего[11], что в Сибири нет и не может быть месторождений урана, что было неверным утверждением[14][15][16] с точки зрения геологический науки.[17] Однако в Совете министров, МГБ, отвечавшем за добычу урана и тория для Атомного проекта СССР, в Политбюро знали, что в 1947 г. было открыто достаточно крупное месторождение и с 1948 г. велась интенсивная добыча урановой руды в Красноярском крае в южной части Енисейского кряжа, на Усть-Ангарском поселении (ок. 900 чел., в пике добычи до 8 шахт, несколько штолен, закрыто в конце 1950-х гг.[18]) вольнонаёмных горнорабочих[19]. С января 1949 г. велась добыча и на открытом в 1948 г. Кодарском (другие названия месторождение «Мраморное», Ермаковское рудоуправление) небольшом, как выяснится позднее, но исключительно богатом по содержанию урана в руде месторождении.[20][21]
30 марта 1949 года на очередном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) одним из пунктов повестки дня рассматривалось сообщение П. Н. Поспелова и А. Ф. Шестаковой о состоянии геологических разведок в Красноярском крае. По результатам сообщения была создана комиссия под руководством Л. П. Берия, членами которой были также Маленков, Микоян, Абакумов, Захаров, Аристов А. Б., П. Н. Поспелов и А. Ф. Шестакова. Перед комиссией была поставлена задача — в течение 10 дней разобраться с положением дел в Министерстве геологии и принять меры, а также подготовить заключение «О работе МГБ СССР по вскрытию вредителей геологии, и в частности на севере и юге Красноярского края».
Накануне, 29 марта, не в рамках Красноярского дела, были арестованы в Томске Н. Е. Мартьянов[22] и О. К. Полетаева[23]. На следующий день после заседания Политбюро, 31 марта, арестованы И. К. Баженов, Э. Д. Томашпольская, А. Г. Вологдин, И. Ф. Григорьев, Ю. М. Шейнманн[24], Я. С. Эдельштейн, 3 апреля — В. Н. Доминиковский и 7 апреля — Л. И. Шаманский. После этого в течение двух с половиной недель шла «успешная» работа с арестованными. 25 апреля новая волна арестов профессоров Томска А. Я. Булынникова, М. И. Кучина, Ф. Н. Шахова. И вновь две недели идет работа, после чего начинается третья самая большая волна арестов: 9 мая — В. К. Котульский, 12 мая — В. В. Богацкий, 14 мая — Н. Я. Коган, Б. К. Лихарев, Г. М. Скуратов, Б. Ф. Сперанский. В. А. Хахлов и др., 23 мая — В. М. Крейтер, 30 мая — М. П. Русаков.[6]
В г. Москве были арестованы чл.-корр. АН СССР А. Г. Вологдин, директор ГИНа академик И. Ф. Григорьев, референт министра геологии М. И. Гуревич, председатель технического совета Мингео профессор В. М. Крейтер, главный геолог Тувинской ГРЭ Ю. М. Шейнманн; в Ленинграде — научные сотрудники ВСЕГЕИ В. Н. Верещагин, В. Н. Доминиковский, Б. К. Лихарев, Я. С. Эдельштейн, профессора В. К. Котульский, М. М. Титяев; в г. Томске — профессора и преподаватели ТПИ и ТГУ И. К. Баженов, А. Я. Булынников, М. И. Кучин, В. Д. Томашпольская, В. А. Хахлов, Ф. Н. Шахов; в г. Иркутске — преподаватель Горно-металлургического института Л. И. Шаманский. Были арестованы академик АН КазССР М. П. Русаков, начальник экспедиции ЗСГУ Б. Ф. Сперанский, главный инженер теста «Запсибцветметразведка» К. С. Филатов и большая группа геологов из г. Красноярска: В. В. Богацкий, Н. Я. Коган, Ю. Ф. Погоня-Стефанович, О. К. Полетаева, А. А. Предтеченский, Н. Ф. Рябоконь, Г. М. Скуратов и другие.[25]
Министра геологии СССР И. Малышева вызвали в Кремль. После разговора со Сталиным он пережил обширный инфаркт и был снят с поста Министра и переведён с понижением в Карелию на целевой поиск и освоение железо рудных месторождений для Череповецкого металлургического завода.
Достоверная информация об осуществленных процессах Суда чести Министерства геологии отсутстует[26]. Процессы вероятно, проводились после арестов геологов и отставки министра геологии СССР Малышева И. И., ареста геолога, академика АН СССР Григорьева И. Ф.. — после мая 1949 г., более вероятно осенью-зимой 1949 или 1950 г. По поздним воспоминаниям участников, «следственный процесс, как рассказывают, проходил в Москве в самом Министерстве геологии СССР и в редакции газеты „Правда“. На процесс вызывались специалисты геологических служб из многих городов бывшего Союза, профессора, учёные, руководители предприятий и др.», до 200 человек[27]
Факты и их интерпретация Шестаковой, как и другие «сигналы снизу» от краеведов, лиц, участвовавших в «массовом поиске» на местах, были использованы как формальная публичная причина начала полуторагодичного расследования.
Истинная причина лежала в плоскости катастрофически нехватки разведанных стратегических цветных, редких и радиоактивных природных ресурсов в условиях очень жёсткого противостояния с США в период с 1945 по конец 1950-х гг., критического расхождения[12] между весьма скромными результатами[21] работы геологов СССР по поиску и разведке месторождений урана и других тяжёлых металлов в 1946—1947 гг. , и затраченными на данные поиски государственными средствами, и ведомственного конфликта интересов организаций, отвечающих за обеспечение оборонной промышленности ураном.[28]
Ряд ведущих геологов, ответственных за прогнозирование развития ресурсной базы СССР, направление и планирование геологоразведочных работ по стратегическим ресурсам, был обвинён в преступной халатности, неверной прогнозной оценке перспективных рудных узлов, вредительстве при проведении и организации поиска месторождений полезных ископаемых редких и радиоактивных металлов.
Например, обвинительный приговор одного из главных фигурантов по процессу включал следующие строки официального обвинения — «являясь одним из руководителей геологической службы в СССР [главным геологом Госкомиссии по урану и торию], Григорьев, хорошо зная месторождения Алтая и их значение, скрывает богатые месторождения редких металлов на Алтае и препятствует их промышленному освоению».[29]
К октябрю 1950 года, после нескольких месяцев допросов с применением физического и психологического давления на подследственных, почти все подписали самооговоры.
28 ноября 1950 года ученым объявили, что месяц назад заочным судом их осудило ОСО МГБ СССР «за неправильную оценку и заведомое сокрытие месторождение полезных ископаемых, вредительство, шпионаж, контрреволюционную агитацию», и что они приговорены к различным срокам заключения в ИТЛ (от 10 до 25 лет) с конфискацией имущества и поражением в правах на 5 лет[10].
В настоящее время опубликованы воспоминания, документы и некоторые интервью геологов[30][31], подтверждающие существование в те годы отдельных реальных случаев «неправильной оценки, заведомого сокрытия месторождений стратегических полезных ископаемых». Такова, например, история открытия[32], разведки[33] и сокрытия уранового месторождения Каменское в 1948—1952 гг. (пос. Рыбак, п-ов Таймыр на севере Красноярского края)[34][35], сложная судьба[36] открытия крупной группы Стрельцовских урановых месторождений в Приаргуньи на юго-востоке Читинской области в Юго-восточной Сибири[30], история освоения, отработки, разведки и ликвидации Кодарского (Ермаковского) уранового месторождения.
Подобные данные могут давать основания для новой оценки причин возбуждения, хода, а также последствий Красноярского дела геологов.
В практике послевоенной геологии СССР уже существовали т.н. Центральные ревизионные партии.[37] , и поисково-ревизионные геологические и геофизические партии, которые занимались отбором мест для будущих поисково-разведочных работ по территориям, уже покрытых геологической и геофизической сьемкой, проводили их, осуществляли ревизию старых и выработаных месторождений. Эта практика была успешной, и сохранилась до конца существования СССР и Министерства геологии.
Практически одновременно с началом следственного процесса по Красноярскому делу для выявления случаев ошибочной оценки запасов месторождений, пропущенных или недооцененных перспективных рудопроявлений, месторождений и рудных полей во всех территориальных геологоразведочных подразделениях приказом нового министра геологии Захарова П. А. из геологов были организованы так называемые ОРП (особые ревизионные партии).
Они осуществляли аудит, ревизию и независимую геологическую экспертизу, проверяли результаты поисковых работ последних лет с задачей обнаружения невыявленных или ошибочно пропущенных месторождений стратегического сырья, а также правильность проведённых разведочных работ на ранее выявленных месторождениях таких природных ресурсов[38]. Свои рапорты и докладные записки они направляли в ПГУ, Министерство геологии СССР и Комиссию по подсчету запасов полезных ископаемых (КГЗ, с 1 июля 1954 г. КГЗ при Совете Министров СССР).
ОРП продолжали работать в течение 1949—1959 годов, с лета 1959 году из-за реорганизации ПГУ, системы МВД и МГБ, которые отвечали в то время за разведку и добычу благородных металов, редких элементов, редких металлов (олово, вольфрам, молибден, висмут, мышьяк, сурьма и ртуть) и радиоактивных металлов, было решено прекратить работу ОРП и реорганизовать их в их ведомственные аналоги.[39]
27 декабря 1949 г. для активизации работ по добыче и переработке урановых руд на основе 1-го управления ПГУ было создано Второе главное управление при Совете министров СССР (ВГУ). В ВГУ из состава ПГУ были переданы несколько предприятий и строек. Руководство и контроль за деятельностью ВГУ также осуществлял исключительно Спецкомитет. Выделение горнодобывающей промышленности способствовало резкому увеличению добычи урана. Добыча велась как на территории СССР, так и «стран народной демократии» в Восточной Европе.
К 1953 г. проблема увеличения добычи урановых руд была в основном решена. 16 марта 1953 г. Совет министров СССР принял постановление об объединении Первого и Второго главных управлений в одно – Первое главное управление при Совете министров СССР.
ПГУ, отвечавшее за весь цикл обеспечения Атомного проекта СССР, стало самостоятельно, минуя Министерство Геологии, обеспечивать и все геологические этапы от поиска до сопровождения эксплуатации редкоземельных и урановых месторождений, в 1953 г. было преобразовано в Средмаш, где данная практика осуществления полного цикла специализированного поиска и геологоразведки, начатая геологами «Енисейстроя» и «Дальстроя», сохранилась.
Красноярское дело геологов 1949−1950 гг., не только поломало судьбы многих крупнейших геологов СССР, но и выявило отсутствие в период конце 1940-х до середины 1950-х проверенных методик системного подхода, критериев, необходимых для достижения и осуществления экономически или стратегически успешных проектов промышленной прикладной геологии, ускорило разделение геологии как науки, и промышленной геологии, закрепило уход полных геологических циклов работ по ряду направлений в геологические службы специализированных ведомств, таких как Министерство цветной металлургии, Министерство среднего машиностроения, Министерство нефтяной промышленности СССР.
Стоимость ошибки специалистов-геологов[40] при прогнозных, поисковых, геологоразведочных, оценочных работах по месторождениям и рудным узлам, и неверного государственного планирования, основанного на такой ошибке, всегда была исключительно высока и составляла десятки и сотни миллионов советских рублей.
Например, известным случаем крупной ошибки геологов считается заниженный в десятки раз подсчёт запасов Шерегешского, Тактогольского и Тейского месторождений Кемеровской области Восточной Сибири, в результате проектные мощности введённых в действие железных рудников оказались очень малы.[41]
В настоящее время системные оценки рисков при принятии решений по таким работам[42] рассматриваются дисциплиной «экономическая геология», зародившейся примерно по тем же причинам, которые привели к возникновению Красноярского дела.[43][44].
С середины 1920-х гг. и по настоящее время при сомнениях в результатах поисковых, геологоразведочных и прогнозных работ осуществляется их независтмые геологический аудит и экспертиза, государственный[45][46][47][48] или частный.[49]
Для шестерых профессоров-геологов аресты 1949—1950 гг. стали смертельным:
Среди репрессированных были известные учёные[51][52]:
Основная часть осужденных геологов отбывала наказание в научно-производственных «шарашках», где велась изыскания, исследования, поиски, разведка и разработка перспективных и действующих урановых месторождений и рудников[53], в разных концах СССР: Красноярск (ОТБ-1 «Енисейстроя», включая например, Центральную минералого-петрографическую лабораторию Енисейстроя), Магадан (Северная КТЭ № 8), Норильлаг, Певек - Чаунский ИТЛ (Чаунлаг , ИТЛ Упр. п/я 14) Дальстроя ГУЛАГ, Воркута.
В геологическом отделе ОТБ-1 оказались геологи Булынников, Крейтер, Кучин, Погоня-Стефанович, Русаков, Тетяев. Здесь же работал геолог Лучицкий. Нач. отдела был назначен Мусатов, переведенный в Красноярск из ОТБ в Загорске под Москвой. На Колыме работали Баженов[53], Богацкий, Верещагин, Вологдин, Предтеченский, Рябоконь, Скуратов, Филатов, Шахов[53], Шейнманн[54]. В Норильлаг попали Баландин, Доминиковский, Лихарев, Хахлов. Женщины-геологи Полетаева и Томашпольская отбывали срок в Мариинских лагерях на общих работах.
Академик Баландин А. А. 1953, лето. — Указание правительства о немедленном направлении А.А. Баландина в Москву. Реабилитация благодаря ходатайству Н.Д. Зелинского, восстановление в должности, возвращение наград и званий, выделение квартиры.
1953, 13 июня. — Восстановление в звании академика.
В 1954 годах под давлением общественности малыми группами началась юридическая реабилитация пострадавших геологов.
В справках о реабилитации от 31 марта и 10 апреля 1954 года было написано[10]: «Постановление ОСО от 28.10.50 отменено и дело за недоказанностью обвинения производством прекращено». В части справок была указана иная формулировка «Постановление ОСО от 28.10.50 отменено и дело за отсутствием состава преступления прекращено.»[55]
По прибытии на место работы, восстановлены в должности, им возвращены ученые степени и награды, восстановлены в партии с сохранением стажа.
26 октября 1956 года заседала Комиссия партийного контроля, на которой рассматривалось заявление В. М. Крейтера, направленное им Н. Хрущеву[56]. . На комиссию была также приглашена А. Ф. Шестакова, защищавшая свою и позиции Ю. А. Шнейдера, И. Г. Прохорова, Н. В. Сурикова, Е. Г. Янгулова, К. И. Новалинского.[6]. Шестакова была исключена из КПСС.
В середине 2000-х гг. сохранившийся в музее геологии Центральной Сибири образец № 23 Шестаковой, был подвергнут повторному анализу[11], который выявил в образце урано-ванадиевые минералы карнотит и тюямунит. Было высказано предположение, что образец может происходит из известных урановых месторождений Средней Азии.
Т.1 : Геологи и горные инженеры. А-Л. - 2003. - 562 с. : портр. ; Б. - Библиогр. в конце ст. - Т.2 : Геологи и горные инженеры. М-Я. - 2003. - 569-1181 с. : портр. ; Б. - Библиогр. в конце ст. -
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .