Партизаны Югославии — граждане СССР — это граждане Cоюза CCР, воевавшие в период Второй мировой войны в составе Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ)[К 1].
Свыше 6 тысяч граждан СССР многих национальностей сражались за годы народно-освободительной войны в Югославии в составе 188 частей, соединений и учреждений НОАЮ, в том числе так называемых «русских»[К 2] воинских формирований[3] . Более 500 советских бойцов награждены за боевые заслуги наградами СФРЮ[4]. Звание Героя Советского Союза присвоено посмертно партизанскому разведчику и диверсанту 9-го корпуса НОАЮ Мехти Гусейн-заде.
В мае 1990 года в СССР был учреждён нагрудный памятный знак «Партизан Югославии — гражданин СССР», которым в ознаменование празднования 45-летия Дня Победы награждались активные участники народно-освободительной войны в Югославии.
В результате военных катастроф начального периода войны Советского Союза против нацистской Германии и её союзников в немецком плену оказались по разным оценкам от 4 млн 559 тысяч до 5 млн 270 тысяч солдат и офицеров Красной армии (РККА)[5]. Пленных перегоняли пешим порядком или железнодорожными поездами в немецкие лагеря, располагавшиеся на территории Польши, Германии и других стран. После массового вымирания военнопленных зимой 1941—1942 годов, было организовано их задействование на принудительных работах. Последовавшая за военными неудачами и оккупацией противником значительной территории СССР насильственная депортация трудоспособного населения, в первую очередь молодёжи, привела к появлению в Германии и других странах Европы миллионов принудительных рабочих из числа советских граждан. Как следствие этих процессов, часть военнопленных и «остарбайтеров» попадала на территорию Югославии, куда их перемещали в качестве рабочей силы для тяжёлых работ в целях поддержания военной оккупационной инфраструктуры[К 3].
Пройдя через горнило массового уничтожения военнопленных, нечеловеческие условия содержания и каторжный труд в нацистских лагерях, многие люди не мирились со сложившимися обстоятельствами и искали возможности изменить судьбу. Побеги из плена носили массовый характер, вопреки жестоким репрессиям. Свидетели рассказывают, что для устрашения узников лагеря в городе Славонски-Брод немцы поставили перед казармами виселицу. Но узников это не сдерживало[7]. Вырвавшись из лагерей и мест принудительного труда, советские граждане вступали в ряды НОАЮ, где их принимали как своих и ставили в общий строй[8].
Капитуляция Италии 8 сентября 1943 года повлекла за собой слом оккупационного режима в районах Югославии, контролируемых итальянскими войсками и, как следствие, освобождение из мест содержания значительного числа советских граждан, военнопленных и принудительных рабочих, многие из которых присоединились к НОАЮ.
Наряду с этим, по приказу Гитлера от 10 октября 1943 года, большая часть восточных формирований вермахта была переброшена на запад, в том числе в Югославию, куда передислоцировались 1-я казачья дивизия и 162-я (тюркская) пехотная дивизия. Многие, в ряде случаев вынужденные, коллаборационисты из состава этих дивизий переходили на сторону партизан[9].
Верховный штаб НОАЮ, Антифашистское вече народного освобождения Югославии и другое военно-политическое руководство неоднократно обращалось к солдатам оккупационных войск с призывами переходить на сторону НОАЮ и включаться в борьбу с фашистами. Верховным штабом были даны рекомендации командованию всех соединений, частей и подразделений по вопросу об иностранцах, желающих добровольно вступить в ряды партизан, а также о формировании из их числа отдельных подразделений в составе НОАЮ[10].
Граждане Советского Союза составляли вторую по численности, после итальянцев, группу иностранных бойцов НОАЮ. Документально установлено наличие свыше 6 тысяч советских граждан в 188 частях, соединениях и военных учреждениях югославских партизан. Воинские формирования из числа советских граждан концентрировали в бригадах и партизанских отрядах. В случае необходимости опытными и идейно закалёнными советскими бойцами укрепляли югославские подразделения, в том числе штурмовые батальоны. Многие офицеры РККА занимали командные позиции в воинских частях, штабах бригад, корпусов и партизанских отрядов. Значительная часть советских граждан работали специалистами, консультантами, военными инструкторами. К примеру, в частях и соединениях народно-освободительной армии и партизанских отрядов (НОАиПО) Хорватии на командных должностях воевали 106 советских офицеров. В рядах югославских партизан трудилось значительное число вырвавшихся из плена советских военных врачей и медсестёр. Они работали в Центральном госпитале НОАЮ, Словенском центральном госпитале «Кочевски-Рог», а также в госпиталях «Залесье» (Илирска-Бистрица), «Снежник» (вблизи Бабно-Поле, община Лошка-Долина), «Кошута» (Кумен, община Ловренц-на-Похорью), «Топольщица», «Шибеник» и многих воинских подразделениях. Вместе с тем, историки отмечают, что не только числовые показатели и примеры боевой деятельности характеризуют роль граждан СССР в войне в Югославии. Большое значение для бойцов и командиров НОАЮ представлял фактор высокого морально-психологического и политического влияния участия в рядах партизан советских бойцов — представителей главного союзника в войне, побеждающего их общего противника[11][4][12][13].
Советские люди появились в партизанских формированиях в конце 1942 года. Это были солдаты и офицеры Красной Армии — военнопленные, которые в 1942 году попали на территорию Югославии и бежали к партизанам из немецких лагерей. Так, одними из первых советских партизан Хорватии стали в декабре 1942 года освобождённые Калникским отрядом из немецкого плена офицеры Красной армии Иван Васильевич Бандура, Даниил Павлович Гвоздик, Семен Михайлович Кухаренко, Владимир Васильевич Лепешкин и Николай Герасимович Фостик[К 4][15]. Затем в партизанских подразделениях стали появляться и гражданские лица, насильно депортированные немецкими оккупантами с территории СССР. Историография не даёт точных данных о численности этих двух категорий советских граждан, воевавших в составе НОАЮ. Относительные сравнительные сведения приведятся историком В. Н. Казаком: из 9 тысяч участников партизанской вооружённой борьбы на Балканах (Югославия, Болгария, Румыния, Греция и Албания) — 6300 человек (70 %) составляли красноармейцы и офицеры РККА, бежавшие из плена. Гражданскими лицами были 2115 человек (23,5 %), насильно депортированные нацистами, вырвавшиеся на свободу и примкнувшие к партизанам. В ходе войны подразделения НОАЮ постоянно пополнялись гражданами СССР, которые бежали к партизанам из лагерей для военнопленных, концлагерей, мест принудительного труда, а также рабочих команд организации Tодта на оккупированной территории Югославии, Австрии, Греции, Албании и Италии[6][16].
Граждане СССР в составе НОАЮ были добровольцами. Большинство бойцов, рискуя жизнью, самостоятельно бежали из плена и мест принудительного труда. 5850 человек (65 %) из общего числа участников партизанских армий на Балканах совершили побег из неволи, из них примерно 900 (10 %) — из лагерей в Италии и Австрии и на пути в НОАЮ воевали в гарибальдийских формированиях. Около 1350 человек (около 15 %) бежали из эшелонов с военнопленными или остарбайтерами[16]. В своей массе это были честные патриоты, оказавшиеся в плену вследствие тяжёлых поражений Красной армии, которые она претерпела из-за крупных ошибок и просчётов советского политического руководства[17]. Публикации по теме содержат многочисленные примеры попадания красноармейцев в плен в беспомощном состоянии в результате ранения. Немало советских граждан в составе отдельных формирований, группами или в одиночку перешли в Югославию из партизанских отрядов Греции и Италии. Их привлекали широкий размах освободительной борьбы, сходство языков и традиционные узы дружбы и взаимного уважения народов Югославии и СССР.
Так, до войны будущий командир 2-го «русского» батальона 18-й Словенской Базовицкой бригады, а впоследствии и 1-й Русской бригады Анатолий Игнатьевич Дьяченко служил на флоте подводником. В 1940 году по состоянию здоровья был снят с воинского учёта в Краснокутском районе Харьковской области. В первые дни войны добровольцем вступил на курсы подготовки партизан и был зачислен в партизанский отряд Сергея Ивановича Соболя, действовавшего на территории Украины и Белоруссии. Командовал диверсионной группой. Участвовал во многих партизанских акциях. В одной из них в августе 1942 был ранен. Находясь на излечении у одного белорусского колхозника, во время облавы был схвачен и затем отправлен на принудительные работы в Италию. В лагере собрал вокруг себя группу патриотов и стал готовить побег. Из мест принудительного труда удалось вырваться лишь с четвёртой попытки. В рядах партизан прошёл путь от командира отделения до заместителя командира бригады[18].
Учитель из села Чилгир Яшкульского района Калмыцкой АССР Николай Алексеевич Монтыков с первых дней войны стал офицером, младшим лейтенантом. Командовал взводом в 147-м кавалерийском полку и принимал участие в боях на Керченском перешейке. В 1942 году тяжелораненый Монтыков попал в плен. Судьба привела его в лагерь для военнопленных в Нойхаммере, где он встретил своих земляков. Несмотря на нечеловеческие условия плена и агитацию посещавших лагерь калмыков — белоэмигрантов и «власовских» офицеров, Монтыков отказался от службы в немецкой армии. В Италии, куда его перевели на строительство оборонительных сооружений, организовал побег из лагеря. Возглавляемая Монтыковым группа калмыков, воспользовавшись случаем, перебила немецкую охрану и перешла на сторону югославских партизан[К 5] В начале февраля 1944 года Монтыков и его товарищи был зачислены в созданную в конце ноября — начале декабря 1943 года «русскую» роту 1-й бригады 13-й Приморско-Горанской дивизии 11-го Хорватского корпуса НОАЮ[20][21].
Тяжелораненым попал в плен в окружённом Севастополе будущий командир 4-го «русского» батальона 7-й Воеводинской бригады капитан Красной армии Пётр Максимович Оранский. До этого он прошёл через бои в осаждённой Одессе, где за личное мужество был награждён орденом Красного знамени. В 1943 году ему с товарищем удался побег из лагеря в городе Земун и переход к партизанам. П. М. Оранский и Захарий Волков воспользовались случаем и бежали во время работ со строительства моста через р. Саву. До темноты прятались в зарослях тростника. Затем всю ночь, обессиленные и голодные, шли наугад лесом и горами в надежде выйти к партизанам. Утром встретили сербскую крестьянскую семью, поражённую видом двух беглецов, худых и грязных. Эти люди помогли им добраться до села Джяково, куда затем пришли партизаны 2-го Сремского отряда.
Каждый побег советских людей из лагерей был связан с огромными трудностями и смертельным риском. За помощь бежавшим советским военнопленным немцы жестоко наказывали. Они вешали и расстреливали всех, кто укрывал, кормил беглецов и помогал им найти партизан[6]. Не каждый побег удавался. Много зависело от обстоятельств. Донесение Гореньского партизанского отряда в Главный штаб НОАиПО Словении от 27 июня 1943 года приводит пример опасностей, которые подстерегали беглецов из плена. Согласно этому документу, 13 июня партизаны расстреляли гестаповского провокатора, словенца Франца Кристана, по доносу которого нацисты казнили 17 советских военнопленных, намеревавшихся бежать к партизанам[22]. При попытке побега из лагеря в городе Славонски-Брод был схвачен в марте 1944 года и переведен в лагерь на территории Италии Фёдор Андрианович Полетаев, будущий участник итальянского сопротивления и Герой Советского Союза. Но неудача не остановила его в стремлении вырваться из неволи. Летом 1944 года он снова бежал и вступил уже не в югославскую, а в итальянскую партизанскую бригаду «Оресте» из Гарибальдийской дивизии «Пинан-Чикеро».
Для партизана Югославии, бойца 37-го отдельного батальона связи Алексея Ефимовича Сидорова война началась с первых дней в районе Кобрина. 27 июня 1941 года после ожесточённых боёв и артобстрела попал в плен. В 1944 году с группой военнопленных лагеря в городе Славонски-Брод предпринял попытку побега. Их поймали и били. Бесчувственное тело Сидорова охранники выкинули в лесу за территорией лагеря, где его подобрала и выходила крестьянка. Таким выдался путь в партизаны будущего комиссара 3-й роты Посавского партизанского отряда 6-го Славонского корпуса[23]. Подобные истории иллюстрируют полные испытаний судьбы советских партизан НОАЮ. Одна из них, типичная, описана Владимиром Огневым в статье «Судьба человека»[8].
Часть советских военнопленных вступала в ряды партизан после освобождения подразделениями НОАЮ. Югославские партизаны считали особенно ценным тот успех, который был связан с освобождением красноармейцев из немецкого плена. Самой большой победой, одержанной хорватскими партизанами, назвала газета «Борба» освобождение 5 декабря 1942 года из плена в Хорватском Загорье пяти советских офицеров. Чтобы их освободить, одну роту Калникского партизанского отряда отправили через границу у города Кланец на германскую территорию. В донесении штаба отряда командованию 2-й оперативной зоны Хорватии сообщалось: «Это событие вызвало сильное воодушевление в рядах наших бойцов. По пути следования через сёла народ выходил на улицы, чтобы увидеть и приветствовать советских братьев. Невозможно описать словами те сцены, когда старики, которые были в русском плену и там выучили русский язык, приветствовали и обнимали товарищей»[6][24][25].
В ночь с 17 на 18 мая 1943 года партизаны Гореньского отряда совершили нападение на завод по производству авиационных аккумуляторов в населённом пункте Бистрица-на-Драви (словен. Bistrica na Dravi), уничтожили его и освободили из лагеря 41 принудительного рабочего — советских граждан в возрасте от 14 до 18 лет, большей частью из Ростова. Все они вступили в партизанский отряд. В отчёте штаба отряда в Гореньский обком партии отмечется: «Вы не представляете, как они радовались, увидев пятиконечную звезду наших партизан»[К 6][26].
Член Главного штаба (ГШ) НОАиПО Македонии Кузман Йосифовски в письме в ЦК Компартии Македонии от 6 октября 1943 года сообщал о 20 советских военнопленных в Битоле, желающих бежать к партизанам: …эти люди красноармейцы, большинство тыловики, которых немцы используют в качестве техников… Если сможем переправить их, будет политический успех с одной стороны, а с другой, пополним отряд[27]. Инструктор КПЮ в Македонии Добривое Радосавлевич писал 18 октября 1943 года политическому комиссару ГШ НОАиПО Македонии, что следует срочно установить связь с Битоле и принять «русских» военнопленных. А если среди них есть особенно хороший — направить в Главный штаб[28].
В конце ноября 1943 года 1-й и 4-й батальоны 16-й Молодёжной бригады напали на немецкий отряд численностью 50 человек, охранявший рабочую команду советских военнопленных в селе Десинец, расположенном возле города Ястребарско. В результате успешного боя удалось вызволить из плена два десятка красноармейцев, тут же вступивших в ряды бригады и ставших впоследствии её хорошими бойцами. С учётом этого успеха, 22 декабря 1943 года молодёжная бригада получила приказ командования Жумберакско—Посавским районом о проведении операции по освобождению большой группы советских военнопленных (русских и украинцев) численностью около 400 человек, размещённых в районе сел Цегле, Драганич и Голяк. Охрана пленных состояла из 200 человек. Осуществить операцию в полном объёме не удалось ввиду организационных трудностей и контрмер противника. Всё же, в результате боёв 23 и 24 декабря были освобождены из плена ещё 32 красноармейца, принятых в состав бригады. Все эти люди 29 января 1944 года вошли в состав сформированной «русской» роты численностью 60 бойцов во главе с лейтенантом-танкистом Красной армии. Есть сведения о ранении этого командира в бою 17 февраля 1944 года. К сожалению, данных о нём, кроме имени Степан, не сохранилось[29].
29 февраля 1944 года радиостанция «Свободная Югославия» сообщила в военной сводке Верховного штаба НОАЮ об освобождении в Лике 30 «русских» военнопленных во время нападения партизан на немецкий гарнизон в населённом пункте Доброcело[К 7][31]. 5 августа 1944 года 4-я Черногорская пролетарская бригада в ходе боёв на горе Црни-Врх и в долине Ибра нанесла поражение 14-му полку 7-й дивизии СС, уничтожив 117 солдат противника и ранив около 230. В результате боя были освобождены около 60 бывших красноармейцев, сразу вступивших в ряды бригады[32].
Зачастую побег военнопленных происходил при помощи местных подпольщиков. Историк В. Н. Казак приводит описание обстоятельств перехода к партизанам Василия Прокофьевича Ширкова, уроженца города Красный Луч Ворошиловградской области. После пленения под Сталинградом он был вывезен в Сараево, где работал грузчиком в госпитале. Заболев, случайно оказался в городской больнице. Там познакомился с подпольщиками, стал выполнять их задания. Вскоре бежал и был переправлен к партизанам. Его просьба о помощи в освобождении военнопленных, оставшихся в Сараево, была поддержана командиром партизанского отряда. Группа успешно проникла в город и установила контакт с узниками лагеря. 10 апреля 1944 года в обусловленное время на месте явки беглецы переоделись в приготовленную подпольщиками немецкую форму. Чтобы обмануть патрули, Василий Ширков применил хитрость: всех построил и, отдавая команды на немецком языке, вывел на железнодорожный вокзал. Побег удался и освобождённые влились в ряды партизан, где из их числа был сформирован взвод 9-й Краинской ударной бригады[33].
Ещё одну группу советских бойцов НОАЮ составляли перебежчики из созданных немцами коллаборационистских воинских частей и подразделений, сформированных из граждан СССР. Точная численность таких бойцов НОАЮ не установлена. По данным историка В. Н. Казака, в рядах партизан на Балканах воевали 360 рядовых РОА и «национальных легионов» (4 % от общей численности в 9 тысяч человек)[К 8][16]. Большинство перебежчиков ранее были военнопленными, набранными вермахтом в 1-ю казачью[К 9] и 162-ю пехотную дивизии, а также полки Казачьего стана. Обе дивизии со второй половины 1943 года использовались на территории оккупированной Югославии для борьбы с партизанами (формирования Казачьего стана со второй половины 1944 года задействовались на территории Словенского Приморья). Здесь их называли «черкезами»[К 10] и «монголами»[К 11][44]. Бывшие военнопленные вырывались из этих формирований группами и поодиночке, зачастую с оружием в руках, предварительно убив своих командиров или сопровождавших их немцев.
Первые групповые случаи перехода военнослужащих из состава русских коллаборационистских и восточных формирований вермахта на сторону партизан начали происходить уже с осени 1943 года вскоре после прибытия 1-й казачьей и 162-й (тюркской) пехотной дивизий на территорию Хорватии и Словении. Так, 17 октября 1943 года 1-й батальон Горицкой народно-освободительной бригады атаковал северо-восточнее города Горицы немецкие позиции в населённых пунктах Равница, Превал и Света-Гора и взял в плен 26 «туркестанских» солдат из состава 162-й пехотной дивизии, которые затем все вступили в ряды партизан[К 12][46][47]. По сообщению командования Дильского района штабу 6-го Славонского корпуса от 13 ноября 1943 года, каждый день сопровождался прибытием перебежчиков из 1-й казачьей дивизии, добровольно переходящих с оружием в руках в ряды партизан. Около 60 человек вступили в Осиекский и Дильский партизанские отряды[48].
Согласно отчёту информационного отдела ГШ НОАиПО Словении от 11 ноября 1943 года о боевых действиях в секторе Горица — Кобарид, во время боя 7 ноября на сторону 27-й дивизии (позднее 30-я Словенская дивизия) перешли 13 «монголов» (военнослужащих 162-й пехотной дивизии), предварительно убивших троих немецких офицеров[49]. Эту информацию дополняют воспоминания Григория Александровича Жиляева, ветерана 2-го «русского» батальона 18-й Словенской бригады 27-й дивизии 9-го корпуса НОАЮ: два «легионера» немецкой дивизии азербайджанец Кадыр Искандеров и хакасец Михаил Аршанов установили контакт с толминскими партизанами. Через них штабу 27-й дивизии были переданы разведывательные сведения о немецких гарнизонах. Их данные легли в основу планов нападений на неприятельские опорные пункты в Толмине и Кобариде. Штурм казарм в Толмине осуществил в ночь с 6-го на 7 ноября 2-й батальон 18-й бригады при поддержке группы «легионеров» Кадыра Искандерова[К 13][50].
По предварительному договору с перебежчиками, в ночь с 22 на 23 января 1944 года 1-й и 2-й батальоны 10-й Словенской бригады 18-й Словенской дивизии провели дерзкий и успешный штурм хорошо укреплённого немецкого опорного пункта в селе Хрелин (около города Бакар). Согласно отчёту штаба дивизии в ГШ НОАиПО Словении от 24 января, ожесточённое сопротивление немецкого гарнизона было сломлено сильным ударом с тыла 29 «русских», перешедших на сторону партизан. Акция получила широкий резонанс на всём Горском Котаре, так как была проведена в то время, когда большие колонны немцев продвигались по окрестностям из Цриквеницы в направлении Сушака[51].
Сообщения о перебежчиках присутствуют в штабных документах НОАЮ за весь период осени 1943 — весны 1945 годов. В донесении оперативного командования района Истрии штабу 11-го корпуса от 26 февраля 1944 года говорится о переходе с оружием в руках на сторону партизан группы «русских» численностью 19 человек из немецкого гарнизона в Пуле. Во время этой акции перебежчики убили 14 немцев. Ожидался переход ещё большей группы из Канфанара численностью 160 человек, но в последний момент из-за предательства их намерения были раскрыты, участников акции разоружили, а организатора повесили[52].
В книге исходящих донесений Главного штаба НОАиПО Хорватии за период с 1 по 30 апреля 1944 года сообщается о прибытии 11 апреля в Плащанский партизанский отряд 16 «русских» без оружия. В немецких подразделениях они работали шофёрами и механиками. Несколькими днями ранее в 7-ю дивизию перебежали 15 казаков с оружием[53].
Штаб Западно-Каринтийского партизанского отряда доложил 16 сентября 1944 года командованию Каринтийской группы народно-освободительных партизанских отрядов о принятии в состав 2-й роты 1-го батальона указанного отряда 13 «русских» с полным вооружением, в том числе офицера и троих украинцев — бывших полицейских из подразделения в городе Филлах[К 14]. Установив предварительно связь с партизанами, перебежчики во время движения 1 сентября в составе колонны полицейского подразделения СС численностью 30 человек убили 10 немцев и троих ранили. В ходе этой акции перебежчики захватили 9 автоматов, 1 русский пулемёт, 5 пистолетов, 22 гранаты и соответствующие боеприпасы[55][56].
11 декабря 1944 года партизаны Ибарского отряда совершили успешное нападение на Яворский корпус четников. После боя были освобождены 40 советских граждан, дезертировавших из рядов «власовцев» и перехваченных четниками во время их попытки перехода на сторону партизан. Четники намеревались передать этих людей немцам. Пополнение вошло в состав «русской» роты Ибарского партизанского отряда.
В историографии приводится много примеров, указывающих на то, что значительная часть перебежчиков заранее надеялась, вступив в вермахт, вырваться из плена и впоследствии вернуться в Красную армию[57]. После ранений попали в плен будущие командир «русской» роты 3-й Словенской бригады Джавад Атахалилович Акимов[К 15] и разведчик-диверсант 9-го Словенского корпуса Мехти Гусейн-заде. Оба не смирились со сложившимися обстоятельствами, долго готовили побег, сформировав вокруг себя группу единомышленников. В начале 1944 года они присоединились к партизанам 3-й Словенской бригады, действовавшей на границе с Италией в Словенском Приморье. Джавад Акимов был назначен командиром «русской» роты, влившейся позднее, в августе 1944 года, в состав 2-го батальона 18-й Словенской Базовицкой бригады. Хорошо изучивший состояние и особенности немецких воинских частей Мехти Гусейн-заде организовал активную разведывательно-диверсионную деятельность в немецком тылу, совершив беспрецедентные по смелости и дерзости акции в занятом фашистами Триесте и его пригороде.
В монографии хорватского автора Вукашина Карановича изложена история партизана Мославинского партизанского отряда Николая Бондаренко, pодом из под Харькова, курсанта артиллерийского училища. В боях под Киевом был контужен и попал в плен. К «власовцам» пошёл в надежде при первой возможности вырваться из плена и выйти в расположение Красной армии. Такая возможность представилась в декабре 1943 года. Только вырваться удалось к югославским партизанам, к которым он перебежал в первом же бою под Сисаком. Проверка, проведенная югославской контрразведкой, показала, что его переход был искренним поступком. Дальше он воевал отважно и неоднократно отмечался командованием. В Мославинском партизанском отряде он считался отличным пулемётчиком, уничтожил много врагов. Сам был невысокого роста, хорошо рисовал и пел. Как примерный боец был принят в Коммунистический союз молодёжи Югославии, вопреки директиве, запрещающей приём в организацию лиц с неясным прошлым. Николай несколько раз был ранен, но остался жив. В конце войны он вместе с другими «бывшими перебежчиками» был передан представителям Красной Армии. Дальше о нём ничего не известно[62].
Тяжелораненым попал в плен в первый день Курской битвы Герой Советского Союза Зиямат Усманович Хусанов. Чтобы вырваться из лагеря для военнопленных, намереваясь при первой возможности совершить побег, вступил в созданный немцами Туркестанский легион. Оказавшись на территории Югославии, 15 мая 1944 года вместе с 27 другими легионерами с боем и с оружием ушёл к партизанам.
Публикации по теме содержат оценки, данные современниками и историками боевой деятельности бывших коллаборационистов в рядах партизан. В донесении от 9 ноября 1943 года штаба 6-го Славонского корпуса, адресованном командованию 2-й оперативной зоны Хорватии, сообщается о наличие в рядах корпуса свыше 40 человек, перебежавших с личным оружием и тремя пулемётами из подразделений 1-й казачьей дивизии. Из их числа сформирован взвод во главе с ихним офицером. Созданное подразделение проявило себя положительно. Подготовлена листовка-воззвание к бывшим красноармейцам на русском и тюркском языках[63]. Ветеран и хроникёр партизанского движения в Хорватии Иван Фумич (Ivan Fumić) вспоминает: «Сколько пришлось пережить этим людям, которые, не выдержав мучений, согласились перейти к „власовцам“, можно только догадываться, но знаю одно — при первой же возможности они перебегали на сторону партизан и сражались отчаянно и храбро, даже иногда чересчур бесшабашно. Могу сказать, что это были хорошие солдаты… Их наши люди очень ценили. После окончания войны, по требованию Советского Союза они были возвращены на родину, что там с ними происходило, мы никогда не узнали»[64][К 16]. Эпитетом «легендарный» отмечается 2-й «русский» батальон 18-й Словенской ударной Базовицкой бригады, большая часть состава которого были перебежчиками из 162-й дивизии и казачьих частей вермахта. Ветеран бригады Риккардо Горуппи (Riccardo Gorup/Goruppi) вспоминает: «Для нас было большим преимуществом иметь эту группу советских военных, хорошо обученных и понимающих военную ситуацию. Они знали, за что сражаются. Но знали и о том, что вернуться домой, побывав в плену, будет очень трудно. А потому, бросались в бой с ещё большим пылом, ещё большей яростью»[66]. Итальянский историк Марина Росси, говоря о бойцах 2-го батальона, свидетельствует: в общем, бывшие коллаборационисты были очень хорошими солдатами… Многие из них рисковали, их репатриация была тяжёлой. К примеру, им пришлось долго сидеть в лагерях. По этой причине они выполняли наиболее опасные военные задачи[67][68].
Главный штаб НОАиПО Словении в приказе штабу 7-го корпуса НОАЮ в связи с переходами неприятельских солдат на сторону партизан довёл 15 декабря 1943 года инструкции о действиях по организации работы с перебежчиками. В приказе отмечался рост случаев перехода к партизанам солдат из немецкой армии «(русских, монголов и т. д.)». Установление связи с военнослужащими немецких гарнизонов и организация дезертирства из рядов противника рассматривались в качестве важных задач разведки. Подчеркивалась необходимость включения перебежчиков в партизанские подразделения и предоставления им возможности бороться с оккупантами, считаясь при этом с вероятностью наличия в их числе вражеской агентуры. Требовалось дать возможность офицерам-перебежчикам доказать свою искренность сначала в качестве рядовых бойцов, а отличившихся назначать на командные должности. Рекомендовалось привлекать таких лиц к написанию листовок на языках, понятных солдатам из неприятельских гарнизонов, использовать их для установления связи с контингентами этих гарнизонов, организации дезертирства и перехода на сторону НОАЮ с оружием и предварительным убийством немецких офицеров и т. д.[69].
В письме штаба 7-го корпуса в ГШ НОАиПО Словении от 23 января 1944 года сообщалось о переходе на сторону Истрийского партизанского отряда 4 «русских» из Сежаны, в том числе зубного техника — капитана Красной армии, лейтенанта и двух сержантов, а также выражалось намерение собрать в своём секторе всех имеющихся граждан СССР и сформировать «русское» подразделение. Согласно примечанию Белградского военно-исторического института, в то время формирование не состоялось, так как эти «товарищи» были распределены по разным партизанским частям. Позднее, большинство из них вошло в создаваемые штурмовые батальоны 15-й и 18-й дивизий корпуса[К 17][13][71].
В политическом отчёте штаба 9-го Словенского корпуса от 14 марта 1944 года в отношении «русской» роты 3-й Словенской бригады «Иван Градник», сформированной в феврале этого года из числа перебежчиков, сообщается: «Когда мы сказали им (бойцам роты), что согласно решению ЦК Компартии, все красноармейцы — члены партии, принявшие оружие от оккупанта, исключены из партийных рядов, — это их серьезно задело. Мы также сказали им, что от них самих зависит, с какими характеристиками они вернутся домой, на что они ответили, что будут героически сражаться против оккупанта»[72].
В историографии описаны действия партизан в процессе подготовки перехода в их ряды будущего Героя Советского Союза Мехти Гусейн-заде и его товарищей. Итальянский историк Марина Росси приводит воспоминания связной Освободительного фронта Словении (ОФ) Станиславы Чебулец (псевдоним «Катра»). Её поручительство являлось определяющим для компетентных инстанций ОФ при принятии решения о доверии перебежчикам. Другой задачей Катры была вербовка солдат 162-й дивизии вермахта. Чебулец рассказывает о работе с Мехти Гусейн-заде после поступления в январе 1944 года предварительных данных о поиске им контактов с партизанами и инструктажа представителей командования 9-го Словенского корпуса: «Я обмерла и побелела… Он предъявил мне свой пропуск, к которому я отнеслась с подозрением. Он почувствовал мою недоверчивость. Отправилась снова в Дутольяно (словен. Dutovlje). Там меня успокоили. Михайло (партизанский псевдоним Мехти Гусейн-заде) в казарму больше не вернулся… Иногда в их группе было 9 человек, иногда 5 или 8. Они должны были добывать оружие и боеприпасы; всё то, что можно было найти в Банне (район Триеста), Липице и Сежане. Михайло отказывался приходить в мой дом, предпочитал находиться на нелегальном положении. Однажды на большом грузовике они перевозили оружие, делая вид, что отправляются на манёвры. Я ехала впереди на велосипеде. Если бы нас остановили, должна была бы отрицать всякое знакомство с ними…». По условию командования 9-го корпуса, доставить перебежчиков в штаб должна была другая связная «девушка-блондинка с косичками». После тщательно проведенной подготовки группа «легионеров» бежала в феврале из казармы в Банне[73][74]. Эти сведения дополняют Джавад Хакимли и словенский исследователь Цирил Зупанц: местом сбора беглецов была квартира подпольщицы Ольги Сосич. Переправку перебежчиков к партизанам осуществляло отделение нелегальной курьерской связи с кодовым номером П-15 (словен. kurirska postaja P-15). Вечером 6 февраля Мехти Гусейн-заде, Джавад Хакимли и Асад Курбанов принесли в обусловленное место своё военное снаряжение. Там они переждали до вечера 7 февраля, после чего двое связных (курьеров—связников) проводили их в село Штанел (община Комен) и передали отделению П-13. В ночь на 9 февраля совершили переход до села Эржель (община Випава), где располагался штаб 3-й Cловенской бригады. После допросов Мехти Гусейн-заде вёл по заданию штаба бригады в феврале и марте 1944 года успешную агитационную работу среди «легионеров» в Плисковице (община Сежана) близ Опчине (итал. Villa Opicina) и обеспечил в контакте с подпольщицами ОФ и связными П-15 переход к партизанам многих бывших красноармейцев[К 18][75][77].
Позицию руководства частей НОАЮ по вопросу о перебежчиках иллюстрирует сообщение штаба 5-й Черногорской пролетарской бригады от 27 ноября 1944 года по факту перехода в расположение 4-го батальона группы в составе 104 «русских» военнослужащих — бывших военнопленных, состоявших на немецкой службе. Прибыли они со всем своим оружием и снаряжением. По приказу комбата их разоружили и оружие разделили по подразделениям. Узнав об этом, командование бригады осудило такие действия штаба батальона и отдало приказ вернуть всё отнятое. В своей резолюции штаб бригады указал на необходимость использования перебежчиков для формирования из их числа новых подразделений с целью задействования в дальнейшей борьбе с противником[78].
Ещё один пример представляют действия командования Мославинского партизанского отряда, чьему 2-му батальону в начале декабря 1944 года добровольно сдались три казака из гарнизона в населённом пункте Поповача. Они сразу заявили о желании вступить в отряд, чтобы бороться против фашистов. Им предложили вернуться в Поповачу с целью вербовки бывших русских военнопленных на сторону партизан. Один из них, по имени Алексей, фамилия которого не сохранилась, дал согласие. Оперативный офицер с группой партизан проводили его до вражеских позиций. Прошёл месяц. Алексей не возвращался. Все решили, что он предал. Между тем, во время боя с казаками в селе Миклеушки, недалеко от Вировитицы, один из казаков вошёл в крестьянский дом и, назвавшись Алексеем, попросил его спрятать. После ухода казаков, перебежчика привели в отряд. Начался допрос: сначала его рассказу не поверили. Но когда он изложил все подробности, их проверили через агентурные возможности. Оказалось, что после возвращения в Поповачу контрразведка немцев заподозрила Алексея и для верности отправила в штрафное подразделение. Там он находился весь срок до дня боя в Миклеушке. После проверки Алексея оставили в отряде, а затем перевели во 2-ю Мославинскую бригаду 33-й дивизии. В последние дни войны в бою за Вировитицу он был тяжело ранен в бедро. За всё время пребывания в бригаде его характеризовали положительно, как хорошего бойца-пулемётчика. Товарищи по подразделению говорили, что он с тяжёлым сердцем отправился в СССР, боясь, что его там расстреляют. Больше о нём ничего не известно[62].
В публикациях имеются сведения о дезертирстве из рядов НОАЮ советских граждан — бывших перебежчиков. Например, 6 апреля 1944 года из числа советских граждан, перешедших к партизанам из немецких воинских частей, был сформирован 5-й батальон 1-й Ликской пролетарской бригады. Вскоре после этого, 17 мая 1944 года он был расформирован в связи с несколькими случаями дезертирства и обратного перехода его бойцов на сторону неприятеля. Личный состав батальона был распределён по подразделениям бригады и в 3-ю Ликскую пролетарскую бригаду[79]. В то же время известно, что в самом большом «русском» 2-м батальоне 18-й Словенской бригады, значительной частью состоявшем из перебежчиков, число случаев дезертирства и сдачи в плен было на уровне других подразделений 9-го корпуса[80].
Категория перебежчиков использовалась немецкими спецслужбами в интересах борьбы с НОАЮ. 30 ноября 1943 года, во время заранее обусловленной встречи с военнослужащими 162-й пехотной дивизии, до этого изъявившими намерение перейти на сторону партизан, был убит немецкой засадой разведчик 19-й Словенской бригады «Сречко Косовел» Ладо Штефан[81]. В начале февраля 1944 года из немецкого гарнизона в селе Ломница перебежал к партизанам казак, представившийся бывшим военнопленным, лейтенантом Валерианом Аксюком[К 19]. Ему удалось быстро зарекомендовать себя храбрым бойцом и стать командиром «русского» батальона Туропольско-Посавского отряда. После расформирования батальона в июле 1944 года, Аксюк был назначен командиром разведывательного подразделения 34-й дивизии. По версии автора монографии о бригаде «Франьо Огулинац Сельо» В. Валяна, в ряды партизан Аксюк пришёл по заданию немецкой службы безопасности. Действуя в дивизии больше года, передал противнику много секретных сведений о партизанах. В марте 1945 года Аксюк вывел свою разведроту под огонь немцев, а сам перебежал на их сторону[83].
По свидетельству Г. А. Жиляева, среди людей, прибывавших в «русский» батальон и утверждавших, что дезертировали из немецкой армии или бежали из лагерей, было больше шпионов (словен. vohunov), чем в словенских подразделениях. Характерно, что советские граждане хорошо знали друг друга и видели, кто и как вёл себя в лагерях военнопленных или в немецкой армии. Именно поэтому шпионов выявляли быстро[80].
Русскими в Югославии называли граждан СССР, а также воинские формирования НОАЮ, состоявшие полностью или частично из советских людей. Здесь действовало 31 формирование уровня рота — батальон, в разное время существовавшие в 36 бригадах и партизанских отрядах. Некоторые из них в связи с укрупнением, переформированием и переходом в другие части изменяли свои первоначальные названия. Наиболее крупными по численности и известными являлись «русские» батальоны 18-й Словенской ударной Базовицкой, Осиекской ударной и 7-й Воеводинской ударной бригад. По составу «русские» формирования были многонациональными. В них воевали представители более 30 народов СССР[2][84][85]. В мае 1945 года в 9-м Словенском корпусе было образовано самое крупное воинское формирование, состоявшее из советских граждан — 1-я Русская бригада под командованием Анатолия Игнатьевича Дьяченко. В военных действиях бригада участия уже не принимала. Её личный состав в июне был отправлен в СССР[86].
Точная численность граждан СССР, воевавших в составе НОАЮ, не известна. Это обусловлено как неполнотой многих архивных документальных источников, так и их частичной утратой. Не всегда в партизанских формированиях велись списки советских бойцов. В русскоязычной, а также югославской литературе отсутствуют сведения о советских людях в составе специальных подразделений НОАЮ. С учётом многих факторов, принятой в послевоенной историографии является численность свыше 6 тысяч человек[К 20]. Вышесказанное характеризует положение и в вопросе о потерях, число которых оценивается в 656 человек[88][89]. Наряду с этим известно, что погибли более 170 бойцов 2-го батальона 18-й Словенской ударной Базовицкой бригады и свыше 100 в 6-й Ликской пролетарской дивизии. Только несколько живых бойцов осталось от «русской» роты 6-й Краинской бригады[90].
Историк Марьян Линаси пишет о неизвестном «русском» подразделении, совершившем нападение на шахту по добыче слюды (нем. Glimmerbergwerk) в Санкт-Леонхарде — Вёльфнице (коммуна Гриффен) в Каринтии вечером 16 октября 1944 года. Отряд просочился в данный район незадолго до акции, его ядро состояло из порядка двадцати бойцов, хорошо вооружённых английскими и американскими автоматами. Первоначально подразделение пополнилось освобождёнными остарбайтерами в районе Санкт-Андре, затем 13 октября — военнопленными из лагеря возле Санкт-Филиппен. В результате последующего нападения на шахту, из строя было выведено на три месяца одно из двух германских предприятий, обеспечивающих промышленность важным компонентом для производства изоляционных материалов. 17 октября отряд был настигнут и разбит около местности Шпицбауерн-Хоф полицейским подразделением СС. Погибли 28 человек (по другим данным 34 человека), преимущественно новомобилизованных партизан. При попытке переправиться через Драву ночью 20 октября, отряд был перехвачен айнзацкомандой СС и потерял ещё 18 человек убитыми. После войны остатки партизан, погибших у Шпицбауерн-Хофа, были перезахоронены в общей могиле на кладбище в Санкт-Рупрехте, город Фёлькермаркт. Имена партизан не установлены[113][114].
В соответствии с достигнутыми на Ялтинской конференции соглашениями, обязательной репатриации подлежали граждане СССР (в границах 1939 года), оказавшиеся в годы войны за пределами страны. Все они подвергались при возвращении обязательной госпроверке в соответствии с директивами НКВД — НКГБ — СМЕРШ[115].
С приходом на территорию Югославии частей Красной армии начался процесс репатриации советских граждан, воевавших в подразделениях НОАЮ. Координация мероприятий по организации их перехода из югославской армии в расположение Красной армии возлагалась на военную миссию РККА при Верховном штабе НОАЮ.
В условиях войны эта задача была не из простых, не все действия планировались заранее. 14 октября 1944 года, во время наступления на Белград, первыми по чистой случайности в контакт с красноармейцами вступили бойцы 3-й «русской» роты 2-го батальона 25-й Бродской ударной бригады. Во время передвижения они натолкнулись на разведывательный взвод красноармейцев. Увидев впереди солдат в касках, командир роты Матвей Жуков развернул бойцов к бою. То же самое сделали и красноармейцы. Вскоре, обе стороны поняли, что перед ними не враг и контакт состоялся[116]. Встречи советских граждан с красноармейцами были не единичны.
В публикациях описан факт спонтанного перехода советских граждан в расположение советских войск. Этот случай вызвал непонимание югославского командования. Так, в донесении штаба 14-й Сербской бригады от 29 октября 1944 года в штаб 23-й ударной дивизии сообщается о дезертирстве 25 солдат, большинство которых составили бойцы «русской» роты, убывшие в расположение Красной армии без согласования с командованием бригады. Штаб бригады запросил разъяснений: принимать ли в данном случае меры пресечения как по отношению к дезертирам или просто освободить убывших от ответственности?[117]
Штаб дивизии в ответном письме обещал проработать этот вопрос. Вместе с тем было подчеркнуто, что «русская» рота является подразделением бригады и впредь следует не допускать никаких отклонений от требований дисциплины[118].
Донесения штабов югославских частей за октябрь — ноябрь 1944 года содержат многочисленные доклады об отправке советских граждан в расположение компетентных представителей советских войск. Штаб Ибарского партизанского отряда сообщал 23 ноября в Главный штаб НОАиПО Сербии о 158 советских гражданах[119]. 27 ноября 14-я Сербская ударная бригада доложила об убытии «русской» роты численностью 80 человек[120].
Примеры перехода советских граждан — партизан Югославии в состав Красной армии описаны и в советской историографии. Так, во фронтовых условиях, в ответ на ходатайство командира 68-го стрелкового корпуса генерал-майора Н. Н. Шкодуновича, с санкции командующего 3-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Ф. И. Толбухина и по согласованию с Маршалом Тито, личный состав 4-го «русского» батальона 7-й Воеводинской ударной бригады был в краткие сроки передан на укомплектование 52-й Шумлинской Краснознамённой стрелковой дивизии без посылки его в запасной полк[121]. 26 ноября 1944 года 229 бойцов и командиров батальона прибыли в расположение дивизии и уже 28 ноября бывшие партизаны, теперь уже красноармейцы, приняли военную присягу. Через пять дней они пошли в бой за город Илок[122]. В состав того же 68-го стрелкового корпуса в конце ноября по распоряжению ГШ НОАиПО Сербии была передана 4-я «русская» рота Ибарского партизанского отряда[123].
В ходе репатриации командование партизанских формирований, состоявших из бывших советских военнопленных и принудительных рабочих, обращалось с просьбами сохранить их в качестве самостоятельных подразделений Красной Армии, но эти просьбы не удовлетворялись[124].
Как организовывался и происходил процесс перехода в РККА — видно из штабной переписки НОАЮ. Депеша Главного штаба НОАиПО Хорватии от 14 декабря 1944 года содержит указание штабу 6-го корпуса «проинформировать русских (граждан СССР) во вверенных подразделениях о том, что вопрос об их репатриации поставлен перед командованием Красной армии и будет решён по согласованию с советской стороной».
К концу декабря решение было принято. В отчёте штаба 12-й дивизии в штаб 6-го корпуса о боевых действиях в районе села Леваньска-Варош, датированном 29 декабря 1944 года, сообщается об отправке 3-й «русской» роты 3-го батальона Осиекской бригады в полном составе численностью 61 боец через село Лонджица на Вировитицкий плацдарм в распоряжение Красной армии. Доклад содержит ссылку на сведения гражданских лиц, подтверждающих прохождение роты через Кутьево на Ораховицу. В документе имеются данные о составе вооружения советских бойцов: 4 пулемёта, 1 легкий миномёт, один легкий пулемёт, 4 автомата, 35 винтовок, 37 гранат, 2700 винтовочных патронов, 3500 пулемётных патронов, 370 автоматных патронов[125]. Подобная запись сохранилась также в «Оперативном дневнике 12-й дивизии НОАЮ» за период с 1 октября 1944 года по 15 мая 1945 года.
Переход советских граждан из подразделений 6-го корпуса осуществлялся в сложной военной обстановке боёв за Вировитицкий плацдарм. Условия того времени отражает документ штабной переписки 40-й Славонской дивизии. Из донесения 18-й Славонской бригады в штаб дивизии от 3 января 1945 года стало известно, что «русская» рота 3-го батальона Осиекской ударной бригады по ходу следования в пункт назначения была временно придана для усиления 3-му батальону 18-й Славонской ударной бригады. 3 января 1945 года рота приняла участие в контрударе 32-й, 33-й и 40-й дивизии на западном секторе обороны Вировитицкого плацдарма. В ходе двухчасового ожесточённого ночного боя советские бойцы вместе с 3-м батальоном 18-й бригады, с третьей атаки взяли высоту в районе южнее посёлка Голо-Брдо и отбросили подразделения немецкой 1-й казачьей дивизии СС к селу Шпишич-Буковица[126].
13 января 1945 года штаб 3-й армии НОАЮ адресовал 6-му и 10-му корпусам приказ следующего содержания:
Согласно договору с представителями Красной армии Вам поручается собрать всех советских граждан, независимо от того, кто, когда и как вступил в народно-освободительную армию.
Поручите вверенным подразделениям провести ревизию данных о личном составе, выделите тех, кого касается этот приказ и соберите этих людей в штабе дивизии или корпуса для дальнейшей организованной отправки в расположение компетентного советского командования.
На каждого бойца комиссары батальонов должны подать комиссару бригады по-возможности всестороннюю характеристику. В отношении каждого отправляемого предоставьте следующую информацию: № 1 и 2 — фамилия, отчество и имя, 3 — год рождения, 4 — гражданство, 5 — когда попал в плен и где, 6 — когда присоединился к партизанам и как, 7 — краткая характеристика за время пребывания в НОАЮ, 8 — примечание. Сбор и отправку указанных лиц начать немедленно.
Вышеупомянутые граждане Советского Союза должны быть отправлены военными и гражданскими учреждениями в срок до 25 января 1945 года в село Цабуна, расположенное между населёнными пунктами Слатина и Сухополе. Указанным лицам надлежит выдать сухой паек на 3 дня. Личное оружие сдать, за исключением пистолетов[127].
Через Вировитицкий плацдарм в расположение Красной армии в конце декабря 1944 года — январе 1945 года вышли несколько больших групп советских граждан. Остальные из-за сложной военной обстановки продолжали сражаться в югославской армии. Фамилии репатриантов содержатся в регистрационных списках сборно-пересыльных пунктов (СПП) 57-й армии. Здесь начинался первый этап проверки бывших военнопленных и мужчин призывного возраста. Срок пребывания в СПП для этой категории не должен был превышать 10 дней. В материалах, представленных на портале «Память Народа» ., есть документы СПП № 61, располагавшегося в городе Суботица. Из них известно, что большинство прибывших партизан, бывшие военнопленные рядового и сержантского состава, направлялись в 200-й и 233-й запасные полки, а оттуда распределялись в действующие части III-го Украинского фронта. Молодёжь, не служившая ранее в армии, призывалась здесь же на службу полевым военкоматом. Меньшая часть репатриантов, бывшие офицеры, а также лица, пришедшие в ряды партизан из различных немецких частей или подозреваемые в сотрудничестве с противником, отправлялись для дальнейшей проверки в проверочно-фильтрационные лагеря (ПФЛ) НКВД. Согласно спискам СПП № 61, репатрианты направлялись в ПФЛ (спецлагеря) № 174 и 318.
В мае 1945 года, с целью обеспечения организованной отправки на родину советских бойцов НОАЮ из состава 7-го и 9-го корпусов 4-й армии, из их числа была сформирована 1-я Русская ударная бригада под командованием Анатолия Игнатьевича Дьяченко. Его фамилия в журнале регистрации СПП замыкает список репатриантов, где он значится под № 1000[128]. Бригаду отправили из Любляны в СССР по маршруту, следовавшему через Варну и Одессу. Конечным пунктом назначения являлся подмосковный ПФЛ № 174. В графе «примечание» в списке отправленных, напротив многих фамилий, имеются приписки — служил в немецкой армии. По прибытии в СССР многие бывшие партизаны оказались в спецлагерях в Сибири[129].
Условия проверки в ПФЛ описал Владимир Огнев в упоминавшейся выше статье «Судьба человека». Проверяемые содержались на положении заключённых, снабжались по нормам ГУЛАГа и привлекались во время пребывания в лагере к труду на стройках и промышленных предприятиях. И. В. Говоров, исследовавший проблемы репатриации граждан СССР во время и после окончания Второй мировой войны, сообщает об освобождении от отправки на спецпоселение лиц, служивших в немецкой армии, которые не участвовали в боевых действиях против Красной Армии и партизанских отрядов и добровольно перешли на сторону Красной армии и партизанских формирований[115]. В опубликованных источниках есть отрывочные сведения о практике применения этой нормы в отношении участников народно-освободительной войны в Югославии. К примеру, начальник штаба 2-го батальона 18-й Словенской ударной Базовицкой бригады Д. А. Акимов после возвращения в СССР проходил проверку в ПФЛ № 174 (Подольск) и 12-й запасной стрелковой дивизии (ст. Алкино-2, Башкирия), работал на лесозаготовках в Коми АССР. Демобилизован в декабре 1946 года[61].
Лишь немногие бойцы НОАЮ — активные участники «одной из ярких, но недостаточно изученных страниц героической борьбы советского народа против фашизма»[2] были при жизни отмечены признанием их заслуг[8]. Основное число репатриантов в 40 — 50-е годы ощутили на себе действие негласного ограничения прав, формально являясь полноправными советскими гражданами. На практике они превратились в граждан «второго сорта», перед которыми были закрыты возможности получения высшего образования, осуществления партийной и военной карьеры[115].
В СССР изучение участия советских граждан в европейском Сопротивлении, а также процесс их реабилитации и общественного признания начались после 1956 года. Во второй половине 50-х и в 60-е годы большое число бывших партизан были награждены орденами и медалями[130].
Вместе с тем в СССР на бывших советских партизан Югославии не распространялись права участников войны. В декабре 1982 года Союз ветеранов Словении направил в Москву прежнего политического комиссара 18-й Словенской ударной Базовицкой бригады Франца Чрнугеля с задачей разобраться на месте в положении его соратников. По результатам встреч с ветераном 2-го «русского» батальона бригады Г. А. Жиляевым от 24 и 25 декабря 1982 года, Чрнугелем была составлена записка, заверенная в нотариальном порядке. Согласно её содержанию, Г. А. Жиляев сообщил, что Комитет ветеранов войны СССР не делает ничего для тех, кто участвовал в освободительном движении за пределами Советского Союза и обратился за помощью к СФРЮ и Словении за содействием в урегулировании вопроса об их статусе, как участников боевых действий, а также в получении бывшими партизанами прав, положенных ветеранам в СССР. Обращение включало просьбу к видным командирам 9-го Словенского корпуса написать и передать личные заявления-свидетельства о раненых и погибших партизанах. Чрнугель был проинформирован о том, что 50 человек из состава батальона по возвращении на родину предстали перед судом, были осуждены и отбыли наказания[131].
Воздать честь советским ветеранам народно-освободительной войны на югославской земле решили в канун празднования 45-летия Дня Победы. Был учреждён нагрудный памятный знак: «Партизан Югославии — гражданин СССР». Число вручённых ветеранам памятных знаков не установлено.
«Русский» батальон Осиекской ударной бригады, осень 1944 года. На переднем плане П. М. Гутиков (сидит в первом ряду третий справа). Фотография № 15 в каталоге выставки «Partizani kakve do sada niste vidjeli» (хорв.). Katalog izložbe. Savez antifašističkih boraca i antifašista Republike Hrvatske (2014).
Данная страница на сайте WikiSort.ru содержит текст со страницы сайта "Википедия".
Если Вы хотите её отредактировать, то можете сделать это на странице редактирования в Википедии.
Если сделанные Вами правки не будут кем-нибудь удалены, то через несколько дней они появятся на сайте WikiSort.ru .