WikiSort.ru - Не сортированное

Принятие сана

Вероятно, уже в Чехословакии Григорий Вендт с особенной остротой ощутил, что мир тяготит его, поэтому в 1932 году он принял решение перебраться в Париж на учебу в Свято-Сергиевский православный богословский институт. В Париже он встретил великолепную плеяду русских мыслителей, таких как Н. Бердяев, Г. Федотов, С. Франк, В. Вейдле, обрел своего духовного учителя в лице Сергия Булгакова и познакомился с митрополитом Евлогием (Георгиевским), который впоследствии благословил его на иноческий подвиг. В 1935 году Григорий Вендт принял монашеский постриг под именем Евфимия, в честь преподобного Евфимия Суздальского. Все, кто знал близко отца Евфимия, отмечали, что он обладал редким даром духовного руководства, исповедничества. Отец Евфимий окормлял приходы в Озуар-ла-Феррьер и Розе-ан-Бри (под Парижем), был первым духовником Покровской женской обители в Бюсси-ан-От (департамент Йонна), но основным делом своей жизни считал скит Казанской иконы Божьей Матери, где он построил церковь по собственным чертежам и священствовал более тридцати лет.

Монахиня Нина (Овтрахт) рассказывает: «Служить о. Евфимий был назначен в приходской храм в Озуар-ля-Феррьер под Парижем. Храм был маленьким, деревянным, с чердаком. О. Евфимий жил на этом чердаке и совершал свои первые монашеские подвиги. В это время в Париже на улице Лурмель зарождалось «Православное дело» матери Марии. Вокруг неё и отца Киприана (Керна) собралось несколько монахинь. Некоторые из них стремились к более созерцательной жизни, вне городского шума и суеты. Наконец в 1938 г. был найден дом с участком земли, окруженный со всех сторон полями, — в двух километрах от деревушки Муазне, что в 70 километрах от Парижа. Митрополит Евлогий благословил основать там скит и назначил настоятелем отца Евфимия. Храм устроили в подвальном помещении дома, освятив его в честь Казанской иконы Божьей Матери».

В Казанском скиту поселились четыре монахини — мать Евдокия (впоследствии первая игуменья Покровского монастыря в Бюсcи-ан-От), мать Феодосия (ставшая игуменьей после кончины матери Евдокии), мать Дорофея и мать Бландина. Вскоре к ним присоединились инокини Глафира (Кириади) и Таисия (Карцева), автор жизнеописаний русских святых. На первых порах матушки, вкупе с монашеским послушанием, обрабатывали огород, ухаживали за скотиной и домашней птицей — это позволяло выжить при скудных средствах к существованию. Мать Евдокия, помимо того, продолжала преподавание в богословском институте на Сергиевском подворье.

С самого начала существования скита монахини задумывали создать приют, в котором русские люди, оказавшиеся в трудных обстоятельствах, могли бы найти кров и поддержку. Во время Второй мировой войны скит служил убежищем для раненых. Монахини героически, зачастую рискуя собственной жизнью, переправляли в свободную зону участников Сопротивления. В послевоенное время пансионат продолжил своё существование: сюда приезжали на временное поселение и лица духовного звания, и военные, и деятели культуры — достаточно упомянуть, что четверть из похороненных на местном кладбище насельников монастыря удостоились статей в биографическом словаре русской эмиграции^[1].

Личность отца Евфимия как духовного наставника сложилась именно здесь, в Казанском скиту, куда его направил митрополит Евлогий, задумавший создать во Франции «крепкий узел женского монашества»^[2]. Поначалу пастырское попечение о. Евфимия было сосредоточено исключительно на монахинях, насельницах скита. Со временем круг окормляемых расширился: к нему на исповедь за 70 верст по бездорожью слетались архимандрит Киприан (Керн), епископ Кассиан (Безобразов), священники Игорь Верник, Николай Озолин, другие профессора богословского института.

Церковь в казанском скиту

В 1955 году отец Евфимий начал строить на территории монастыря церковь (первоначально под богослужения был приспособлен подвал дома). Церковь строилась в течение семи лет, работа шла медленно из-за трудных материальных обстоятельств, но также и по причине слабого здоровья отца Евфимия: он часто болел, постоянно превозмогал различные хвори и недуги. Но очевидно, что подвиг храмостроительства мог быть по силам лишь человеку, обладавшему исключительной нравственной цельностью. Вместе с монахинями и немногочисленными помощниками из русских эмигрантов архимандрит Евфимий собирал на окрестных полях камни для постройки, сам замешивал цемент, сам возводил стены. Он же был и автором проекта строительства.

Архитектурная концепция храма во многом уникальна. Каждая деталь имеет здесь богословское обоснование. Принципиально отсутствуют прямые углы. В плане церковь опирается на неправильную трапецию и внешне напоминает дарохранительницу или корабль, одним словом, ковчег. В двускатной крыше прорезаны четыре «свободно парящих» треугольных окна, два из которых, прямо над Царскими вратами, рассчитаны таким образом, что на литургии лучи солнечного света, проникающего в эти окна, сходятся на возносимой священником чаше.

Церковь украшена фресками монаха Григория (Круга). Иконостас выполнен сестрой Иоанной Рейтлингер.

Богословское наследие

В последние годы жизни архимандрит Евфимий писал трактат «Начертание и наречение решений Отрешенного. Графика и грамматика Догмата», в котором имеются параллели с софиологическими воззрениями о. Сергия Булгакова, с «Философией Имени» А. Ф. Лосева, с «Критикой чистого разума» Канта, но также — подспудно — с визуальной поэзией и целым спектром новейших формальных изысканий в русской словесности. Из этого 560-страничного труда были опубликованы лишь два небольших отрывка — «Только свидетельство», посвящённый светлой памяти иконописца Григория Круга («Вестник РСХД» № 93 за 1969 год), и «Relatio religiae» («Вестник РСХД» № 101–102 за 1971 год, юбилейный выпуск к столетию со дня рождения о. Сергия Булгакова). Внимательным читателем и, судя по переписке, критиком трактата был игумен Геннадий (Эйкалович)^[3]. В 2010-е годы изучением творческого наследия архимандрита Евфимия занимались богослов Игорь Ситников, иконописец Ольга Платонова и писатель Михаил Богатырев, выпустивший биографический очерк об о. Евфимии и включивший в свою книгу «Сonsonantia poenitentiae, vol.1» (2016) несколько эссе, посвященных софиологическим теориям архимандрита^[4].