Бегуны́, стра́нники (Бегу́нский толк, Стра́нническое, или Адамово, согласие) — одно из беспоповских направлений старообрядчества. В разных районах России именовались скрытниками, сопелковцами, подпольниками, голбешниками.
Около 1766 года[1] возникло самостоятельное течение в беспоповстве — странническое согласие. Причиной его появления служило смягчение политики правительства по отношению к старообрядцам[1] и вызванные этим разногласия в их среде о допустимости записи в раскол. Спорившие разделились на 3 группы: а) «записные», согласившееся записаться; б) «укрывающиеся за попами», за взятку попам скрывшие принадлежность к старообрядчеству; в) «странники», предпочитавшие нелегальное положение. Последние заявили, что первые две группы должны каяться и нести епитимии. Они считали, что невозможно сохранить «истинную церковь», контактируя с «антихристовым» миром, необходимо бежать и скрываться от «антихристовых» властей. Таких убеждений придерживался, например, старовер Андреян. Судьба первых общин странников неизвестна.
Идеи их развил некто Евфимий, родом из Переславля-Залесского, живший некоторое время в среде филипповцев, потом военный дезертир. Живя в Москве, он пришёл к убеждению, что даже «крепкие христиане» не заслуживали такого наименования вследствие их двоедушного отношения к православию и православному правительству, и признал необходимым бороться с таким, с точки зрения истого беспоповца, злом. Для начала Евфимий послал «московским старцам» — филипповцам 39 вопросов, прося дать ему ответы. Ответа не было дано, и это побудило вопрошателя тем настойчивее стремиться к исполнению задуманного плана [2].
Исходной точкой послужило для него беспоповское учение о воцарении Антихриста. Он повторил старую раскольническую мысль о императоре Петре I как антихристе, подыскав к ней как можно более аргументов, и указал антихриста в лице царствующих особ, как преемников Петра и исполнителей воли его. «Апокалипсичный зверь, — писал Евфимий, — есть царская власть, икона его — власть гражданская, тело его — власть духовная». В практическом выводе это означало, что остался один для «верующих» путь ко спасению — «не пространный, еже о доме, о жене, о чадах, о торгах, о стяжаниях попечение имети», а «тесный и прискорбный, еже не имети ни града, ни села, ни дома». Нужно вступить в брань с Антихристом. Но как же вести её? Так как открыто бороться нельзя, то «достоит таитися и бегати», порвать все связи с обществом, уклониться от всех гражданских повинностей — видимых знаков власти антихристовой: записи в ревизии, платежа податей, военной службы, паспортов, присяги. Всякий желающий вступить на этот путь, кто бы он ни был, непременно должен принять новое крещение. Решение Евфимием вопроса в указанном смысле состоялось, вероятно, не без влияния со стороны некоего «странника» Иоанна. Кто был Иоанн и откуда — неизвестно; но несомненно, что «случайный незнакомец» Евфимия был для него влиятельным советником. Между прочим, он дал Евфимию совет крестить себя самого, что Евфимий и исполнил в 1772 году. В пошехонских лесах Евфимий обрёл себе первых последователей, но не более восьми. Скрываясь сначала в лесах галичских, потом в окрестностях Ярославля, Евфимий занимался иконописанием, перепискою книг, а также сочинительством. Он был большой любитель книг. В 1792 году Евфимий умер[2].
По смерти Евфимия в роли наставницы выступила его спутница Ирина Фёдорова, крестьянка из Тверской губернии. Она не могла заменить Евфимия, но учение его продолжало распространяться благодаря его сочинениям, из которых наибольшее уважение в среде бегунов получил так называемый «Цветник десятословный», содержащий обличение «вин» и «пороков» старообрядцев. Ирина перешла в село Сопелки, что на правом берегу Волги недалеко от Ярославля, при ручье Великоречке. Это село с тех пор стало играть роль столицы бегунства; по его имени самый толк иначе называется «сопелковским»[2].
Последователями Ирины в Сопелках явились крестьяне Пётр Крайнев и Яков Яковлев. Между ними завязался первый в истории толка спор о том, при каких условиях может быть совершён приём в согласие? Яковлев, рассуждая в духе Евфимия, утверждал, что только тот может считаться членом бегунского общества, кто действительно будет скрываться; Крайнев, поддерживаемый Ириною, находил возможным принимать в общество и тех, кто даст обет выйти в странство, хоть и будет оставаться дома. На первых порах спор окончился тем, что Яковлев оставил Сопелки, однако через несколько лет сам Яковлев при свидании с ярославскими бегунами на пути своём в Сибирь, в ссылку, не произнёс против них строгого осуждения. С тех пор в согласие бегунов стало входить много лиц «жиловых». Им было поставлено в обязанность давать приют действительным странникам. При их домах существовали бегунские «пристанодержательства», связующие бегунов в одно целое. Пристани устраивались с тайниками для «крыющихся» в виде ям под лестницами, чуланами, иногда за стеной или под двойной крышей; тайник одного дома соединялся с тайником другого, третьего и т. д., а тайник последнего дома выходил куда-нибудь в сад, перелесок, на большую дорогу. Странноприимцы, состоящие членами толка под условием одного обета странства, обязаны исполнить этот обет перед концом жизни и умереть в действительном «странствовании»; но и это требование большей частью выполнялось лишь по форме. Перед приближением смерти странноприимца его помещали в тайнике «пребывать в душеспасительном страхе», в полицию же подавалось объявление о его побеге, и затем, если больной положительно безнадёжен к выздоровлению, его перекрещивали.
В первой четверти XIX века в среде бегунов возник новый спор по вопросу о деньгах: «можно ли их брать страннику?». Некий Иван Петров из Костромской губернии решил вопрос в отрицательном смысле на том основании, что на деньгах находится государственный герб. Чтобы отделиться от несогласных с ним, он крестил сам себя. Шла молва о воздержной жизни нового проповедника, и это склонило многих на его сторону. Сначала Иван скитался в окрестностях Ярославля, затем жил в пошехонских лесах, наконец перешёл к Вологде. Последователи Евфимия, не согласившиеся с Петровым, делали попытки к умиротворению возникшего «раскола», но Петров до конца жизни (умер в 1860) остался при своём мнении. Толк «безденежников», в некоторых местах известный также под именем антипова согласия, был незначителен.
В 1860-х годах произошло новое разделение в бегунстве по милости наставника Никиты Семёнова (Киселёва), сочинителя «Малого образа ересей», ярого пропагандиста, ездившего со своею проповедью не только по лесам пошехонским и вологодским, но и по многим городам, не исключая и Москвы. В конце 1854 года Никита был взят полицией, но изъявил намерение присоединиться к церкви и был освобождён, после чего опять стал странствовать по России. Для своей общины Никита написал устав, по которому устройство её представляется в таком виде: во главе стоит управляющий, как бы некий патриарх; для нескольких мест должен быть старший, вроде епископа; в каждой отдельной местности имеется настоятель вроде пресвитера. Многие не приняли «статей» Никиты; произошло разделение. Строгих приверженцев Семёнова называют «статейниками» или «иерархитами», противников их — «противостатейниками». Первым «патриархом» стал сам основатель течения Никита Семёнов. В 1910 году четвёртый патриарх статейников А. В. Рябинин занялся активной торговлей и предпринимательской деятельностью, что вызвало падение пожертвований со стороны купечества, протест со стороны многих приверженцев и, в результате, новый раскол. В мае 1913 года основной оппонент Рябинина, Фёдор Михайлов, собрал собственный собор, на котором предал того анафеме. 13 августа 1914 года Рябинин был арестован в Ярославле как беглый каторжник и отправлен отбывать наказание в Александровский тюремный замок Иркутска. В конце апреля 1918 года он был освобождён и вновь возглавил секту, а в конце 1921 года принял иночество. К этому моменту советская власть изъяла всё торговое и производственное имущество секты. В 1930 году был разгромлен её Даниловский центр, но незначительные группы статейников сохранились и поныне.
В то же время возник между странниками вопрос о браке. Первыми проповедниками брачной в странстве жизни были Мирон Васильев из Пошехонского уезда и Николай Косаткин — из Череповецкого. В 1870-х годах их мысль нашла усердного защитника в лице крестьянина Новгородской губернии Михаила Кондратьева. Совершать браки стали под условием взаимного обета верности и при пении молебна. Бегунство по его принципу — самый строгий аскетизм. Все бегуны по идее — иноки. Уставы их необыкновенно строги; особенно тяжелы наказания за прелюбодеяние. Не было, однако, ни одного страннического наставника, который не имел бы нескольких наложниц.
В 1854 году по указанию императора в Ярославской губернии был создан особый совещательный комитет для обсуждения «вредоносности бегунов». Официальное православие высказалась за ужесточение репрессий, в результате чего бегуны были признаны «вредной сектой», для пресечения деятельности которой были разрешены меры гражданского и церковного воздействия.
На начало XX века бегуны, несмотря на то, что численность их всегда была незначительной, из-за подвижного образа жизни быстро распространились по территории России, начиная с Петербурга и до глубины Сибири, наиболее же часты они были в Ярославской, Костромской, Олонецкой и Владимирской губерниях.
Численность бегунов на конец XX века была незначительна, они представляли собой мелкие разрозненные секты, не признающие гражданских и церковных законов и скрывающиеся в глухих местах Сибири и северного Урала.
Спасением души считали «вечное странство», разрыв с миром, изоляция от общества, отказ от любых гражданских функций, повинностей и обязанностей.
Считали, что живут в эпоху Антихриста, ассоцировали его с официальной светской и духовной властью. В связи с этим призывали не платить налогов, отказываться от военной службы, не получать документов как «явных знаков антихриста» и др. Большинство бегунов имело самодельный паспорт, представляющий из себя, как правило, простую бумагу с надписями типа: «Господь защититель живота моего: кого страшуся?», «Сей пачпорт духовный по точкам чти тихо: царь царей!».
Видели близким Конец Света, Второе пришествие Христа. Было предположение, что Новый Иерусалим спустится к Каспийскому морю, куда совершались паломничества.
С деятельностью бегунов связывают распространение легенды о Беловодье.[3]
Давали обет отправиться в странствие, отказаться от дома. Выполнить его, однако, можно было и перед смертью, причём формально, до тех пор живя хотя и строго, но на одном месте, называясь «жиловыми», страноприимцами (принимали тех, кто уже в странствии). Считалось, что обет очистит все грехи.
При вступлении в общину принимали новое крещение и новые имена.
Отрицали сословия и частную собственность. Но жиловые зачастую были зажиточны и даже применяли труд батраков.
Своих умерших хоронили тайно, в сараях, погребах или в лесу, но не на кладбище, в саване или рогоже без гроба, не отмечая место захоронения[2].
Внутри бегунов обособились отдельные группы:
Один из главных героев новеллы "Странник" Леопольда фон Захер-Мазоха принадлежит к секте бегунов. Толстой Л.Н. "Воскресение".
В романе Льва Сергеевича Овалова "Помни обо мне" подробно описан уклад жизни в секте, освещен процесс вовлечения новообращенной девушки в ряды её членов, отмечена трудность возвращения к нормальной жизни после пребывания в секте.
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .