Гянджинский мятеж | |||
---|---|---|---|
Дата | 26 — 31 мая 1920 | ||
Место | Гянджа | ||
Итог | Восстание подавлено | ||
Противники | |||
|
|||
Командующие | |||
|
|||
Потери | |||
|
|||
Гянджинский мятеж[2] (азерб. Gəncə qiyamı; в советских источниках[3]) или Гянджинское антисоветское восстание (азерб. Gəncə antisovet üsyanı; в современных азербайджанских источниках[3])[4] — крупное вооружённое антисоветское выступление частей 1-й пехотной дивизии старой азербайджанской армии, произошедшее 26—31 мая 1920 года в городе Гяндже Азербайджанской Советской Социалистической Республики; организаторами стали офицеры старой армии .
Пятидневные бои, развернувшиеся вокруг города и на его улицах, носили ожесточённый характер, но в них отличились как восставшие азербайджанские военнослужащие, так и красноармейцыАзербайджанской Красной армии.
. После подавление мятежа, старая азербайджанская армия была расформирована, а взамен неё началось активное формированиеВ ночь с 26 на 27 апреля 1920 года большевики подняли восстание в Баку, предъявив азербайджанскому правительству два ультиматума о сдачи власти. Практически одновременно с восстанием, границу пересекли четыре бронепоезда Советской России, следом за которой двигались главные части XI Красной Армии. Если в столице некоторые воинские части перешли на сторону большевиков, а флот под командованием заместителя начальника военного порта Ч. Ильдрыма грозился открыть огонь по зданиям парламента и правительства, то бронепоездам Советской России в нескольких местах было оказано небольшое сопротивление. Созванный на экстренное заседание парламент, большинством голосов проголосовал за передачу власти Азербайджанской коммунистической партии (большевиков) — АКП(б), с одним из условий, что новое правительство не допустит вступления частей XI Красной Армии с боем в Баку, после чего парламент самораспустился. Военный министр С. Мехмандаров в своём последнем приказе поблагодарил военнослужащих за их службу и выразил уверенность, что солдаты и офицеры азербайджанской армии «и при новой власти будут служить так же честно и доблестно на благо всем нам дорого Азербайджана... Дай то Бог»[6]. Азербайджанские большевики образовали Азербайджанский Временный Революционный Комитет (Азревком) и организовали Совет Народных Комиссаров (правительство), объявив о своей готовности вступить в тесный союз с Советской Россией. Таким образом, на смену парламентской Азербайджанской Демократической Республики (первой республики) пришло государство с новой формой государственного устройства — советский по форме Социалистический Азербайджан (вторая республика).
Узнав о событиях в Баку, Гянджинский окружной комитет АКП(б) в тот же день организовал губернский ревком во главе с Ф. Алиевым, предъявив губернатору ультиматум о сдаче власти. Вечером 29 апреля губернатор Худадат-бек Рафибеков подписал акт о сдачи власти Ревкому во всей Ганджинской губернии[7]. Бронепоезда со стороны Баку двинулись в направление Гянджи. При приближении к городу они вступили в крупный бой с отрядом мусаватистов, попытавшимся преградить им дорогу[8][9]. 1 мая советские бронепоезда и десантные роты 28-й стрелковой дивизии заняли станцию Гянджа и железнодорожный район города[10][11]. На следующий день сюда подошли полки 2-го конного корпуса и Таманской кавалерийской дивизии, которые заняли весь город и прилегающие к нему районы[12]. Однако, на момент начала восстания в Гяндже «многие аулы… даже не знали о советизации страны»[13].
28 апреля Азревком своим декретом учредил народный комиссариат по военно-морским делам[14] и первым наркомом по военно-морским делам стал Ч. Ильдрым[15]. На следующий день Азревком выпустил обращение к солдатам азербайджанской армии с призывом помогать Красной Армии в борьбе за Советскую власть[16] и в тот же день постановил подчинить азербайджанскую армию в оперативном отношении командованию XI Красной Армии, чтобы «переформировать её на основах Рабоче-Крестьянской Красной армии в соответствующие численному составу части, сохранив название „азербайджанских“»[17]. Новая азербайджанская армия по личному составу в первое время (май месяц), по сути, представляло собой армию, унаследованную от старой азербайджанской армию, которая всего лишь сменила название на Красную армию[18]. Солдаты и офицеры старой армии продолжали нести службу, но уже при новой власти. Так, 30 числа своим товарищем (заместителем) Ч. Ильдрым временно назначил бывшего помощника военного министра АДР, генерала А. Шихлинского[19]. Как позднее отмечал начальник 20-й стрелковой дивизии М. Д. Великанов: «старые войсковые части не подверглись коренной реорганизации, а продолжали существовать без всяких перемен по линии руководства и командования. Революционные возможности этой армии переоценивались»[13].
Членов АКП(б) стали направлять в части старой армии, перед которыми стояла задача сконцентрировать в своих руках политическое руководство. Комиссаром частей войск, которые располагались в Гяндже, по рекомендации Азревкома и в соответствии с приказом наркомвоенмора Азербайджанской ССР от 4 мая был назначен Ахмед Рзаев[20]. 7 мая, Азревком принял решение «в оперативном, административном, организационном, а также в отношении снабжения всеми видами довольствия» подчинить переименованную к тому времени армию и флот командованию XI Красной Армии и Волжско-Каспийской военной флотилии[17]. Подчинение старых азербайджанских частей XI Красной Армии являлось не только политической акцией; пополнение в гарнизонах состава частей было необходимо, поскольку вступившая в Закавказья XI Красная Армия по численности была невелика[21].
Во исполнении этого решения, 11 мая вышел приказ командующего XI Красной Армии М. К. Левандовского, члена Реввоенсовета К. А. Мехоношина и начальника штаба А. К. Ремезова, в соответствии с которым азербайджанские войска, располагавшиеся в Гянджинском уезде, в оперативном и строевом отношении переходили в подчинение начдиву 32-й дивизии, перед инспекторами XI Армии ставилась задача выработать план реорганизации азербайджанских войск, приказывалось также образовать I Сводную азербайджанскую рабоче-крестьянскую красную советскую стрелковую дивизию[22]. В тот же день Ч. Ильдрым писал:
Реввоенсовету XI Красной Армии и Военно-морскому комиссариату Азербайджанской Советской Республики поручается реорганизация азербайджанской армии на основах Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Реорганизацию флота проводить совместно с командующим Каспийским Красным флотом. Мобилизация и формирование частей производится Военно-морским комиссариатом Азербайджанской Советской Республики[20]. |
При проведении реорганизации, части старой азербайджанской армии переформировывались. Наркомвоенмор 16 мая издал приказ, в соответствии с которым 3-й пехотный гянджинский полк был переименован в 3-й Азербайджанский рабоче-крестьянский красный стрелковый полк, а 1-я пехотная дивизия (её части поднимут восстание — прим.) объединена с 2-й в 1-ю рабоче-крестьянскую красную стрелковую бригаду (три полка), которая стала частью 1-й азербайджанской рабоче-крестьянской красной дивизии (штаб 1-й пехотной дивизии получил название штаба Азербайджанской рабоче-крестьянской сводной дивизии)[20]. Примерно в это же время приказом наркомвоенмора Азербайджанское военное училище было переименовано в Рабоче-Крестьянские Красные командные Курсы. Руководство реорганизацией учебных участей было возложено на бывшего офицера старой армии, а на тот момент заместителя наркомвоенмора, генерала А. Шихлинского: «...Реорганизацию же учебных частей произвести по указаниям моего заместителя Али Ага Шихлинского»[23].
Остаточное финансирование военных учреждений также стало роковым упущением для Советов, поскольку это подвигло офицеров и солдат к поиску лучшей доли в гражданских учреждениях и «на службе буржуазии» (иначе говоря, дезертировать)[13].
Гянджа (царский Елизаветполь) располагается на самом западе Азербайджана и представляет из себя крупный город. Его гарнизон состоял из частей как 20-й стрелковой дивизии, так и некоторых частей 1-азербайджанской пехотной дивизии. То, что азербайджанские части были сконцентрированы в Гяндже, было сознательной акцией советского командования, чтоб их переформировать. Как полагало новое командование дивизии (начальник С. С. Шевелёв, военком И. И. Леженин и начальник штаба Соколов), в связи с этой мерой будет не только «удобнее наблюдать за частями», но и обеспечить их продовольственным фуражом[13].
Два стрелковых полка (178-й и 180-й) 20 дивизии дислоцировались в юго-восточном (армянском) районе, а батальон связи и комендантская команда штаба 3-й бригады Таманской кавалерийской дивизии располагались в северо-западном (мусульманском) районах города. Части 3-й бригады, которой командовал Ширмахер, располагали численным составом около 2 тысяч бойцов при 30 пулемётах и одном легком артиллерийском дивизионе[24][25].
На расстоянии 20 км к юго-западу от Гянджи, в с. Зурноабад дислоцировалась 20-я кавалерийская бригада (450 сабель) с одной конной батареей и 8 пулемётами, а в 5-6 км к югу от города, в немецкой колонии Еленендорф находился штаб артиллерии дивизии и двухорудийная батарея[24].
К моменту восстания части 1-й азербайджанской пехотной дивизии армии Азербайджанской Демократической Республики ещё не были реорганизованы по советскому образцу. Они состояли из 3-го Гянджинского стрелкового полка, учебной команды 3-го Шекинского конного полка, одной артбатареи и комендантской команды штаба дивизии, общая численность которых доходила до 1800 бойцов. Сохранялся и начальствующий состав. Например, генерал-майор Мамед Мирза Каджар не только служил начальником снабжения дивизии, но до 20 мая являлся даже комендантом города[24][25].
К восстанию тщательно готовились. ЦК АКП(б), Азревком и член Реввоенсовета Кавказского фронта Серго Орджоникидзе впоследствии получат доклад турецкого коммуниста Мустафы Субхи. В этом документе, озаглавленном «Доклад о результатах поездки в Гянджу», сообщалось о том, что две недели до восстания в имении Шахмалинском, в Самухе происходило собрание, на котором присутствовали бывшие премьер-министр Насиб-бек Усуббеков, генерал-губернатор Казахского уезда Эмир Хан Хойский, глава МВД Мустафа Векилов, турецкий генерал Нури-паша и Казимбеков. Причиной их сбора была подготовка к восстанию[26].
23 мая из штаба XI Армии в город с группой командного состава прибыл новый начальник одной из дивизий (согласно Кадишеву — Азербайджанской дивизии, а по версии Дарабади — 20-й дивизии)[24][25]. Коренным образом планировалось реорганизовать управление и обновить личный состав дивизии, что спровоцировало азербайджанские части на выступление[24][27]. Кроме того, азербайджанский историк Байрамов выдвинул три основные причины начала восстания[28]:
Джавад-бек Шихлинский | Джахангир-бек Кязимбеков |
Мятежники заблаговременно организовали в городе тайные склады оружия. Вооружённые отряды из местных жителей стянулись в окрестные сёла. Под руководством начальника военного гарнизона, генерал-майора Джавад-бека Шихлинского и командира Гянджинского пехотного полка, полковника Джахангир-бека Кязимбекова, группа военных составила оперативный план восстания. Бывшему коменданту Гянджи, генерал-майору Мамед Мирзе Каджару предстояло соорудить оборонительные укрепления вокруг города и его окрестностей. Как вспоминал Д. Кязимбеков, руководители восстания с помощью фактора внезапности планировали быстро разоружить красноармейцев в городе, затем соединиться с азербайджанскими частями, которые находились в Карабахе и сражались с армянами, и грузинскими войсками, чтоб совместно освободить страну. Офицеров штаба 1-й азербайджанской дивизии отправили в Грузию и Карабах, намереваясь согласовать предстоящие действия. В Агдаме и Тертере располагался 3-й Шекинский конный полк (командир, полковник Токаев), на который бунтовщики также возлагали надежды[29].
В чайханах и местных казармах посредством агентуры распространялся слух о том, что христианам достанется обмундирование солдат Красной Армии, в то время как мусульманам новую форму якобы не будут предоставлять[30]. Нельзя не упомянуть, что восстанию также предшествовали слухи о том, что «русские хотят вновь взять в свои руки власть над мусульманами»[31].
В преддверии восстания, вооружённая группировка во главе с Гачаг Гамбаром и Сары Алекпером сконцентрировалась в 20 км к западу от Гянджи, в районе Нюзгер, располагая значительными силами, двумя полевыми орудиями и пулемётами. 22 мая состоялось тайное совещание, на котором полковник Д. Кязимбеков согласовал с этими командирами организацию предстоящих действий. Они сводились к тому, что командирам этих отрядов надлежало ворваться в армянскую часть города и поспособствовать азербайджанским частям в захвате важнейших государственных объектов, таких как почта, телеграф, военные склады и т. д.[32]. В оперативной сводке штаба XI Красной Армии от 1 июня говорилось, что
дальнейшие действия восставших были направлены на то, чтобы обеспечить за собой город и выйти на железную дорогу, дабы прервать железнодорожное сообщение Баку — Агстафа и тем лишить связи центр Азербайджана с мирной делегацией, которая вела переговоры с грузинской мирной делегацией на ст. Пойлы[32]. |
Чуть позже, 10 июня, полномочный представитель РСФСР в Грузии С. М. Киров сообщал Ленину: «Есть данные предполагать, что выступление в Гяндже мусаватистов Азербайджана тщательно подготовлялось в самом Тифлисе»[33]. Согласно Большой Российской Энциклопедии вооружённое выступление предприняла часть членов партии «Мусават»[34].
Касательно дат начала и окончания восстания в источниках единого мнения нет. Азербайджанский историк Ханлар Байрамов указывает, что в большинстве документов большевиков датой начала восстания указано 25 мая, а датой окончательного подавления восстания — 31 мая[35]. В то же время, в рапорте наркома внутренних дел указывается, что восстание длилось до 30 мая[36], а согласно участнику подавления восстания и вечеров воспоминаний 1937 года Линчевскому, город был «очищен от мусаватистов» в ночь с 1 по 2 июня[37]. При этом Линчевский считает, что разоружение, с которого началось восстание, произошло в ночь с 25 на 26 мая[38].
Участники восстания Самухлу Гачаг Мамедгасым и Джахангир-бек Кязимбеков, напротив, в своих воспоминаниях указывают, что восстание началось 24 мая. Согласно Джахангир-беку Кязимбекову, восстание было подавлено в ночь с 3 на 4 июня. Эту же дату называет в письме историку Ханлару Байрамову участник восстания и эммигрант Захид-хан Хойский (1901—2001)[35].
Современный азербайджанский историк Ханлар Байрамов придерживается дат, названных участниками восстания, объясняя разницу между данными большевиков и повстанцев в том, что «12-идневное восстание» не соответствовала советской пропаганде о непобедимости XI Красной армии[35]. Советский историк Кадишев же, напротив, придерживается дат, приведенных советскими источниками, считая, что восстание началось 26 мая и было подавлено 31 мая[39].
Комендант города за 2-3 часа до начала восстания узнал о готовящемся выступлении и потому азербайджанских солдат решили снять с караулов, их казармы оцепить, но предупреждение удалось передать лишь частям 20-й стрелковой дивизии[40]. В 3 часа ночи азербайджанские артиллеристы открыли огонь, но перед этим городское электричество было отключено. В течение ночи мятежники смогли закрепиться в мусульманской части Гянджи. Они овладели артбатареей 20-й дивизии, арестовали и отправили в тюрьму многих штабных работников и красноармейцев, в том числе командира 3-й бригады А. Г. Ширмахера[41][40]. По словам очевидцев, в целом части XI Красной армии, дислоцированные в городе, при разоружении не оказали сопротивления. Лишь на улице Джапаридзе батальон ЧК отстреливался около получаса, но, потеряв двух командиров и большое количество солдат, личный состав спрятался в домах[42]. В тюрьме также оказался уполномоченный чрезвычайного комиссара Гянджинской губернии Бала Эфендиев[43]. При этом были освобождены заключённые, а населению раздали оружие[41]. Согласно Энциклопедии гражданской войны и военной интервенции в СССР мятежники составляли 10-12 тысяч человек с тремя батареями[2]. Той же ночью мусульманское духовенство призвало мусульман к «священной войне» против власти большевиков[30].
Войдя ночью в армянскую часть города, мусульмане убили одного из командиров красноармейцев Колесникова и мусульманских коммунистов[30]. Гянджинские армяне в первый же день восстания встали на сторону большевиков. Они полагали, как писал В. И. Ленину Бехбуд Шахтахтинский, что их уничтожат вместе с красноармейцами в случае если восставшие добьются успеха[30]. Помощь красноармейцам также оказывали немецкие крестьяне из Еленендорфа[1]. Если в мусульманской части города мятежники добились определённых результатов, то в армянской части им сопутствовала неудача. Бойцов 3-го Гянджинского полка выбили отсюда и они ушли в мусульманскую часть, а река Гянджачай, таким образом, стала разделять обе стороны[40].
Станцией Елисаветполь, располагавшейся в 3 км к северу от Гянджи, мятежники овладели к концу дня, а занимавшему её отряду численностью в 75 человек, с двумя пулемётами пришлось отступить. Практически весь город вскоре оказался в руках восставших. Теперь им нужно было соединиться с повстанцами и грузинскими войска, чтоб в дальнейшем двинуться в глубь страны. Однако из Казаха вскоре подоспел бронепоезд, а с ним начальник 20-й дивизии М. Д. Великанов и при помощи бронепоезда ему удалось отвоевать станцию, что сыграло роковое значение для мятежников[40][44]. Согласно красноармейцу Анатолию Сомащуку и участнику вечеров воспоминаний 1937 года, станция была отвоевана бронепоездом Терешченко, вынудив повстанцев отступить в город, а на третий день восстания в вокзал вошли части Красной армии со стороны Евлаха[45].
В боях того дня отличился комиссар военного отдела Гянджинского губкома Мамед Сафар Агаев. Он застрелил двух мятежников и нескольких ранил, но и сам погиб[46]. Оказавшийся в окружении, штабной командир Б. Морозов организовал оборону того квартала, где располагался штаб, и удерживал его вплоть до 31 мая, пока красноармейцы не пошли в общее наступление[47].
Кроме частей азербайджанской национальной армии в восстании приняли участие многочисленные партизанские отряды, например, отряды Сары Алекпера и Гачаг Гамбара[35]. Многие отряды приходили издалека. Например, в восстании участвовал отряд Сары-бека, пришедший из деревни Морул нынешнего Шамкирского района, находящегося в 35 км от Гянджи[48]. Другой партизанский лидер Самухлу Гачаг Мамедкасым собрал в родном Самухе отряд в 250 человек и отправился в Гянджу, перебив на пути благодаря хорошему знанию местности большевистский отряд в 500 человек[49].
Особо секретно-оперативная директива начальника штаба XI красной армии №60. Баку, 26 мая 1920 г[50].
|
Проведя перегруппировку частей, кавалерийская бригада 20-й стрелковой дивизии 27 мая овладела юго-западной окраиной города, намереваясь перекрыть мятежникам путь в горы. Перед одним полком бригады со взводом конной артиллерии была поставлена задача совершить с востока и севера обход Гянджи, занять северо-западные окраины и изолировать противника. Тем временем, мятежники, сконцентрировав значительные силы в северной части города, попытались вновь взять станцию, но все их атаки были отражены. Они окопались в виноградниках и огородах вдоль шоссе. Подошедшего к тому времени, кавалерийскому полку 20-й стрелковой дивизии со взводом конной артиллерии, в задачу было поставлено атаковать мятежников и помощь в этом им оказал бронепоезд, прибывший из Баку. В итоге, мятежники вновь оказались отброшены от станции. Восставшим же в течение всего дня удалось отбить 7 атак красноармейцев, пытавшимся штурмом овладеть городом[51][52].
В соответствии с постановлением ЦК АКП(б) и Азревкома был образован Совет рабоче-крестьянской обороны Азербайджана, в состав которого вошли Н. Нариманов, М. Д. Гусейнов и др. Этот орган получил самые широкие полномочия[53]. К подавлению восстания подключились сформированные к тому времени азербайджанские национальные части Красной Армии[53].
28 мая в Гянджу после подавления антисоветского восстания в Тертере[54] прибыла 18-я кавалерийская дивизия П. В. Курышко, которую в оперативном отношении подчинили начальнику 20-й дивизии М. Д. Великанову, четыре бронепоезда, а также гаубичный дивизион 20-й стрелковой дивизии с грузинской границы[51]. Утром того дня, в 11 часов, ожесточённый бой развернулся на подступах к Гяндже с шамхорского направления. Руководимые полковниками Кязимбековым и Гаузеном, а также капитаном Миризаде, азербайджанские части позволили передовым частям 18-й кавалерийской дивизии (два эскадрона) подойти на расстояние 600 метров. И открыв шквальный огонь из шести орудий и 22 пулемётов, мятежники при поддержки повстанцев и пехоты, которые нанесли удар с фланга, разгромили противника. Согласно воспоминаниям Д. Кязимзаде, убитые и раненые красноармейцы покрыли всё поле боя[52]. По словам очевидца и участника вечеров воспоминаний 1937 года комдив Великанов, осознав, что в его подчинении в живых осталось только 150—200 человек, приказал оставшимся в живых покинуть город. Среди погибших были такие командиры как Михаил Гореватов[55]. В тот же день 4—5 артиллерийских бригад расположились вокруг станции[45]. На станцию прибыли бронепоезды «Красный дагестанец», «Красная Астрахань», «III Интернационал», «Гром», «Карл Маркс», «Шаумян—Джапаридзе». Из артиллерии и бронепоездов город регулярно обстреливался. В первый день обстрелов от дружественного огня погибло большое количество красноармейцев[56].
В это время шпионы ярого азербайджанского коммуниста Сеида Джавадова доложили в штаб Красной армии информацию о позициях мятежников и местоположении военных складов. За это предательство Сеид Джавадов и его люди были расстреляны партизанами Сары Алекпера[48].
В ночь с 28 на 29 мая поступило сообщение о заключении Советской Россией мирного соглашения с Грузией, которое стороны подписали ещё 7 мая, что стало ударом в спину для мятежников, поскольку они не могли теперь рассчитывать на внешнюю поддержку[57]. При этом, как указывает азербайджанский историк Ханлар Байрамов, среди мятежников сражались меньшевики, белогвардейцы, немцы, грузины[38].
29 мая части Красной Армии перешли в наступление. 178-й и 179-й полки, атаковав северную и северо-западную части города, в 7 часов утра ворвались на его окраины[51]. Начавшийся в этот день сильный ливень и последовавший за ним разлив рек Гянджачай и Гушгара осложнил ситуацию как для мятежников, так и для красноармейцев[58]. На городских улицах развернулись бои. Мятежники провели решительную контратаку. Из-за неспособности сдержать противника, железнодорожному батальону, действовавшему на левом фланге 178-го полка, пришлось отступить на исходные позиции. Оба полка, ввиду угрозы нанесения удара с фланга, начали отходить[51], понеся большие потери[59]. Тем войскам, что вели наступление с востока, из армянской части, пришлось задержаться по причине разлива реки Гянджачай. Конница 18-й кавалерийской дивизии, атаковавшая с южной и юго-западной частей города, не смогла выполнить задачу, и после понесенных потерь ей пришлось также отойти. 180-й стрелковый полк попытался при содействии армянских отрядов войти в азербайджанскую часть города с востока через Гянджачай, но эта попытка была пресечена[51]. Красноармейцы при попытке перехода через реку были обстреляны из пулеметов и понесли большие потери, десятки красноармейцев утонули в реке[59]. В боях того дня погиб командир одного из мятежных батальонов, капитан Миризаде[51][57]. В оперативной сводке штаба XI Красной Армии от 1 июня говорилось:
осаждённые... оказали упорное сопротивление, нанеся нам значительные потери. Озлобление красноармейцев росло и усиливалось. Восставшие, увидев, по-видимому, в неуспехе нашего демонстративного наступления нашу слабость, повели энергичное наступление одновременно на армянскую часть, всё время занимавшуюся нашими частями, и на станцию. С этого времени восставшие больше попыток к наступлению не вели, продолжая, однако, обстреливать наши части усиленным артиллерийским огнём, чем наносили нашим частям чувствительные потери[60]. |
Постигшие 29 числа неудачи, заставили командование XI Красной Армии срочно подтянуть дополнительные силы. В частности, с грузинской границы были переброшены 2-я бригада 20-й стрелковой дивизии под командованием Войцеховского в составе 175-го и 176-го полков, один лёгкий артиллерийский дивизион, армянская горная батарея и бронеавтодивизион из Баку. В результате, перед наступлением, красноармейцы располагали пятью стрелковыми и шестью кавалерийскими полками, 57 орудиями, двумя бронеавтодивизионами и 6 бронепоездами[61].
30 мая красноармейцы заняли армянскую часть города. В 9 часов утра 31 мая со стороны железнодорожной станции красноармейцы перешли в решающее наступление, которое развернулось вдоль шоссе. Теперь основной удар вёлся пятью стрелковыми полками и отрядами против северной окраины города. Атака осуществлялась двумя эшелонами: в первом — 3 полка, во втором — 2 полка. Последним двум полкам предстояло развить успех. Поддержку пяти полкам оказывала вся артиллерия, которой командовал начальник артиллерии 20-й стрелковой дивизии Л. Я. Плуме, а также автобронедивизион. Конница должна была блокировать город и перекрыть противнику пути отступления в западном направлении, в горы. Территория, на которой развернулись боевые действия, почти сплошь покрывали виноградники, что затрудняло наступление. Сильно препятствовала передвижению войск и техники глинистая почва, размытая дождями. Красноармейцам удалось выбить мятежников из виноградников и при поддержки всей артиллерии ворваться на северную окраину Гянджи. По всему городу развернулись бои. Красноармейские части, разбившись на отряды, стали очищать город. Мятежники засели в домах и на чердаках. При этом восставшие оказывали ожесточённое сопротивление. В оперативной сводке штаба XI Красной Армии отчечалось: «Восставшие упорно не сдавали своих позиций»[62][63]. Красноармеец Анатолий Сомащук так описывает бои[64]:
На пятый день восстания, после того как была выпущена сигнальная ракета, было начато наступление в направлении города. Наш отряд продвинулся до суконной фабрики. Патронов не хватало. В том бою мы потеряли связь с левым флангом. Потери были большие. Лишь на следующий день мы взяли превосходство. |
Как с той, так и с другой стороны люди проявили отчаянное сопротивление. Так, несмотря на семнадцатое своё ранение, но уже в этих боях, командир 18-й кавалерийской дивизии П. В. Курышко, сменил коня на тачанку, продолжая руководить действиями кавалеристов[47]. Как вспоминал турецкий коммунист Мустафа Субхи, в уличных боях против красноармейцев участвовали даже женщины[65].
На тот момент, когда в городе шли уличные бои, в тюрьме ещё продолжали оставаться арестованные красноармейцы, командиры, штабные работники, в том числе командир 3-й бригады 20-й стрелковой дивизии А. Г. Ширмахер. В Гянджу из Баку со специальной миссией прибыл чрезвычайный комиссар АКП(б) по Гянджинской губернии Г. Султанов в сопровождении группы большевиков и с его помощью арестованные красноармейцы (численностью до 2 тысяч[66]) во главе с А. Г. Ширмахером обезоружили охрану и, захватив в близлежащей оружейной мастерской два исправных пулемёта и одно орудие с боеприпасами, открыли огонь с тыла[63], значительно ускорив поражение мятежников[13]. Согласно азербайджанскому историку Тофику Багирову именно из-за атаки с тыла и прибытия новых частей и бронепоездов, успех перешел на сторону большевиков[66]. Как явствует из оперативной сводки XI Красной Армии от 1 июня, мятежников пришлось выбивать артиллерийским огнём практически из каждого дома[67]. Позднее, в одном из номеров газеты «Комсомольская правда» от 1938 года были опубликованы воспоминания Сеида Якубова о роли Серго Орджоникидзе в подавлении мятежа: «в мае в Гяндже вспыхнуло восстание мусаватистов... Мусаватисты окопались в садах. В это время в Гянджу приезжает Орджоникидзе. Он принимает решение — немедленно выбить врага из садов, засыпать их гранатами. Приказ Орджоникидзе был выполнен, и, воодушевлённые его присутствием, бойцы молниеносной атакой очистили Гянджу от врага...»[68].
Участник Гянджинского восстания Самухлу Гачаг Мамедгасым так описывает трагическое подавление восстание[69]:
Мне поручили оборонять территорию под названием Дёрдъёл. Здесь невозможно было двигаться от трупов людей и коней. На нас словно град лился артиллерийский и пулеметный огонь. Собиравшихся в армянской [части города] стороне большевиков становилось все больше и больше с каждой минутой. Нам же подмога не приходила. Наконец, большевики вошли в Гянджу со стороны Учтяпы. Они три дня и ночи, невзирая на пол и возраст, убивали даже женщин, детей и стариков. На улицах было столько трупов, что невозможно было двигаться. Ливневые дожди еще более усугубляли ситуацию. Разлив реки Гянджачай мешал вхождению в город. Колодцы были наполнены свежей кровью. Обезумевший от разрушения домов, садов и парков народ бежал кто куда. Несчастные люди, спасаясь от обстреливающей с востока город артиеллерии, устремились на запад. Однако на их пути находилась разбушевавшая река Гушгара. Впервые я видел, как река уносит с собой все что есть — скалы, камни. Спасаясь от кровавых большевиков дети, девушки, старики, женщины бросались в реку и погибали в потоке. |
Город в результате уличных боёв оказался практически полностью разрушенным, за исключением армянской части[30]. К этому в определённой степени причастно и командование Красной Армии. М. К. Левандовский, придерживаясь мысли, что «самые жестокие расправы в Гяндже, вплоть до полного разрушения города, смогут разрядить всю создавшуюся атмосферу», давал наказ Великанову: «Теперь же приказываю… начать разрушать квартал за кварталом и разрушить весь город» (в этом месте он рукой писал «до основания»); «подавление восстания должно носить характер самой жестокой и беспощадной расправы. За каждую пролитую кровь красноармейцев всех участников восстания расстреливать без всякого суда»[70]. Разоружения сопровождалось с одной стороны карательными мерами[70]. Разрушительные последствия подавления мятежа можно видеть на количестве жителей Гянджи. Если в 1917 года здесь жило 60291 человек, то в 1921 году 42602, то есть на 17689 человек меньше[71].
Часть восставших и многие жители с помощью остатков 3-го Гянджинского пехотного полка смогли прорвать кольцо окружения и вырваться из города, двинувшись в горы[67]. Генерал-майор Д. Шихлинский, получивший тяжёлое ранение, был переправлен в Тифлис, а затем в Турцию[67].
В связи событиями в Гяндже Н. Нариманов 31 мая, когда восстание уже закончилось, опубликовал свою статью «Провокация мусавата и дашнаков»[72], в которой оправдывается поражение восстания[73]. Телеграмму Орджоникидзе о мятеже в Гяндже Ленин и Сталин получили в тот же день. Орджоникидзе в ней проинформировал о том, что шестидневные упорные бои закончились подавлением восстания самым жестоким образом[74]. По мнению Й. Баберовски для мусульман Советская власть виделась как господство злых иноверцев, которые пришли на их родину с огнём и мечом[65].
В самом начале восстания, 27 мая, представитель 20-й стрелковой дивизии Граховский докладывал начальнику оперативного отделения штаба XI Красной Армии Кузнецову, что «убитых и раненых с нашей стороны, по слухам, около ста человек, поручиться за этим сведения не могу»[75]. По версии советской стороны, за время боёв она потеряла 20 человек убитыми и до 900 раненными, в то время как потери мятежников составляли более 1000 человек убитыми[76]. П. Дарабади посчитал потери красноармейцев явно преуменьшенными[67]. Более того, по другим сведениям в боях пали 1,500 красноармейцев и 4 тысячи мусульман[65]. Согласно цифрам, указанным Расулзаде, были убиты 8 тысяч солдат (красноармейцев), а число жертв среди мусульман составляло 15 тысяч[65]. Прибывший в Гянджу турецкий коммунист Мустафа Субхи в своём докладе, обращённом к ЦК АКП(б), Азревкому и члену Реввоенсовета Кавказского фронта Г. Орджоникидзе оценивал количество погибших гянджинцев (с учетом мирного населения, потери среди которого он оценивал в более чем 3500—4000 человек) в 12 тысяч, а потери среди XI Красной Армии в 8500 человек[77].
Антибольшевистски настроенный историк и публицист С. П. Мельгунов упоминал о 40 тысячах убитых большевиками мусульман во время Гянджинского восстания[78]. Стоит отметить, что в рядах XI Красной Армии находилось мало большевиков (например, вся Армия в июле 1920 года только на 25,1 % состояла из коммунистов; 20-я стрелковая дивизия к 1 декабря располагала 9,605 наличного состава, но на 100 человек приходилось 22,5 коммуниста[79]). Российский историк А. А. Кириллина обращала внимание, что общее количество восставших достигало 12 тысяч человек и если бы их всех расстреляли при подавлении мятежа, то это никак не могло составить 40 тысяч, да и в ходе боёв потери понесли обе стороны и назвать количество погибших в настоящее время невозможно[80].
Во время подавления восстания, М. К. Левандовский 29 мая вёл переговоры с начальником 20 дивизии М. Д. Великановым, указывая ему: «не трогайте только женщин и детей»[81]. Однако подавление привело к жертвам среди гражданского населения. Инспектор пехоты XI Красной Армии Мельников о социальной базе восстания докладывал Орджоникидзе следующее: «контингент восставших составляло почти всё мусульманское население: были случаи, когда даже женщины стреляли из винтовок, затем при обыске у некоторых находили в складках платья револьверы. Даже одну, как мне рассказывал один красноармеец, нашли у пулемета на крыше»[82]. Немецкий историк Й. Баберовски находит только в этом причину того, что красноармейцы не щадили женщин и детей[65]. По утверждениям Western Gazette и Cheltenham Chronicle[83] большевики при взятии города вырезали 15,000 мусульман, в том числе детей и женщин. Азербайджанский офицер-эмигрант Аскер Кенгерлинский в своей статье 1922 года указывал, что при подавлении восстания большевики вырезали до 13 тысяч мирных жителей, при этом Кенгерлинский противопоставляет этому то, что мятежники не убили ни одного разоруженного красноармейца[84].
На возраст и пол жертв никто не смотрел. Многие мусульмане старались найти укрытие в подвалах и садах, где ещё в течение многих дней находили трупы женщин и детей[65]. Солдаты занялись мародёрством, грабя магазины мусульманских торговцев и лишая жителей мебели и домашней утвари, а жаждующие мести армяне указывали красноармейцам дорогу к домам «буржуев»[30]. По словам Аскера Кенгерлинского, не было ни одного дома, не подвергнутого разграблению[84]. Попытки армянских ополченцев пограбить противника и «особенно… устроить резню» были пресечены[1]. В докладе за 7 июня инспектора XI Красной Армии Мельникова, которое было прислано Орджоникидзе, говорилось, что армяне испытывали страх перед красноармейцами и потому резня не удалась, они «только арестовывали мусульман и препровождали к нам»[85]. Тем не менее, Аскер Кенгерлинский указывает, что в грабеже участвовали наряду с красноармейцами и армяне. Также он указывает, что в соседние армянские села армянами было отведено 12 азербайджанских девушек и женщин, которые так и не вернулись[84]. О грабежах и убийствах, в которых участвовали армяне, писал очевидец тех событий академик Али Кулиев[86]:
После подавления восстания разбойничья банда ворвалась к немощному старику и потребовала его богатства. Мешади Аллахверди знаком руки что-то сказал... Перевернув весь дом, сломали все сундуки, что было — взяли. Уходя, палачи несколько раз пробили старика штыками, затем несколько раз выстрелили в его труп. При переходе в соседнюю комнату, один из них встретился со мной взглядом. Что-то крикнув на армянском он оглушил меня ударом по голове. Я упал, потеряв сознание. |
Чтобы «не создавать провокацию», при разоружении восставших пришлось отделить коммунистов-армян от коммунистов-азербайджанцев[1].
М. Субхи в своём докладе касательно Гянджинского восстания подробно обрисовал картину произошедшего:
Ворвавшиеся красноармейцы довольно круто обращались. Самочинные обыски и реквизиции на глазах у своего командования. Магазины, уцелевшие от аскерских частей, были ими дочищены. Командование бессильно было бороться с ними. В целях изоляции красноармейцев от армян на мосту, отделяющем армянскую часть города от мусульманской, был поставлен заградительный отряд, но отчаянные армяне делали своё дело. Переплывали на другой берег и вели усиленную агитацию среди наших частей. Указывали им жилища якобы буржуазии, вообще подливали масло в огонь, и понятно, что страдала не только буржуазия, но и беднейший класс. Насчитывается от 3500–4000 убитых мирного населения (женщин и детей, раненых не встречается). Все трупы найдены большей частью в садах, внутри домов и в подвалах. Это объясняется тем, что население после входа красноармейцев убегало в сады, пряталось внутри домов, в подвалы, куда кто мог. Некоторые утверждают, что это результат работы армян, другие же – красноармейцев. Поведение наших частей легко объясняется тем, что у них на глазах не только аскеры, но и население, даже женщины принимали самое деятельное участие в восстании. У них на глазах падали десятки товарищей убитыми и ранеными. Кроме того, провокации армян-наушников разжигали их страсти. Все это создало озлобленность даже на мирное население в среде красноармейцев. Это, правда, не может служить их оправданием, но, принимая во внимание, что политическое воспитание у них отсутствует, можно легко объяснить их поведение[87]. |
Субхи попытался образумить и путём убеждения донести до красноармейцев, что эти действия несут пагубный характер, но те ему ответили, что каждый солдат вправе собирать военные «трофеи»[30].
Аресту подверглись более 12 тысяч мусульман, из которых 8 тысяч освободили, а 4 тысячи расстреляли[65]. Среди расстрелянных были 6 генералов, 6 полковников, 3 майора и 7 капитанов. Большинство из них расстреляли в числе группы из 79 человек на острове Наргин. Несколько сотен человек были казнены по приказу наркома внутренних дел республики Г. Султанова[88]. Но среди офицеров находились и те, кто не только выжил, но и в дальнейшем работал в государственных органах. Так, участвовавший в восстании офицер Кафар Бабаев, стал наркомом внутренних дел Нахичеванской АССР[89].
Организаторов и лидеров восстания постигла разная участь. Тяжелораненного генерал-майора Джавад-бека Шихлинского соратники вывели в Грузию, откуда он иммигрировал в Турцию и умер в 1959 году[90]. Другой организатор и лидер восстания полковник Джахангир-бек Кязимбеков иммигрировал в Польшу, где продолжил военную службу. Во время немецкой оккупации Польши он был ранен и арестован, но был освобожден при помощи давнего друга еленендорфского немца Эмиля Гута и продолжил активно участвовать в политической жизни азербайджанской эмиграции. Будучи под наблюдением советских спецслужб, он умер в 1955 году при загадочных обстоятельствах[91]. Генерал-майор Гусейнгулу-хан Хойский[92], бывший генерал-губернатор Казахского уезда Эмир-хан Хойский[93], руководители добровольческих отрядов Сары Алекпер[94] и Самухлу Гачаг Мамедкасым[95] также иммигрировали. Однако многих других постиг расстрел. Так, были убиты азербайджанские генералы-братья Мамед Мирза Каджар , генерал Амир Кязым Мирза Каджар и генерал Фейзулла Каджар, представители шахской династии Каджаров[96]. Было расстреляно несколько членов семьи Адыгезаловых—Татоглу, бывших среди организаторов и руководителей восстания[97], а также руководитель одного из добровольческих отрядов Топалгасанлы Джаббар[98]. Руководитель другого добровольческого отряда Гачаг Гамбар , будучи раненным, был выведен соратниками из Гянджи, однако его дальнейшая судьба неизвестна[99].
Репрессии не обошли стороной и интеллигенцию. Были убиты видный литературовед Фирудин-бек Кочарлинский, просветитель Мирза Аббас Аббасзаде, был приговорен к 10 годам тюремного заключения (после вмешательства Н. Нариманова освобожден) публицист Мирза Мухаммед Ахундзаде[100]. Среди расстрелянных на острове Наргин были ранее арестованные бывший гянджинский губернатор Худадат-бек Рафибейли, видный политический деятель Исмаил-хан Зиятханов[101]. 29 мая был расстрелян и бывший начальник азербайджанской контрразведки гянджинец Мамедбагир Шейхзаманлы[102].
По приказу командования XI Красной Армии контроль за потенциальными очагами восстания по всей республике был значительно усилен. Был дан приказ изымать у населения оружие, а отказывавшихся его сдавать расстреливать на месте. Добровольно сдававшим оружие было назначено вознаграждение[103]. В коллективной памяти жителей города имя наркома внутренних дел республики Г. Султанова, который был удостоен за заслуги в подавлении мятежа орденом Красного знамени, осталось как синоним предательства[65]. 8 июня Реввоенсовет XI Красной Армии дал указания начальникам дивизий использовать мирные средства для подавления мятежей[104].
Однако вооруженное сопротивление советской власти, несмотря на заявления Гянджинского исполкома о начале полной советизации уезда и классовой дифференциации, не окончилось. Уже 2 июня Орджоникидзе передал Политбюро в Москве, что мусульманские крестьяне подняли мятеж на всей территории Гянджинской губернии. По его словам, население было вооружено до зубов. Несмотря на имевшиеся в его распоряжении четыре дивизии численностью 20 тысяч солдат, он не считал возможным удержать Азербайджан[105]. По воспоминаниям Самухлу Гачага Мамедкасыма, многие мятежники отошли в горы и продолжили борьбу. По всему Кавказу началось повстанческое движение, возглавляемое десятками именитых гачагов. Повстанцы нападали на отряды большевиков, используя засады. По словам Самухлу Гачага Мамедгасыма, борьба, начашаяся в мае 1920 года в Гяндже длилась еще 12 лет[106].
Гянджинский мятеж 1920 года привёл к цепной реакции региональных восстаний по всей республике, как то июньские, в Шуше под руководством Нури-паши и в Закаталах под руководством Моллы Хафиза Эфендиева. Начиная с сентября 1920 года новые волны антисоветских мятежей охватили азербайджанские регионы: Кубу (вместе с Дагестаном), Карабулаг, Шамхор и Ленкорань. И хотя эти волнения продолжались вплоть до 1924 года, ни одно из них по силе и значению не превзошло Гянджинский.[103]
Гянджинский уездный ревком (председатель Ибрагим Алиев) 9 июня 1920 года постановил переименовать Воронцовскую улицу в улицу Канога в честь комнадира 3-го полка 20-й дивизии, который скончался в этом месте во время подавления восстания[107].
Вопрос об увековечивании памяти погибших красноармейцев 20-й стрелковой дивизии был поднят перед Президиумом Всеазербайджанского ЦИК и Азревкому надлежало выделить 100 млн рублей, за счёт которых в Гяндже воздвигли бы памятник героям XI Красной Армии. Советизация Армении и Грузии замедлили это дело. Лишь 17 января 1923 года М. Б. Касумов распорядился дать задание на составление сметы на сооружение памятника[108].
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .