Александр Дмитриевич Арефьев | |
---|---|
![]() | |
Дата рождения | 3 августа 1931 |
Место рождения | Ленинград |
Дата смерти | 5 мая 1978 (46 лет) |
Место смерти | Париж |
Гражданство |
![]() |
Род деятельности | Художник |
Алекса́ндр Дми́триевич Аре́фьев (3 августа 1931— 5 мая 1978) — русский художник, живописец, график.
Родился в Ленинграде 3 августа 1931 года в семье рабочих, приехавших в Ленинград из Сибири и из Новгорода.«Арефьев был единственным сыном, в семье рабочих, достаточной; мать и отец оба работали и хорошо зарабатывали. Дом был чистый, семья была стильная, как на картинах Петрова-Водкина, в доме всегда был хороший обед, он в то время всегда ел досыта, — а это важно. Жили на проспекте Газа, в небольшом доме, его нет уже сейчас. [1]
Учился рисованию во Дворце пионеров им. А. А. Жданова, у педагогов М. А. Гороховой[2] и С. Д. Левина.[3]
В 1941 году, после начала войны, до объявления блокады, был вывезен матерью, Л. А. Арефьевой, в эвакуацию, в Новгородскую область.
В 1944 году поступил в Среднюю художественную школу при Академии Художеств. Соучениками Арефьева по СХШ были: Александр Траугот[4], Михаил Войцеховский,[5] Илья Глазунов, Леонид Миронов,[6] Шолом Шварц, Кирилл Лильбок,[7] Владимир Пекшев (Шагин), Родион Гудзенко.[8]
В 1949 вместе с А. Трауготом и М. Войцеховским, был отчислен из СХШ.[9] В 1951 г. были отчислены из СХШ друзья Арефьева, Владимир Шагин и Валентин Громов.
В конце 1940-х гг. отчисленные из СХШ художники вместе с А. Арефьевым объединились в группу. Они работали, показывали свои работы друг другу для обсуждения. и начали проводить свои небольшие квартирные выставки. «Подобных групп нигде, кроме Петербурга, в сороковых, да и в начале пятидесятых годах не было. Все московские движения относятся к шестидесятым годам… эти люди- пятидесятники, даже точнее, люди сороковых годов.»[10]
После СХШ поступает в вечернюю школу и успешно заканчивает её.
Работы Арефьева 1940-х гг.: городские пейзажи (Васильевский остров, Коломна), жанровые сцены.
В 1940-е гг. знакомится с творчеством художников старшего поколения, испытав влияние художницы В. П. Яновой.[11] «Отец (Г. Н. Траугот) у меня был очень в курсе современного искусства.. Шурик (А. Г. Траугот) стал носить в школу репродукции, рассказывать. Арефьев был его другом. Всё это страшно интересно было для ребят. Но начались гонения. И отца они коснулись… говорили о отце, что он дома устроил Барбизон, развращает молодёжь. Хотя он с ними общался не так много — всё шло от Александра. .. Когда этих ребят исключили из СХШ, они объединились в группу. Это была первая такая художественная группа- ещё в конце 1940- х гг. Тогда быстро начинали много знать, и это были серьёзные профессионалы и работали очень много.» В. Г. Траугот.[12] А. Г. Траугот отмечает также впечталение, полученное А. Д. Арефьевым от творчества художницы Натальи Пономарёвой (1895—1942), ученицы Николая Фешина. [13]
В 1950-51 гг. знакомится с другом семьи Траугот, художником В. В. Стерлиговым, посвятившим Арефьеву эссе «Мальчики с фонарями»: " Мальчики в темноте и свете города внезапно освещают страдающие лики икон — людей. Свет и тьма города качаются повсюду…А мальчики с фонарями в руках, играя на улицах, увлечённые только своею игрой, внезапно, кому-то, кто бродит «без цели», освещают истинное лицо человека… Не важно, будут фильмы «Мальчишки с фонарями», или нет… [14]
В 1948 году знакомится с поэтом Роальдом Мандельштамом[15], вокруг которого, со временем, в 1950-е гг. , кроме Арефьева и Траугота[16], объединялись художники Рихард Васми, Шолом Шварц, Родион Гудзенко, Вадим Преловский,[17] Валентин Громов[18], Валерий Титов, Владимир Шагин, поэтесса Нина Маркевич.[19]
В 1951 году (по другим сведениям, в 1954)[20] поступает учиться в Ленинградский санитарно-гигиенический медицинский институт (в наст. время СПбГМА им. И. И. Мечникова).
В 1956 году был осуждён за подделку медицинских рецептов; отбыл срок и был освобождён в 1959 году «В то время Арефьев уже наркоманил, а это было невероятной редкостью. Шаля (Шолом Шварц) с работы притащил типографские шрифты, и Арех подделывал рецепты — для себя и для продажи... У Ареха была тюрьма — уголовная. Ему дали 3 года. Он не особенно рассказывал- это была тяжёлая тюрьма. Конечно, он попал туда не случайно- за ним следили (из-за аполитичности их группы).» [21]
В середине 1950-х гг. Арефьев создаёт сотни рисунков на темы ленинградского быта; рисунков, «в которых жизнь била ключом».[22]
В 1960 году проходит курс лечения в неврологическом отделении Военно- медицинской академии. В этом же году знакомится с художником Михаилом Шемякиным, также бывшим учеником СХШ.
26 января 1961 года, после продолжительной болезни, умирает друг Арефьева, поэт Роальд Мандельштам. А. Д. Арефьев, с друзьями, хоронит его на Красненьком кладбище в Автово.
В 1960—1962 гг. живёт в гражданском браке с художницей Р. Б. Модлиной.[23]
В 1963 году А. Арефьев переезжает в Петергоф. В 1965 г. осуждён вторично, на небольшой срок, за хулиганство.[24].
В конце 1960-х гг. А. Д. Арефьев становится лидером небольшой группы художников, получившей позднее название «арефьевский круг», в которую входят В. Шагин, Р. Васми, Ш. Шварц.
В 1966 году вступает в члены Ленинградского горкома художников. "В 1960-е Арефьев однажды является и рассказывает: «Мне нужно срочно устроиться на работу, а меня после тюрьмы- не берут.» У меня был товарищ — Слава Соколов, председатель Горкома художников. Пришли к нему на Моховую и Арефьеву сразу вручили — билет, анкету, он уже оказался человеком «при месте». [25] Пробует заниматься книжной графикой. Проводит две свои персональные выставки(квартирные), у друзей, художников Вахтанга Кекелидзе [26] и Кирилла Лильбока (в 1958 году)
В 1970 году участвует в коллективной квартирной выставке в мастерской В. Овчинникова.
В 1974—1975 гг. Арефьев принимает участие в подготовке выставок художников-нонконформистов в ДК им. Газа и в ДК «Невский», сам участвует в первой из них.
С 1975 году становится членом Товарищества экспериментальных выставок. C этого времени принимает участие в нескольких квартирных выставках в Ленинграде и в Москве. Будучи русским, принимает также участие в выставках еврейской группы «Алеф».
В 1977 году вместе с женой, Жанной Яценко, эмигрировал сначала в Австрию, затем во Францию.
19 мая 1978 года А. Д. Арефьев умер в Париже.
А. Д. Арефьев похоронен на Красненьком кладбище в Петербурге, в одной могиле со своим близким другом, поэтом Роальдом Чарльсовичем Мандельштамом, умершим в 1961 году. В 1990 году в могилу Р. Ч. Мандельштама был подхоронен прах А. Д. Арефьева, а в сентябре 1998 года — прах художника Р. Р. Васми.
В мае 2012 года на "братской могиле" троих художников был поставлен общий памятник. [27]
Работы А. Д. Арефьева находятся в собраниях: Государственный Русский музей, Санкт-Петербург; Музей нонконформистского искусства, Санкт-Петербург; Zimmerly Art Museum, Нью-Брансвик, США; Государственный музей истории Санкт-Петербурга, Государственный музей «Царскосельская коллекция», частные коллекции Петербурга[28], Франции[29], Нью-Йорка[30]
Творчество А. Д. Арефьева повлияло на ряд петербургских художников, объединившихся позднее в группу «Митьки»- Дмитрия Шагина, Владимира Шинкарёва.
В 1948 году художник, скульптор, философ Михаил Войцеховский создал "Орден нищенствующих живописцев», или «Орден тунеядцев».
Михаил Войцеховский назвав его "Орденом нищенствующих живописцев" по аналогии Орденом бедных рыцарей Христа, основанным в Иерусалиме в 1118 году . Их образом были два всадника, едущие на одном коне: рыцари были бедны настолько, что даже не могли купить себе коня.[31]
В замыслах Михаила Войцеховского было также создание памятника "Рыцарям служения делу искусства", который он планировал поставить на одной из небольших площадей Петроградской стороны, недалеко от дома и мастерских, где работали художники Ордена ( все они жили на Петроградской стороне) .
В Орден Войцеховский принял художников из своего близкого круга - это были Георгий, Валерий и Александр Траугот, Вера Янова, Владимир Стерлигов, всего шесть человек.
Для молодых художников членство в Ордене означало принятие идеи служения высоким идеям искусства.
«М. В. Войцеховский в конце 1940-х годов придумал „Орден тунеядцев“. Всё то, что оригинально придумано, всегда живёт.. Михаил Владимирович всегда был большим эрудитом… он любил Франсуа Рабле и Эразма Роттердамского, — выражение это его , „Орден тунеядцев“, или „Орден нищенствующих живописцев“, оттуда и пошло… Означало это то, что члены „ Ордена“ противоположны всякому советскому карьеризму…Мы просто живём, пишем, рисуем и наслаждаемся искусством. Михаил Владимирович Войцеховский — более оригинальный человек, чем Александр Арефьев. Но Арефьев был очень чуткий, он быстро всё оригинальное подхватывал… и „переделал“ наш Орден…в конце 1960-х годов.»[32]
В 1969 году, через 20 лет, Александр Арефьев начинает называть этим , заимствованным, термином, узкий круг своих друзей-художников, переиначив его в «Орден непродающихся живописцев».
Традиция ленинградской школы живописи 1930-х — 1940-х годов получила своё продолжение в творчестве Арефьева и его товарищей.[33] Как и всякая живая традиция, она видоизменилась.
Преемниками мастеров ленинградской школы А. Д. Арефьев и художники его круга стали, кроме всего прочего, потому, что пути старших мастеров и молодых художников пересекались. А. Д. Арефьев, Ш. А. Шварц, В. Н. Шагин, В. В. Громов, Л. Я. Миронов и другие учились в СХШ в одном классе с Александром, сыном Г. Н. Траугота, одного из художников ленинградской пейзажной школы, незаурядного педагога, именно его Арефьев называет среди людей, которые его «эстетически воспитывали».[34] Отец Р. Р. Васми архитектор Рудольф Васми, был другом Н. Ф. Лапшина и Н. А. Тырсы.[35] Молодые художники видели также работы А. И. Русакова, А. С. Ведерникова.[36]
Ленинградская школа живописи не была однородной и имела ряд различных направлений. Арефьев и его товарищи подхватили именно ту линию ленинградской школы, которая была тесно связана с примитивом, с формальным упрощением пейзажа. Поддержали они и линию живописную, характеризующуюся установкой на выразительные возможности цвета. «Если попытаться сформулировать, как подобные первые впечатления повлияли на творчество этих художников, то необходимо подчеркнуть первостепенную роль фактуры в их работах и далее — наличие „прыгающего“, „слоеного“ пространства, скупое использование цвета, который, если применяется, то кажется глухим и горящим изнутри».[37]
Сходство подхода к изображению пейзажа, сближающее Арефьева и его друзей с художниками ленинградской школы, заключается в самом процессе создания произведения. В большинстве случаев художник работает не с натуры, а по воспоминанию, «сочиняя» свой пейзаж:[38] Арефьев часто изображает один и тот же вид из своего окна, многократно повторяя и развивая его; такая приверженность к одному мотиву связывала Арефьева с А. С. Ведерниковым, А. И. Русаковым и Н. Ф. Лапшиным.
Для творчества Арефьева характерно выражение духа протеста, отображённого, по-своему, также и в творчестве художников ленинградской школы, работавших до войны. От них, согласно установкам соцреализма, требовалось изображать героизм и пафос труда. Вместо этого они писали почти безлюдные городские пейзажи; у них были свои предпочтения, почти символичные: набережные, а также баржи и буксиры, идущие по воде. У Арефьева эти символы иные: мосты, дворы и глухие брандмауэры. "Арех.. был постоянно активен, даже агрессивен, он яростно врывался в жизнь Ленинграда и сам насыщался его скрытой, внутренней красотой, его нелепостями и абсурдом. На его картинах я не видел никаких шпилей или колонн, Александрийской или других, ни одного Медного всадника или чугунного узора, но какие-то были знакомые дворы, подворотни, ларьки, чахлые скверики и брандмауэры." [39] В Ленинград, как в дом, Арефьев заходил не с парадного, а с чёрного хода.
Арефьев стремился к современной выразительной форме и полностью исходил из «реальности».
«Среди наших ребят не было формалистов — это значит: мы не шли изнутри себя живописным умением, создавая этим свой мир. Так никогда не было. Всегда на первом месте стояло наблюдённое, и после делался эквивалент ему красками… Всегда старались для этого выбрать такой объект наблюдения, который уже сам по себе приводит в определенный тонус необычностью видения ускользающего объекта: в окно, в замочную скважину, в публичный сортир, в морг»
— А.Д. Арефьев.[40]
Арефьев нередко отображал неприглядные и жестокие стороны жизни общества. Его интересовала жизнь ленинградцев, переживших войну или приехавших в город после войны; жизнь в комнатах коммунальных квартир, дворики, люди сидящие на скамейках в скверах, стоящие на трамвайных остановках и у пивных ларьков. Но отнюдь не патентованная красота признанных памятников архитектуры.
Ориентация на наблюдения означает также конкретность мотива: в любой его работе отчётливо читается содержание, в котором художник воплощает своё чувство современности. В нём присутствует эмоциональная составляющая, напрямую связанная с сюжетом. Маленькие по размеру холсты и рисунки Арефьева, на которых ничего, кроме отображения повседневной жизни горожан, не происходит, благодаря сжатому и интенсивному языку изображения, при всём ограничении материала становятся достаточными средствами выражения. Арефьев владеет такими выразительными средствами, как мазок и фактура; и, особенно — точность силуэтов.
"Арефьев понимает, что живопись, если она живая, должна начаться молодой и новой.. ведь импульс для творчества «потрясающий объект видения», « редчайший факт». Он находит этот объект… и наращивает в объём новейших изображений реальности, создавая для своего круга события и встречи с потрясающим в жизни и в искусстве.
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .