Рококо в России — проявления общеевропейского художественного стиля XVIII века на территории Российской империи. В отличие от барокко и классицизма имело достаточно узкое, камерное распространение.
Ассимиляция форм стиля рококо на российской почве связана, главным образом, с эпохой императрицы Елизаветы Петровны[1], получив продолжение в царствование Екатерины Великой. Интерес Петра III к рококо остается малоисследованным[2], хотя судя по всему, его интересовал немецкий вариант (см. Фридерицианское рококо).
Воздействие рококо распространялось по большей части через портрет, декоративную живопись и орнамент, при этом значительная часть наследия в наше время утрачена[3].
Представители россики, приехавшие в Россию в петровское и елизаветинское время (Каравак, Гроот, Ротари), способствовали становлению новой, русской художественной школы — главным образом, в живописных формах рококо[4]. Один из характернейших примеров — «Кабинет мод и граций» (1764) в Большом Петергофском дворце, украшенный шпалерной развеской девичьих «головок» кисти Пьетро Ротари. (В екатерининское время его картинами украсят Портретную (Кабинет Ротари) в Китайском дворце в Ораниенбауме). Михаил Алленов пишет, что Гроот и Ротари «предложат разные, каждый в своем роде совершенный, варианты рококо. Гроот — утонченный колорист и „костюмер“, с оттенком чуть гротескового юмора (…); Ротари — изощренный „композитор“ малоформатных изображений, великолепный мастер тонального колорита и фарфорово-глянцевой фактуры. (…) Между названными фигурами — целый ряд вариантов рококо, в середине которого можно поставить Ивана Вишнякова»[5].
Характеризуя стилистику живописи рококо, Алленов пишет: «Известная и многократно отмечавшаяся в разных оценочных категориях „легкомысленность“ рококо была художественной задачей стиля, можно сказать, его освободительной миссией. А именно, все величественное, державно-властительное, а потому способное устрашать освобождалось от этой своей способности, лишалось серьезности, пафоса. Кукольность типажа, пристрастие к детскому портрету, неожиданные типологические пересечения, например парадного императорского и костюмированного портрета, — все это черты принципиальной антипатетичности, в которой заявляет о себе дух скептицизма, свойственный „веку Разума“»[6].
Опыт ученика Каравака Ивана Вишнякова, действительно особенно интересен среди русских представителей рококо. Он своеобразно воспринял уроки западной живописи, переработал воздействие рококо — и соединил это с допетровской традицией. Его «Портрет Сары Фермор» (1750) — «подлинное „русское рококо“, смесь изысканности и примитивности, живописи и парсунности» (по словам А. Эфроса)[7]. Учеником Гроота был Иван Аргунов, шереметьевский крепостной. В творчестве Алексея Антропова рокайльная кукольность «получает неожиданный оборот: его персонажи начинают напоминать ярко раскрашенные глиняные, вроде вятской игрушки, или деревянные портретные скульптуры, воспроизведенные живописным способом»[6].
Учеником Ротари был Фёдор Рокотов, вообще, главные художественные открытия русского рококо все же будут связаны с портретной живописью эпохи Екатерины Великой. Помимо Рокотова, отчетливая рокайльность присуща живописи Дмитрия Левицкого[8]. Камерность и тонкость портретных образов, созданных этим двумя великими мастерами екатерининского времени — характерные черты рококо, которое, в отличие от барокко и классицизма, не было «большим» стилем и испытывало пристальный интерес к конкретной личности человека.
В «прикладной» живописи стилистика рококо ощущалась в гораздо более чистой форме, чем в портретах; см. например десюдепорты Бориса Суходольского[9], декоративные работы Ивана Фирсова.
В середине XVIII века рокайльная стилистика проникает и в иконопись, что видно по творчеству Михаила Фунтусова[10].
Список художников, в творчестве которых ощутима стилистика рококо, в различной степени энергичности:
|
|
В архитектуре рококо сильнее укрепляется уже в екатерининское время, причем популярностью пользуется такой его аспект, как шинуазри[11]. Однако, в отличие от Франции, где стиль набирает обороты еще с 1720-х годов, в России он оказывается достаточно кратковременным, ограничиваясь несколькими десятилетиями и обрываясь с кончиной Екатерины Великой. Как и в Европе, но в гораздо большей степени, рококо остается камерным стилем, для личного применения, заметным более в интерьерах и декоре, чем в наружных фасадах.
Практически все здания построены одним мастером, приглашенным Екатериной: Антонио Ринальди возводит Китайский дворец в Ораниенбауме, а также другие более мелкие здания в императорских резиденциях под Петербургом. (Впрочем, принято считать, что в творчестве Ринальди к рококо уже примешивается классицизм[12]).
Постройки Ринальди:
В скульптуре рококо проявляется слабо, по сравнению с барокко и классицизмом. Однако все-таки стилистика рококо дает о себе знать и в монументальном «Медном всаднике» работы французского скульптора Фальконе[14]. Шубин, учившийся у французских мастеров рококо, также демонстрирует в своем творчестве отчетливый отпечаток рокайля, хотя и не в такой сильной степени, как у французов («декоративное изящество силуэта, осязательное фактурное „гурманство“ в обработке поверхности и непременный „апломб мастерства“»[15]).
Сохранилось большое число камерных произведений декоративно-прикладного искусства (предметов быта), как созданных безымянными русскими мастерами рококо, так и импортированных. Это резьба по дереву, художественное серебро и фарфор, мебель, ювелирное искусство и т. д.
В русской литературе черты стилистики рококо появляются достаточно рано: их можно увидеть уже у Тредиаковского в стихах, помещенных как приложение к его переводу прециозного романа Поля Тальмана «Езда в остров Любви» (1730)[16]:
Покинь, Купидо, стрелы:
Уже мы все не целы,
Но сладко уязвлены
Любовною стрелою
Твоею золотою;
Все любви покорены. («Прошение любве»)
Более отчетливо стилистика рококо заметна в литературном наследии Ломоносова, однако она никогда не становится в его творчестве доминирующей, проявляясь лишь в некоторых чертах[16][17]. Позднее Богдановичем будет написана «Душенька» (1778, полное издание 1783) — вольное стихотворное переложение романа Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона» (1669) — поэма в духе рококо, отчасти стилизованная под русские народные сказки и содержавшая эротические и комические мотивы, противопоставленная героическим поэмам классицизма[18].
Неорококо — кратковременное стилистическое направление в рамках эклектики и историзма, когда в XIX веке возводились здания, подражающие настоящему рококо XVIII века[19], а также использовались его элементы в других жанрах искусства, включая моду. В неорококо XIX века принято выделять «второе рококо» и «третье рококо»[20].
Среди русских памятников, отразивших черты этого направления — некоторые интерьеры Дворца великого князя Алексея Александровича в Петербурге[21], Парадная лестница Екатерининского дворца, созданная в 1860—1863 годах Монигетти в стиле «второго рококо»[22]. В этих стилях оформляются интерьеры императорских резиденций: так называемая Розовая гостиная Александры Федоровны с мебелью братьев Гамбс по эскизам А. Штакеншнейдера, Золотая гостиная и будуар великой княгини Марии Александровны, также созданные А. Штакеншнейдером и Г. Боссе[23].
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .