Некрещёный поп | |
---|---|
Жанр | повесть, легенда, святочный рассказ |
Автор | Николай Семёнович Лесков |
Язык оригинала | русский |
Дата первой публикации | 1877 |
![]() |
краткая запись о действительном, хотя и невероятном событии, что уже теперь, при жизни главного лица, получило в народе характер вполне законченной легенды…
«Некрещёный поп» — повесть Николая Семёновича Лескова 1877 года. Имеет два подзаголовка: «Невероятное событие» и «Легендарный случай».
О деле «некрещеного попа», что рассматривалось архиереем «в конце царствования императора Николая Павловича, в самые суматошные дни наших крымских неудач», когда за этими, большой важности, событиями, овладевшими всеобщим вниманием в России, это казусное дело и свертелось под шумок…
А началось всё тридцать пять лет тому назад под Рождество — на Варварин день, в малороссийском селе Парипсы, что в сорока верстах от губернского города, у казака Дукача родился сын. Ребёнка надо крестить, но Дукач перессорился со всеми односельчанами, и никто не захотел идти в крёстные, даже местный священник отец Яков будто сказал, что «целый век ему оставаться некрещеным». Тогда, несмотря на протесты своей Дукачихи, Дукач определяет крёстными своего племянника «полытыка» Агапа и соседку — плутоватую жинку Христю Керасивну, за свои весёлые приключения прослывшую ведьмой. Эта парочка и отправляется крестить младенца в другой приход — в соседнее, недалече чем восемь вёрст, село Перегуды к попу Ерёме…
Это происходило в декабре, за два дня до Николы, часа за два до обеда, при довольно свежей погоде с забористым «московським» ветром, который тотчас же после выезда Агапа с Керасивною из хутора начал разыгрываться и превратился в жестокую бурю. Небо сверху заволокло свинцом; понизу завеялась снежистая пыль, и пошла лютая метель. точно с цепи сорвалась как раз в то время, когда они выезжали за околицу. на дворе стоял настоящий ад: буря сильно бушевала, и в сплошной снежной массе, которая тряслась и веялась, невозможно было перевести дыхание.
На следующий — Савин день, метель успокаивается, и селяне находят в поле заметённые снегом сани с младенцем и Христей в бреду твердящей «Дытина крещена, — и зовите его Савкою». И когда дитя было подано матери с груди Керасивны, то Дукачиха «обрекла его богу» — дала обет, что сын пойдёт в священники. Савка рос смышлёным и религиозным.
Спустя годы, при зачислении Саввы в духовную семинарию никак не могут найти его записанным в метрические книги перегудинской церкви, хотя в исповедных росписях Савва был записан, и даже не по одному разу в год. Но если в гражданском училище на это обратили бы внимание, то в духовных училищах на такое обстоятельство смотрят несколько мягче:
В духовных училищах знают, что духовенство часто позабывает вписывать своих детей в метрики. Окрестивши, хорошенько подвыпьют — боятся писать, что руки трясутся; назавтра похмеляются; на третий день ходят без памяти, а потом так и забудут вписать. Случаи такие известны, и, конечно, так это было и здесь, а потому хотя смотритель руганул причет пьяницами, но мальчика принял, как он записан по исповедным росписям.
В семинарии Саввка учился отлично, даже был определён в академию, но неожиданно для всех отказался и объявил желание быть простым сельским священником. И получилось так, что назначен он был в приход родного села Парипсы. Но его крёстная Христя Керасивна почему-то ворвавшись в собор во время рукоположения Саввы в сан пыталась этому помешать.
— Горе у нас большое, мы до архиерея спешим.
— А что вам надо сделать?
— А чтобы он нам нехрещеного попа оставил, а то мы такие несчастливые, що в турки пидемо.
— Как в турки пидете! Туркам нельзя горелки пить.
— А мы ее всю вперед сразу выпьем.
— Ишь вы, какие лукавые.
— Да що же маем робить при такой обиде — як доброго попа берут. Як же не обида... такий був пип, такий пип, що другого такого во всем хрыстианстве нема...
Реальные дела о. Саввы так добры и полезны, что народ объясняет их истоки легендарно. Если попа Савву — истинного христианина — не вернут, то веру нельзя считать истинной и нужно идти «до турецкой веры», считают прихожане. Столь нелогичное желание возникает в ответ на историческую алогичность
Поп из Саввы вышел самый отличный, но не совсем типичный.
Он добр, равнодушен к деньгам, со всеми ровен, на деле помогает бедным, больным и сиротам. Он допускает житейским прагматизмом оправдываемые отступления с точки зрения веры. Савва на пожертвования прихожан вместо храма строит для ребят школу — «светлую хату с растворчатыми окнами», чтобы «учить их грамоте и слову божию». Собирающимся идти по обету в Киев, советует заменить их поход обетом послужить больным и бедным — что некоторыми воспринимается как дерзость и чуть ли не богохульство. На великий пост есть не запрещает, епитимных поклонов не назначает. На провинившихся баб он накладывает только одну епитимию: прокормить сирот или сшить им порточки. А накладываемые им на мужиков епитимьи вообще кажутся странными, например — цитируя писание, что «неправая мера Бога гневает», он не даёт причастия мельнику пока тот не исправит с хитростью сделанный ковш, позволяющий обманывать селян с зерном.
Парипсянские казаки души не чают в своём попе, и в селе возникает страшный переполох когда умирающая Христя не хочет исповедоваться у Саввы и зовёт благочинного, и при селянах рассказывает ему события той ночи… Но если их поп некрещён, то имеют ли силу браки, крестины, причастия — все таинства, им совершённые за без малого десять лет? Благочинный отправляется в город к архиерею и увозит с собой отца Савву.
Всем селом парипсянские казаки, которые «другого попа не хотят, пока жив их добрый Савва», решают тоже идти к архиерею и требовать оставить им Савву попом, иначе они… «удадутся до турецькой веры»: сразу выпьют во всех шинках всю горелку, чтобы она никому не досталась, а потом возьмут каждый по три бабы и будут настоящими турками.
И казаки отправляются на выручку отца Саввы — зимою, под вечер, как раз около того же Николина или Саввина дня… и как и тридцать пять лет назад снова поднимается сильная метель… И под утро им встретится, как они уразумели, «сам святой Савва»… — келейник архиерея по имени Савва…
О. Савва, говорят, и нынче жив, и вокруг его села кругом штунда, а в его малой церковке все ещё полно народу…
Дата написания повести неизвестна, предположительно незадолго до первой публикации, то есть в 1877 году.
Впервые опубликована в журнале «Гражданин». В вышедшем через год отдельным изданием повести автор произвёл стилистическую правку и разбил текст на главы.
В основе повести лежит действительно имевший место эпизод — в предисловии Лесков указал: «Эта краткая запись о действительном, хотя и невероятном событии». Кроме того, исследователи творчества писателя обращают внимание на напоминание Лескова об истории некрещеного попа в главе пятой его очерка «Епархиальный суд» о деле 1878 года:
Священник Тюльпанов, за служение молебнов и хождение с иконами в нетрезвом виде, а также (тут только и начинается) за допущение в служении неприличий (?!) и за то, что «потерял мирницу» и «совершил крещение двух младенцев в нетрезвом виде, и притом без миропомазания и с опущением некоторых обрядов», — в монастырь на три месяца. Весьма интересный представляется отсюда вопрос: поправлено ли, и каким именно образом, священное тайнодействие, совершенное этим пьяным тайностроителем? — Это не объяснено. А между тем возможно, что несчастный христианнин, у купели которого иерей Тюльпанов произвел описанные упущения и бесчинства, придя в возраст, услышит на это насмешки и попреки и позовет к суду кого-то, не исправившего своевременно его крещеную репутацию. Это уже было в церковной практике и ещё может повториться (напоминаю историю о некрещеном попе).
В повести автор говорит, что действие происходило в «малороссийском казачьем селе, которое мы, пожалуй, назовем хоть Парипсами», но про соседнее село Перегуды такой оговорки нет — сёла с такими названиями существуют и существовали в Киевской губернии — Парипсы и Перегуды. Кроме того, село Перегуды впоследствии становится местом действия повести Лескова «Заячий ремиз».
Жанр произведения иногда называют повестью, иногда рассказом, однако сам автор в подзаголовке определил жанровую форму как «невероятное событие», «легендарный случай». При этом литературоведы отмечают что жанр произведения «Некрещёный поп» можно характеризовать и как «святочный рассказ»[1]:
Первые пятнадцать глав повести строятся по всем канонам святочного жанра с его непременными архетипами чуда, спасения, дара. Рождение младенца, снег и метельная путаница, путеводная звезда, «смех и плач Рождества» — эти и другие святочные мотивы и образы, восходящие к евангельским событиям, наличествуют в повести Лескова.
Повесть посвящена Ф. И. Буслаеву — известному историку литературы, языковеду и искусствоведу, профессору Московского университета с которым Лесков был знаком с 1861 года в период совместной работы в Москве в «Русской речи», и позже особенно сблизился летом 1875 года во время встреч в Париже. Во вступлении к рассказу Лесков так объяснил причину посвящения:
…я посвящаю его имени Ф. И. Буслаева потому, что это оригинальное событие уже теперь, при жизни главного лица, получило в народе характер вполне законченной легенды; а мне кажется, проследить, как складывается легенда, не менее интересно, чем проникать, «как делается история».
Как отметила О. В. Евдокимова . www.herzen.spb.ru. Проверено 12 января 2019., посвящение повести Буслаеву, который прослеживал, «как делается история», исследуя русский фольклор, реконструировал в своих филологических работах законы его появления и считал «народное суеверие — поэзией слитой с жизнью», — делает понятной цель писателя — «создания иллюзии реально складывающейся в народе легенды, не сочинённой, а лишь воспроизведённой в литературном произведении, чтобы читатель остановил внимание на фактичности повествования и не заметил его вымышленных слагаемых»[2].
Как отмечено в примечании к повести издания 1957 года — современная повести критика «почти не реагировала» на него: лишь в «Указателе по делам печати» без подписи был напечатан пересказ сюжета, да в «Новом времени» появился очень короткий анонимный отзыв, что «рассказ веден живо и талантливо»[3].
В 1957 году в своей работе «Н. С. Лесков: Очерк творчества» литературовед Б. М. Другов дал такую характеристику повести: «В „Некрещеном попе“ Лесков как будто собирался показать „праведного“ попа Савву, который живёт в ладу с сельским населением и не похож на типичных „сытых скотин“, как теперь, используя терминологию петровской эпохи, говорит Лесков о духовенстве»[4][5].
В 2013 году литературовед, доктор филологических наук А. А. Новикова, отмечала, что ранее повесть не привлекала внимания отечественных литературоведов, или же рассматривалась поверхностно:
Произведение относили чаще к роду малороссийских «пейзажей» и «жанров», «полных юмора или хотя бы и злой, но весёлой искрящейся сатиры». В самом деле, чего стоят эпизодические, но необыкновенно колоритные образы местного диакона — «любителя хореографического искусства», который «весёлыми ногами» «отхватал перед гостями трепака», или же незадачливого казака Керасенко: тот всё безуспешно пытался уследить за своей «бесстрашной самовольницей» — жинкой.
Но рассмотрение повести только как художественного произведения — недостаточно. Новейшей критикой отмечено, что малороссийский фон повести не более чем камуфляж — часть лесковского метода «литературной отговорки», «многоуровневая маскировка», намотанная «вокруг ядра авторской идеи».
В этой связи отмечается и символизм имени крёстной матери «некрещенного попа»: Христя — Кристина.
Парадоксально уже название повести — «Некрещёный поп», что отметил ещё сын писателя А. Н. Лесков и определил его как «удивительно смелое».
Взгляды, что в таком названии заявлен «антикрестильный мотив», как отметила А. А. Новикова, ошибочны и свойственны англоязычным литературоведам, считающим рассказ демонстрацией якобы протестантских воззрений Лескова, что противоречит высказыванию самого Лескова — одновременно с рассказом в том же 1877 году писатель высказался вполне конкретно: «не гоже нам искати веры в немцах», да и в рассказе подчёркивает служение героя: «вокруг его села кругом штунда, а в его малой церковке всё ещё полно народу…».
А. А. Новикова в своих исследованиях пришла к выводу, что в церковном служении отец Савва — «настоящий православный батюшка, мудрый и участливый к своим прихожанам», а для рассказа в целом организующим началом художественно-семантического пространства является — Новый Завет, получивший в рассказе «Некрещёный поп» своеобразное переосмысление[6].
Но в то же время доктор филологических наук Т. Б. Ильинская отмечает, что в ряде рассказов Лескова взаимодействуют церковная и штундистская темы, и для уяснения феномена отца Саввы следует учитывать личность указанного в повести его учителя грамоты Охрима Пиднебесного и авторскую ретроспективу, положительно изображающую таких предшественников штундизма — «простолюдинов, которые пустили совершенно новую струю в религиозный обиход», «отшельников», селившихся в «маленьких хаточках»[7]:
Воспитанный Охримом Пиднебесным, одним из подобных «отшельников», в жизни которых давно обозначилась трещина между евангельским и церковным, Савва тем не менее выглядит как живое преодоление наметившего разлада народной веры и церковности.
Отмечается связь повести «Некрещёный поп» с рассказом Лескова «Уха без рыбы», вышедшим через десять лет, и не только оксюморонным названием или совпадающим сюжетом (никто не хочет быть крёстным ребёнка бедной девки-«покрытки» Палашки, и у неё нет рубля заплатить попу, а дитя нужно крестить в три дня — к святкам). В повести «Некрещёный поп» долго хранившая тайну Керасивна говорит про отца Савву: «Усе бы добре, да як бы в сей юшке рыбка была», а в рассказе же «Уха без рыбы» дано значение этой фразы: «Особых добродельцев нет, а добро делается»[1].
Один из ведущих исследователей[8] наследия писателя Н. С. Лескова доктор филологических наук Н. Н. Старыгина заметила, что в повести, как и в других своих святочных рассказах, Лесков непреклонен перед своим основным принципом: непривлечение «к участию чертовщины и всяких иных таинственных и невероятных элементов», ведь даже «ведьмовство» Христины — не более чем хитрая уловка умной женщины, любившей пожить на свободе[2] — писатель считал, что сама жизнь невероятным образом организует действительность так, что способствует хорошим делам[1].
Так же как и во всём творчестве Лескова, в повести литературоведы отмечали «толстовские мотивы», и в этой связи неслучайно даже упоминание временем действия Крымской войны — к ней Лесков проявлял постоянный интерес и, разделяя взгляды Толстого, в нескольких номерах газеты «Биржевые новости» поместил статью в поддержку выводов Толстого о национальном патриотизме[1].
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .