Дуэль между Александром Сергеевичем Пушкиным и Жоржем де Геккерном (Дантесом) состоялась 27 января (8 февраля) 1837 года на окраине Санкт-Петербурга, в районе Чёрной речки близ Комендантской дачи. Дуэлянты стрелялись на пистолетах. В результате дуэли Пушкин был смертельно ранен и через два дня умер.
По подсчётам пушкинистов, столкновение с Дантесом было как минимум двадцать первым вызовом на дуэль в жизни поэта[1]. Он был инициатором пятнадцати дуэлей, из которых состоялись четыре[2], остальные не состоялись ввиду примирения сторон, в основном стараниями друзей Пушкина; в шести случаях вызов на дуэль исходил не от Пушкина, а от его оппонентов.
Француз, офицер кавалергардского полка, приёмный сын нидерландского посланника в Санкт-Петербурге барона Луи Геккерна, познакомился со своей ровесницей Натальей Николаевной Пушкиной, женой поэта, в 1835 году. В глазах светского общества Дантес-Геккерн, красивый блондин, предстал блестящим молодым офицером, влюблённым в красавицу-жену ревнивого мужа (Пушкин не любил придворной жизни и не вызывал тёплых чувств у влиятельных светских людей).
В светском обществе ходили слухи о взаимности чувств Пушкиной и о том, что Дантес уже добился победы; для разворачивания конфликта возникшая молва играла не меньшую, а то и бо́льшую роль, чем реальное положение дел[источник не указан 2564 дня].
Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютером великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена.
4 (16) ноября 1836 года городская почта доставила Пушкину и нескольким его друзьям анонимный пасквиль на французском языке, в котором Пушкину присваивался «патент на звание рогоносца»; в этой пародийной орденской грамоте содержался тонкий намёк на внимание к Н. Н. Пушкиной со стороны не только Дантеса, но и самого царя. В 1927 году пушкинистами (Б. В. Казанским и П. Е. Рейнботом) было высказано предположение, что пасквиль указывает на мнимую связь Натальи Николаевны с императором, так как Пушкин назван заместителем Нарышкина, мужа Марии Нарышкиной, любовницы Александра I; эту точку зрения поддержал и автор наиболее авторитетного на то время исследования дуэли П. Е. Щёголев. Однако Н. А. Раевский считал, что «доказанным его [предположение] считать нельзя»[4]. Сам Пушкин счёл письмо исходящим от Геккерна. Его уверенность поддержало мнение типографа М. Л. Яковлева, которому поэт показал пасквиль. Яковлев посчитал, что послание написано на бумаге иностранного производства[5]. Подозрение некоторых современников, в частности секунданта Пушкина К. К. Данзаса, пало на князя И. С. Гагарина (в 1843 году ставшего иезуитом)[6]. Щёголев же в своём труде «Дуэль и смерть Пушкина», основываясь на экспертизе почерка, проведённой в 1927 году сотрудником уголовного розыска А. А. Сальковым, доказывает, что автором анонимных пасквилей был П. В. Долгоруков. Однако позднее, по результатам более широкой и авторитетной экспертизы, организованной историком-археографом Г. Хаитом и проводившейся сотрудниками Всесоюзного НИИ судебных экспертиз, было установлено, что почерк на сохранившихся экземплярах пасквиля не принадлежит ни Долгорукову, ни Гагарину[7]. Сами Долгоруков и Гагарин при жизни также категорически отвергали свою причастность к указанным письмам.
Придя к выводу об авторстве Геккерна, Пушкин вечером 4 ноября[8] послал Дантесу вызов на дуэль. Через неделю после вызова Жорж Дантес сделал предложение Екатерине Гончаровой — сестре Натальи Николаевны и, соответственно, свояченице Пушкина. Так как Дантес стал женихом Екатерины, Пушкин был вынужден отозвать свой вызов (сыграла роль и аудиенция, данная Пушкину Николаем I, и посредничество В. А. Жуковского). Тем не менее Пушкин отказывался иметь какие-либо отношения с Дантесом и Геккерном, что, как можно видеть из воспоминаний Данзаса[6], задевало их обоих и приводило к дальнейшему обострению ситуации.
10 января 1837 года Екатерина Гончарова стала женой Дантеса. Впоследствии она родила ему четверых детей и умерла после родов в 1843 году, на седьмом году замужества.
После свадьбы Дантеса и Екатерины конфликт между Пушкиным и Геккернами не был исчерпан, и вскоре после брака Дантеса с Екатериной началось распространение в свете слухов и шуток («казарменных каламбуров») по адресу Пушкина и его семьи. 26 января (7 февраля) 1837 года Пушкин отправил Геккерну-отцу письмо (в своей основе сочинённое ещё во время первого конфликта в ноябре), где, чрезвычайно резко характеризуя как отца, так и приёмного сына, он отказал им от дома. Пушкин знал, что письмо носит явно оскорбительный характер и приведёт к новой дуэли.
В тот же день Луи Геккерн через секретаря французского посольства виконта д’Аршиака письмом объявил Пушкину, что от его имени Дантес делает ему вызов, ввиду тяжести оскорбления поединок должен был состояться «в кратчайший срок». Пушкин без обсуждения принял весьма жёсткие условия дуэли, письменно составленные виконтом д’Аршиаком.
27 января (8 февраля) 1837 года под Петербургом в перелеске близ Комендантской дачи состоялась дуэль, на которой Пушкин был смертельно ранен в живот. Условия дуэли были смертельными и не оставляли шанса уцелеть обоим противникам, по условиям они становились на расстоянии двадцати шагов друг от друга, барьер составлял десять шагов[9], стрелять разрешалось с любого расстояния на пути к барьеру. Секундантом Пушкина был его лицейский товарищ подполковник К. К. Данзас, секундантом Дантеса — сотрудник французского посольства виконт д’Аршиак.
Дантес, не дойдя до барьера одного шага, выстрелил первым. Пушкин упал после выстрела Дантеса, но сказал, что у него хватит сил сделать ответный выстрел. При падении Пушкина его пистолет упал в снег и поэтому Данзас подал ему другой[6]. По другой версии, Пушкин сам попросил сменить пистолет и Д’Аршиак стал возражать, но Дантес знаком остановил его[10]. Дантес снова встал к барьеру. Пуля из пистолета Пушкина попала Дантесу в область груди. Современники Пушкина указывали, что «если бы Дантес не держал руку поднятой, то непременно был бы убит; пуля пробила руку и ударилась в одну из металлических пуговиц мундира, причём всё же продавила Дантесу два ребра» (так же в письме В. А. Жуковского С. Л. Пушкину: «эта пуговица спасла Геккерна»)[11]. Современные исследователи, предлагая рассматривать дуэль как предумышленное убийство, утверждают о надетой Дантесом перед дуэлью кольчуге, или даже кирасе; при этом Данзаса сделали виновником гибели поэта — в вину ему ставилась «игра в благородство»: он не только не осмотрел одежды Дантеса, но и нарушил дуэльный кодекс, не пригласив на место поединка врача и не настояв на составлении подробного протокола после него. Отвечая таким исследователям, Я. Л. Левкович указала, что не сохранилось никаких сведений об осмотре одежды противников перед дуэлями и что «подобная проверка могла поставить проверяющего в смешное положение, вызвать пересуды, возмущение» и спровоцировать новую дуэль. Отправлявшийся на поединок (вне зависимости от его морального облика) не мог надеть на себя какое-либо защитное приспособление, имея в виду, что ранение любой тяжести в случае, если бы это приспособление не помогло, привело бы к немедленному осмотру раненного и неизбежному открытию его уловки, а это грозило ему бесчестием и остракизмом[12]. Впрочем, современные тесты с аналогичными дуэльными пистолетами приводили к тому, что пуля, пролетев такое же расстояние, пробив руку манекена, попав в аналогичную пуговицу, пробивали его насквозь.
Раненый Пушкин был повезён с места дуэли на санях извозчика; а у Комендантской дачи пересажен в карету, которую послал старший Геккерн[6].
Ныне на месте последней дуэли, в сквере у пересечения Коломяжского проспекта и железнодорожной линии Сестрорецкого направления (район Черной речки), установлен памятный обелиск.
Пушкина с места дуэли привезли домой, на набережную реки Мойки, дом 12.
Рана оказалась смертельной: поэт прожил два дня. Несмотря на усилия врачей под руководством Н. Ф. Арендта, Пушкин скончался 29 января (10 февраля) 1837 года, в пятницу, в 2:45 дня[13]. В момент его кончины были остановлены часы, которые, являясь реликтом эпохи, хранятся до сих пор, став одним из значимых экспонатов музея, организованного в этом доме впоследствии.
Врачи, боровшиеся за жизнь Пушкина[14]:
Полициею узнано, что вчера в 5 часу пополудни, за чертою города позади комендантской дачи, происходила дуэль между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком Кавалергардского её величества полка Геккерном, первый из них ранен пулею в нижнюю часть брюха, а последний в правую руку навылет и получил контузию в брюхо. Г-н Пушкин при всех пособиях, оказываемых ему его превосходительством г-м лейб-медиком Арендтом, находится в опасности жизни. О чем вашему превосходительству имею честь донесть.
27 января 1837 года в 16 часов с минутами состоялась дуэль Пушкина с Дантесом. Место дуэли находилось в семи с половиной верстах от дома, где жил поэт. Противники приблизились к барьеру, целясь друг в друга. Дантес выстрелил первым с расстояния 11 шагов (примерно восемь метров). Пушкин упал левым боком на шинель, служившую барьером, и какие-то мгновения не двигался, лежа вниз лицом. Секунданты и Дантес быстро подошли к нему. Но он приподнялся: «У меня хватит сил на выстрел…» Дантес снова стал на своё место. Пушкин, сидя, опираясь левой рукой о землю, правой прицелился и выстрелил, легко ранив Дантеса в руку.
Продолжать поединок поэт больше не мог. Снова упал и на несколько минут потерял сознание. Самостоятельно передвигаться был не в состоянии. На шинели поэта тащат к саням, одежда окровавлена, на снегу по следу также кровь. На руках его переносят и кладут в сани, затем сани тащат до дороги и пересаживают раненого в карету.
Везут сидя, в течение часа. Беспокоит сильная боль в области ранения, мучительная тошнота, кратковременные потери сознания, из-за которых приходилось останавливаться. В дом внесли на руках. Сразу же послали за докторами.
По мнению ряда авторов, опубликованному в начале XXI века, в ходе лечения поэта ошибок допущено не было[17]. По их мнению, дополнительным подтверждением этого служит следующее обстоятельство: в 1926 году писатель Андрей Соболь застрелился у памятника Пушкину, причинив себе рану, оказавшуюся похожей на ранение Александра Пушкина — в живот с правой стороны. Несмотря на то, что раненый был немедленно госпитализирован и ему была оказана квалифицированная помощь, спасти его не удалось[18].
В то же время ряд авторов указывает на грубейшие ошибки, на их взгляд, допущенные при лечении А. С. Пушкина. Причиной смерти при этом называется сильная потеря крови и огнестрельный остеомиелит, осложненный газовой гангреной[19]. Перитонит, как причину смерти, эти авторы оспаривают. В то же время указывается, что внутреннее кровотечение вызвало гематому брюшной полости. Ещё В. И. Даль указывал, что перитонит не был непосредственной причиной смерти А. С. Пушкина, и предполагал, что смерть наступила вследствие воспаления вен (флебита), инфекции, вызванной раздроблением костей таза, и потери крови. Ранения кишечника установлено не было, однако, по словам В. И. Даля, «в одном только месте, величиною с грош, тонкие кишки были поражены гангреной. В этой точке, по всей вероятности, кишки были ушиблены пулей»[16]. В. И. Даль при этом указывал, что «раздробления подвздошной и в особенности крестцовой кости — неисцелимы» (неизлечимы), что соответствовало уровню медицины того времени. В 1899 году доктор Б. К. Родзевич в своей публикации упрекал лечащих врачей за назначение пиявок, так как они ослабили состояние больного[17]. Точки зрения, что пиявки серьёзно ухудшили состояние больного, потерявшего много крови, придерживаются также некоторые современные авторы. По их мнению, обескровливание, вызванное пиявками, а также назначение холодных компрессов вместо показанного при данном заболевании тепла, способствовало ухудшению течения огнестрельного остеомиелита и его осложнению газовой гангреной. Отмечается, что больному с осколочным огнестрельным переломом правой подвздошной и крестцовой костей не была обеспечена полная неподвижность, показанная при данного вида ранениях[19][20].
Арендту приписывается раскрытие Пушкину истинного положения вещей:
Приехал Арендт, он также осмотрел рану. Пушкин просил его сказать ему откровенно, в каком он его находит положении, и прибавил, что какой бы ответ ни был, он его испугать не может, но что ему необходимо знать наверное своё положение, чтобы успеть сделать некоторые нужные распоряжения.
— Если так, — отвечал ему Арендт, — то я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды.
Перед смертью Пушкин, приводя в порядок свои дела, обменивался сообщениями с императором Николаем I. Посредниками были В. А. Жуковский — поэт, на тот момент воспитатель наследника престола, будущего императора Александра II и Н. Ф. Арендт — лейб-медик императора Николая I, врач Пушкина. Врач первым стал посредником между умирающим поэтом и царём: он передал царю просьбу поэта о помиловании секунданта Данзаса.[22]
Также поэт просил прощения за нарушение царского запрета на дуэли:
…жду царского слова, чтобы умереть спокойно…
Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки.
Николай видел в Пушкине опасного «вождя вольнодумцев»[23] (в этой связи были ограничены народные выступления его памяти) и впоследствии уверял, что он «насилу довёл Пушкина до кончины христианской»[23], что не соответствует известным фактам: ещё до получения царской записки поэт, узнав от врачей, что его рана смертельна, послал за священником, чтобы причаститься[23]. 29 января (10 февраля) в 14:45 Пушкин скончался от перитонита. Николай I выполнил обещания, данные поэту.
Распоряжение императора:
1. Заплатить долги.
2. Заложенное имение отца очистить от долга.
3. Вдове пенсион и дочери по замужество.
4. Сыновей в пажи и по 1 500 р. на воспитание каждого по вступление на службу.
5. Сочинение издать на казённый счёт в пользу вдовы и детей.6. Единовременно 10 т.[24]
Изготовление посмертной маски
В день смерти с лица поэта была снята гипсовая маска. Изготовление её производилось под наблюдением скульптора С. И. Гальберга. Это засвидетельствовано в письме П. А. Плетнёва В. Г. Теплякову:
П. А. Плетнёв:
Перед тою минутою, как ему глаза надобно было навеки закрыть, я поспел к нему. Тут были и Жуковский с Михаилом Виельгорским, Даль (доктор и литератор), и ещё не помню кто. Такой мирной кончины я вообразить не имел прежде. Тотчас отправился к Гальбергу. С покойника сняли маску, по которой приготовили теперь прекрасный бюст.
Мария Каменская, дочь графа Ф. П. Толстого, в описании своей встречи с Плетнёвым в день смерти Пушкина свидетельствует, что непосредственно снятием маски занимался формовщик-литейщик Балин, которого пригласил её отец[26].
Получ. 5-го февраля 1837 г.
Опочецкого уезда Святогорского монастыря архимандриту Геннадию.
Ордер.
Его сиятельство г. Синодальный Обер-Прокурор Николай Александрович Протасов сообщает мне, что по просьбе вдовы скончавшегося в С.-Петербурге 29-го минувшего января в звании камер-юнкера двора Его Императорского величества Александра Сергеевича Пушкина, разрешено перевезти тело его Псковской губернии Опочецкого уезда в монастырь Святой Горы, для предания там земле, согласно желания покойного.
С сим вместе г. гражданский губернатор извещает меня о сем предмете, присовокупляя Высочайшую Государя императора волю, чтобы при сем случае не было никакого особливого изъявления, никакой встречи, словом никакой церемонии, кроме того, что обыкновенно по нашему церковному обряду исполняется при погребении тела дворянина.
Также, Его Превосходительство уведомляет меня, что отпевание тела совершено уже в С.-Петербурге.
Предание тела покойного г. Пушкина в Святогорском монастыре предписываю вам исполнить согласно воле Его Императорского Величества Императора.
Подлинный подписал: Нафанаил а[рхиепископ] Псковский
№ 10
4 февраля 1837 года
Поэт обрел вечный покой утром 6 (18) февраля 1837 года[2] на кладбище Святогорского монастыря в Псковской губернии.[2]
Лучшим местом на земле я считаю холм под стеной Святогорского монастыря в Псковской области, где похоронен Пушкин. Таких далеких и чистых далей, какие открываются с этого холма, нет больше нигде в России.
О дуэли было доложено по военному начальству. 29 января 1837 года командующий Отдельным Гвардейским Корпусом (в состав Корпуса входил Кавалергардский Ея Величества полк, в котором состоял поручик де Геккерн) генерал-адъютант Карл Бистром, узнав о дуэли, «всеподданейше донес о сем ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ; ЕГО же ВЕЛИЧЕСТВО того ж 29-го числа ВЫСОЧАЙШЕ повелеть соизволил: „судить военным судом как Геккерена и Пушкина, так равно и всех прикосновенных к сему делу, с тем, что ежели между ними окажутся лица иностранные, то неделая[33] им допросов и не включая в сентенцию Суда, представить об них особую записку, с означением токмо меры их прикосновенности“»[34].
Военный суд первой инстанции (полковой) приговорил, в предварительном порядке, Геккерна и Данзаса к смертной казни — по законам времён Петра I; по смыслу 139-го воинского артикула (1715), ссылка на который присутствует в материалах уголовного дела, погибший на дуэли также подлежал посмертной казни: «Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются <…> Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен, или хотя оба не ранены от того отойдут. И ежели случится, что оба или один из них в таком поединке останетца, то их и по смерти за ноги повесить»[35].
Приговор докладывался вверх по начальству; в итоге определение Генерал-Аудиториата А. И. Ноинского от 17 марта 1837 года предлагало: Геккерна «лишив чинов и приобретенного им Российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению Инспекторского Департамента», в отношении секунданта Пушкина подполковника Данзаса предлагалось, принимая во внимание его боевые заслуги и иные смягчающие вину обстоятельства, ограничиться арестом ещё на 2 месяца (он уже был под арестом), после чего «обратить по прежнему[36] на службу»; «преступный же поступок самого Камерюнкера Пушкина <…> по случаю его смерти предать забвению»[37]. На докладе Ноинского 18 марта того же года была начертана Высочайшая конфирмация: «Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом заграницу[36], отобрав офицерские патенты»[38].
Нидерландский министр Геккерн был отозван из Петербурга, Николай I недвусмысленно дал понять о нежелательности его дальнейшего пребывания в России.
Дантес дожил до глубокой старости, стал очень известным во Франции политическим деятелем, был членом французского сената. На склоне лет утверждал, что если бы не та злосчастная дуэль, в результате которой ему пришлось покинуть Россию, то его судьба сложилась бы не так удачливо, и, скорее всего, ему пришлось бы доживать свой век в отставке где-либо на окраине России без большого достатка и в кругу многочисленной семьи.
На следующий день после смерти Пушкина в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду» появилось краткое извещение, которое ввело в русский язык выражение «солнце русской поэзии».
Михаил Лермонтов, не знакомый лично с Пушкиным, но близкий к его друзьям (семье Карамзиных и Н. Ф. Арендту), написал стихотворение «Смерть поэта»: «Погиб Поэт, невольник чести, пал, оклеветанный молвой».
Мирза Фатали Ахундов написал в 1837 году на персидском языке «Восточную поэму на смерть Пушкина».
Фёдор Тютчев посвятил памяти Пушкина стихотворение «29-е января 1837»: «Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет!..»
В конце XX века вышла книга: «История одной болезни»[39], она была переиздана в виде сборника под названием «Дополнение к портретам: Скорбный лист, или история болезни А. С. Пушкина. Доктор А. П. Чехов»[40].
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .