Иоакимовская летопись | |
---|---|
Иоакимовская летопись | |
Доверие источнику |
|
Дата написания | X—XI вв. |
Язык оригинала | старославянский |
Жанр | историческая хроника |
Рукописи | утеряны |
Оригинал | утрачен |
Иоакимовская летопись, История Иоакима — условное название выдержек из старой рукописи, опубликованных русским историком XVIII века В. Н. Татищевым в труде «История Российская» (1-й том, 4-я гл.в).
Татищев предполагал, что летопись принадлежала первому новгородскому епископу Иоакиму (ум. 1030 г.). Выдержки содержат ряд уникальных сведений по ранней истории славян и Древней Руси, которым не находится соответствия в других источниках.
Все сведения об истории текста исходят от самого В. Н. Татищева. Собирая древние русские манускрипты, он обратился к своему родственнику Мелхиседеку (Борщову), архимандриту Бизюкова монастыря Смоленской губернии. Тот в мае 1748 года прислал три тетради, принадлежавшие якобы монаху Вениамину, «который о собрании русской истории трудился, по многим монастырям и домам ездя, немало книг русских и польских собрал». Татищев так описал тетради: «Сии тетради видно, что из книги выняты, по разметке 4, 5 и 6-я, письмо новое, но худое, склад старой смешанной с новым, но самой простой и наречие новгородское».
Когда Мелхиседек в сентябре 1748 года скончался, то следы источника, откуда тетради были списаны, затерялись. Другой монах сказал Татищеву, пытавшемуся отыскать Вениамина, что книга принадлежала самому Мелхиседеку и что списал он её в Сибири.
Татищев пришёл к выводу, что Вениамина не существовало, а в его распоряжении оказался текст летописи, написанной епископом Иоакимом, в начале XI века. «Между такими неведомыми Нестору и забвенными историками есть Иоаким, первый епископ новогородский, о котором хотя нигде, чтоб он историю писал, не упоминается, но это не дивно, ибо видим других многих».
В нашем распоряжении имеется лишь текст выписок Татищева, сделанных в 1748 году. Историк не дословно воспроизвёл текст оригинала, а в части, посвящённой событиям IX—X веков, упомянул в виде вольного пересказа лишь сведения, которые по его мнению расходились с «Повестью временных лет». Наиболее полно Татищев воспроизвёл рассказ от первого лица (предположительно Иоакима) о крещении Новгорода. Исследователи обращают внимание на различия черновых рукописей В. Н. Татищева и опубликованного текста «Иоакимовской летописи», а также на ссылку на её несуществующее место. Таким образом сам текст «летописи» изменялся Татищевым по ходу его работы.
Иоакимовская летопись лишена абсолютной хронологии в годах, характерной для «Повести временных лет». Используется относительная хронология по правлениям князей.
Датировка событий «по коленам» правителей характерна для устной традиции. Характерна она и для скандинавских саг. Следы подобного изложения имеются в «Повести временных лет» и «Слове о полку Игореве». В Иоакимовской летописи говорится о поколениях словенских князей от Вандала до Гостомысла.
Относительная хронология по годам в период правления какого-либо монарха характерна для византийской историографии а также, по мнению исследователей, для раннего этапа русского летописания (до 60-70-х годов XI века). Она присутствует в «Памяти и похвале князю Владимиру» Иакова Мниха и в так называемом «Перечне» княжений «Повести временных лет». В Иоакимовской летописи имеется относительная дата: «Рюрик по смерти братьев обладал всею землею, не имея ни с кем войны. В четвёртое лето княжения его переселился от старого в Новый град великий ко Ильменю…» В «Повести временных лет» эта дата отражена в разделении года призвания братьев и их смерти «через два года». Кроме того, сведения о походах князей, которые в «Повести» разделены по разным годам (так что иногда один поход растягивался на несколько лет), в Иоакимовской летописи даны в качестве перечисления народов, на которые были совершены походы.
Информация Иоакимовской летописи имеет параллели в других летописных и внелетописных источниках, что может свидетельствовать как о древности её сведений, так и о позднем заимствовании фальсификатором.
Сведения Иоакимовской летописи | Параллельные тексты |
---|---|
«Князь Славен, оставив во Фракии и Иллирии около моря по Дунаю сына Бастарна, пошел к полуночи и град великий создал, во своё имя Славенск нарек». | «Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели… Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем — славянами, и построили город, и назвали его Новгородом… И пришел (апостол Андрей) к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей — каков их обычай и как моются и хлещутся (в банях), и удивился им». — «Повесть временных лет», нач. XII века. |
« А Вандал… все земли… себе подчинил и сынам своим передал. Он имел три сына: Избора, Владимира и Столпосвята. Потом умер Избор и Столпосвят, а Владимир принял власть над всей землей. Он имел жену от варяг Адвинду…» |
Вандал с сыновьями упоминается в сказках А. Я. Артынова. В истории известен остготский предводитель Вандалар с тремя сыновьями Теодимиром, Валамиром и Видимиром. Мавро Орбини в своей книге «Славянское Царство» писал, ссылаясь на утерянные «Летописи Московии» Еремея Русского, что в древние времена русскими предводительствовали готские вожди. В скандинавской «Саге о Тидреке Бернском» XIII века, известной также на Руси, говорится о Гертните, конунге из Новгорода, который завоевал обширные земли и разделил их между сыновьями и другими конунгами. «У него было два сына от жены, старший звался Озантрикс, младший Вальдимар, а третий сын, которого он имел от… наложницы, назывался Ильей». Во главе всей земли Гертнит поставил Озантрикса, но затем над всей землёй Гертнит поставил конунгом Вальдимара, которому пришлось сражаться с Аттилой и Тидреком за Полоцк (в саге — Палтиска) и Смоленск (в саге — Смаланд).[1] |
«Люди же, терпевшие тяготу великую от варяг, послали к Буривою, испросить у него сына Гостомысла, чтобы княжил в Великом граде. И когда Гостомысл принял власть, тотчас варягов что были каких избили, каких изгнали, и дань варягам отказались платить» | В легенду из «Повести временных лет» включены имена, которые известны по другим источникам и принадлежат людям, жившим в IX веке. Окончания «-ой» и «-мысл» не характерны для восточных славян, но встречаются среди западных. Гостомысл (князь бодричей) упомянут в Ксантенских анналах как один из племенных вождей вендов (западных славян), который погиб в 844 году во время войны против короля Людовика II.[2] Буривой может ассоциироваться с чешским князем конца IX века Борживоем, отцом которого был Гостивит. Жену Борживоя звали Людмила — именем, близким позвучанию к Умиле (дочь Гостомысла по Иоакимовской летописи).[3] «Великий град» может ассоциироваться с Велиградом ([4], городом бодричей близ современного города Висмара в немецкой земле Мекленбург — Передняя Померания. Археологи предполагают, что Велиград был основан в VII веке. По Иоакимовской летописи «Великий град» располагался на берегу моря. |
Сон Гостомысла: "Однако спящему ему пополудни привиделся сон, как из чрева средней дочери его Умилы произрастает дерево великое плодовитое и покрывает весь град Великий, от плодов же его насыщаются люди всей земли. Восстав же от сна, призвал вещунов, да изложил им сон сей. Они же решили: «От сынов её следует наследовать ему, и земля обогатиться с княжением его». | В «Саге о Хальвдане Чёрном» XIII века, о норвежском конунге Хальвдане IX века, говорится о жене конунга Рагнхильде, которая видит сон, предвещающий рождение сына Харальда: «Рагнхильд снились вещие сны, ибо она была женщиной мудрой. Однажды ей снилось, будто она стоит в своем городе и вынимает иглу из своего платья. И игла эта у неё в руках выросла так, что стала большим побегом. Один конец его спустился к земле и сразу же пустил корни, другой же конец его поднялся высоко в воздух. Дерево чудилось ей таким большим, что она едва могла охватить его взглядом. Оно было удивительно мощным… На дереве было много больших ветвей, как вверху, так и внизу. Ветви дерева были так велики, что распространялись, как ей казалось, над всей Норвегией и даже ещё шире»..[5] |
Упоминается о христианских священниках княгини Ольги в Киеве: «Ольга, владея с сыном и научена бывши от пресвитеров, бывших в Киеве, вере Христове, но крещения народа ради принять не могла». | Яхья Антиохийский, христианский арабский автор начала XI века, возможно, видевший воинов-русов в Антиохии в 999—1000 годах, пишет о том, что Ольга обращалась к императору с просьбой прислать священников на Русь. Из Царьграда был послан епископ, который в Киеве крестил княгиню и каких-то людей. «Нашел я эти сведения в книгах русов,» — пишет Яхья.[6]
Константин Багрянородный, описывая в книге «О церемониях» визит княгини Ольги к нему в Константинополь в 957 году, называет в её свите «пресвитера Григория», не упоминая о крещении княгини.[7] В «Повести временных лет» под 969 годом также упоминается «презвутер» при Ольге, который похоронил её по христианскому обряду. |
«По смерти Ольги Святослав пребывал в Переяславце на Дунае,… не единожды побеждая, наконец за Дунаем у стены длинной (что сия за стена и где, я описания не нахожу — Татищев) все войско погубил. Тогда диавол возмутил сердца вельмож нечестивых, начал клеветать на христиан, бывших в войске, якобы это падение войск приключилось от прогневания лжебогов их христианами. Он же настолько рассвирепел, что и единственного брата своего Глеба не пощадил, но разными муками томя убивал». | Поход Святослава на Балканы и его поражение довольно подробно описаны византийскими историками Львом Диаконом и Скилицей. Обычно в византийской литературе «длинной стеной» именовалась невысокая стена от Чёрного моря до Мраморного, преграждающая подход к Константинополю на расстоянии примерно 40 км от столицы Византии. Из описания русско-византийской войны 969—971 гг. следует, что Святослав никогда не подходил близко к длинным стенам Константинополя, однако это совершали в VI веке славяне при набегах на Византию. Византийские писатели ничего не сообщают ни о распрях в стане русского войска, ни о наличии в его составе христиан. |
Споры о достоверности тетрадей начались ещё с времён Татищева.
Начиная с М. М. Щербатова (1789 год) в науке утвердилась мысль о Иоакимовской летописи как о фальшивке. Историограф Карамзин считал её шуткой Татищева, подчёркивая его слова «Вениамин монах только для закрытия вымышлен» и аргументируя ложность летописи сведениями оттуда об Анне, супруге Владимира Крестителя, как о болгарской княжне. Н. М. Карамзин также полагал, что отрывок Иоакимовой летописи почерпнут из книги «О древностях Российского государства» (1699) Тимофея Каменевич-Рвовского[8].
Оппонентом Щербатова выступил И. Н. Болтин. Историк С. М. Соловьёв в «Истории России с древнейших времён» говорит о татищевских известиях в целом: «свод летописей Татищева, в подлинности которых нет основания сомневаться»[9]. П. А. Лавровский предположил, что летопись написана современником крещения Руси в X веке.
Церковный историк критического направления Е. Е. Голубинский считал её сборником легенд XVII века в компиляции Татищева. И. Линниченко, как и большинство последующих учёных, видит в Иоакимовской летописи не «шутку» Татищева, а один из вариантов широко распространённых в XVII—XVIII веках исторических легенд. С. К. Шамбинаго сопоставил Иоакимовскую летопись с Новгородской Третьей Летописью, предположив, что она составлена на основе «Повести о старобытных князьях», дополнявшей Новгородскую летопись, и написанную в свою очередь по инициативе новгородского митрополита Иоакима (1621—1690 гг.), будущего патриарха. Шамбинаго также указал на позднюю киноварную надпись на Комиссионном списке Новгородской Первой Летописи: «Летопись Акима епископа новгородского». Это позволило О. В. Творогову заключить, что Иоакимовская летопись входит в круг легендарных повестей XVII века, когда определённой их группе приписывали авторство Иоакима[10].
В целом в историографии XX века Иоакимовская летопись считалась наиболее сомнительным из так называемых «татищевских известий». Но при этом сложилась практика, допускающая осторожное (с обязательными оговорками) обращение историков к её сведениям.
Среди признаков позднего происхождения отмечалось, что «сон Гостомысла» использован Татищевым для оправдания передачи трона по женской линии после смерти Петра I. Само упоминание Гостомысла говорит о позднем происхождении Иоакимовской летописи, так как его имя впервые появляется в русских источниках в конце XV века, хотя во франкских хрониках встречается созвучное имя вождя вендов[11].
Б. А. Рыбаков с оговорками ссылается на текст Татищева, называя сведения о крещении Новгорода местными легендами и поговорками. Он называет летопись «компилятивным источником XVII века», но признает «что у составителя Иоакимовской летописи мог быть в руках какой-то недошедший до нас более ранний источник, сообщавший сведения, часть которых блестяще подтверждена археологическими данными».[12] Этими данными Рыбаков считал раскопки в Киеве, обнаружившие, что «постамент идолов киевских языческих богов, поставленный в самом центре княжеского Киева, был вымощен плинфой и фресками христианского храма, разрушенного до 980 г.». Этот памятник был интерпретирован Я. Е. Боровским и Д. Н. Козаком как остатки христианских церквей, разрушенных по Иоакимовской летописи Святославом[13].
Наиболее значимым шагом для дальнейшего изучении Иоакимовской летописи стали раскопки В. Л. Янина в Новгороде, которые велись по данным Иоакимовской летописи, относящимся к событиям крещения города. Раскопки вокруг церкви Преображения, упомянутой в тексте, показали, что в 989 году на месте сгоревших домов были построены новые, что подтверждает сведения о поджоге домов воеводой Добрыней. В пожарищах домов найдены клады серебряных монет не моложе 989 года, хозяева которых были, судя по всему, убиты, что подтверждает рассказ о подавлении восстания. В слоях 972—989 годов найден нательный крестик, что также подтверждает информацию летописи о христианской общине Новгорода. Янин отмечает «наличие в повести отдельных реалистических деталей, находящих археологическое подтверждение», это «позволяет считать, что её возникновение в середине XV века опиралось на какую-то достаточно устойчивую древнюю традицию»[14]. Ещё в 1988 году Янина поддержал О. М. Рапов, который сопоставил сведения Никоновской летописи под 6498 годом с данными дендрохронологии, — сведения Иоакимовской летописи не ставятся им под сомнение[15]. А. В. Назаренко (2001) с оговорками привлекал в своих построениях данные Иоакимовской летописи о симпатиях к христианству Ярополка Святославича.
Историк С. В. Алексеев подверг критике часть «Иоакимовской летописи», рассказывающую о крещении Новгорода, указывая на внутренние противоречия текста, несоответствие другим новгородским источникам и археологическим данным. Особое внимание он уделил вставкам В. Н. Татищева, отсутствовавшим в рукописи историка (в выписках) и появившимся в окончательном тексте. В частности, вставкой оказались сведения о том, что восстание против крещения возглавлял языческий жрец Богомил по прозвищу Соловей[16].
В 2005—2006 годах в Великом Новгороде проводились подводные раскопки с целью выявления остатков «Великого моста» через Волхов, самое раннее упоминание которого содержится в Иоакимовской летописи в тексте о крещении новгородцев в 991 году. Тогда удалось обнаружить опоры моста XIII—XIV вв., что придало С. Трояновскому и другим участникам проекта уверенности в возможности обнаружения конструкций XI—XII вв. Если доверять тексту Иоакимовской летописи, то мост был построен одновременно с нижним ярусом новгородских мостовых в 970—980-х гг., и археологи могут как подтвердить эти сведения, так и опровергнуть их. Подтверждение существования моста через Волхов в X веке нашли в апреле 2018 года, когда подводными археологами был обнаружен пятиугольный в плане забутованный камнем сруб в 170 метрах от Великого моста выше по течению Волхова. Радиоуглеродный анализ образцов сруба, проведённый в лаборатории изотопных исследований РГПУ им. А. И. Герцена, показал, что возраст этого моста, пересекавшего русло Волхова между Никольским собором на Ярославовом Дворище и утраченным собором Бориса и Глеба в Новгородском детинце, может составлять ок. 1060 лет[17], то есть он был построен в X веке — деревья завершили свой рост приблизительно в 959 году ± 25 лет[18][19][20].
В вышедшем в Киеве исследовании А. П. Толочко (2005 г.), автор делает вывод, что Иоакимовская летопись целиком создана Татищевым (её сведения, с точки зрения автора, «подтверждают» ряд догадок, делавшихся Татищевым до её открытия, и содержат факты, которые могли быть известны только Татищеву, но не средневековому летописцу). А. П. Толочко указывает на наличие у В. Н. Татищева в другом томе его труда ссылки на несуществующее место Иоакимовской летописи[21]. Противники удревнения Иоакимовской летописи также утверждают, что не существует текстологических доказательств её подлинности, а археологически подтверждённые данные, на которые ссылаются апологеты Иоакима, для них сомнительны («строительный мусор» в Киеве и «следы пожара» в Новгороде). В свою очередь, С. В. Конча ответил на критику Толочко встречной статьёй, где говорится, что его критические замечания построены целиком на предположениях[22], тогда как ряд фактов, приведённых в Иоакимовской летописи, не мог быть известен российским историкам XVIII века, но подтверждается другими источниками. А. П. Толочко, опираясь на единственное слово «проторчь», присутствующее по одному разу в Иоакимовской летописи и в Радзивиловском списке, утверждает, что «автор Иоакимовской летописи владел индивидуальным словарем Татищева», откуда следует, что Татищев и был её автором. Однако из современных словарей[23], которых во времена Татищева ещё не было, ясно, что в обоих случаях слово употреблено для обозначения узкой теснины, пробиваемой в твёрдом грунте водами Днепра непосредственно вблизи порогов. В других летописях слово «проторчь» встречается в иных формах («протолъчии», «протолчивое»)[24].
Одним из аргументов позднего происхождения считаются скандинавские мотивы, присутствующие в тексте. Их наличие может быть связано с тем, что автор XI века использовал сведения скандинавов, служивших не позднее 1019 года при дворе Ярослава Мудрого, который был женат на шведской княжне Ингегерде. В этом случае допустимо авторство самого Иоакима Корсунянина, умершего в 1030 году, и Иоакимовская летопись может рассматриваться как позднее изложение его историографического сочинения.
Однако С. В. Конча в своей статье, посвящённой скандинавским элементам в тексте Иоакимовской летописи, приводит убедительные доказательства позднего происхождения топонимов, встречающихся в части о Гостомысле. Автор показал, что эти сведения восходят к переписке В. Н. Татищева и его шведского подрядчика Э. Ю. Биорнера, специалиста по скандинавским и латинским текстам. В ней встречаются, в частности, топонимы Colmogardia (Колмогард — в летописи) и Kymenegardia (Кумень — в летописи), заимствованные из европейских географических описаний России XVII века. В свете этого открытия историк предлагает заново изучить текст Иоакимовской летописи, чтобы выяснить все её источники. Он, в частности, сомневается, что В. Н. Татищев мог написать разделы летописи, описывающие историю X века[25]. Описание дунайского похода Святослава свидетельствует о знакомстве автора с византийскими источниками (Диаконом и Скилицей), к которым Татищев не мог иметь доступа.
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .