WikiSort.ru - Не сортированное

Штурм

С раннего утра 8 (20) июня русский гарнизон занял оборонительные позиции на стенах (крышах) и окнах зданий цитадели. 2 русских полевых орудия также находились в выжидательном положении. С первыми проблесками света турецкие силы начали ружейный обстрел цитадели, который постепенно усиливался. Бойцы гарнизона, экономя патроны, производили выстрелы только по находившимся в прямой видимости целям. Турецкая артиллерия в числе — 3 горных 3-фунтовых орудий (предположительно системы Витворта)^[6], занимали командные высоты на расстоянии 500—700 метров от цитадели, и к 11 часам утра открыли навесной огонь по позициям русских^[7]. От удара турецкой гранаты на крымцев обрушилась верхняя часть стены здания, находившаяся за ними. Гарнизонные орудия, ввиду недосягаемости турецкой артиллерии, не могли отвечать им тем же, и вели огонь по огневым точкам пехоты, периодически заставляя смолкать то одну, то другую позиции противника. К полудню ружейный огонь внезапно прекратился, и огромные массы курдов с неистовыми криками бросились на штурм цитадели^[3][8].

Попытка капитуляции

В официальных материалах, впрочем, как и в рапорте коменданта цитадели капитана Штоквича^[5], ничего не сообщается о попытке в тот день капитуляции со стороны гарнизона, однако о данном эпизоде в разных формах упоминают как российские войсковые и частные, так и турецкие и западноевропейские источники^[3].

Оглушительные залпы из многих тысяч ружей со всех сторон и раскаты орудийных выстрелов с глухими ударами артиллерийских гранат о стены и наконец, последовавшая затем атака огромных масс противника произвели ошеломляющий эффект на защитников цитадели, однако они всё-таки продолжали оставаться на своих позициях и вести огонь по штурмующим. В это время под аркой вторых ворот находились Пацевич, Штоквич и другие офицеры гарнизона, которые также были ошеломлены происходящим. Содержание диалога, происходившего на тот момент в их кругу, так и осталось неизвестным, но полковник Гейнс, основываясь на показаниях очевидцев, сообщает, что в результате 10-15 секундного обсуждения, они «постановили какое-то решение», после чего из этого «центра» раздалась команда — «Не стрелять!»^[8]. Дальнейшие события, происходившие в тот день, указывают на то, что это решение не было принято на том «совещании» единогласно. Так, Исмаил-хан в дальнейшем вспоминал:

Несмотря на тяжелое, удручающее состояние, к чести защитников Баязета я должен сказать, что добрый дух ни на минуту не покидал, в особенности офицеров, которых было до 30 человек в гарнизоне. Уроды, по обыкновению, были, конечно, и в нашей семье, но как редкие исключения... В разговорах со мной подполковник Пацевич и ещё человека два-три неоднократно высказывались в том смысле, что исходом нашего сиденья может быть одна только неминуемая гибель, если мы не сдадимся. — из интервью с Исмаил-ханом Нахчыванским. Алиханов М. [1]

Сразу после принятия данного решения часть офицеров отправилась разносить приказание, однако большинство из них, прибыв к своим подразделениям, вовсе не спешили приводить приказ в исполнение, хотя многие из последних и находились в некоем замешательстве. Канонир Смольняков в дальнейшем вспоминал, что выходя из мечети, он случайно оказался за спиной Пацевича, который в это время отдал распоряжение оному армянину (переводчику), чтобы тот шёл на переднюю стену и сказал туркам, что «…если они нас выпустят из крепости, мы сдадим им весь город». Последний, прихватив по пути валявшуюся палку и привязав к ней «что-то белое», взбежал на крышу (стену) и принялся кричать «что-то» по-турецки. Лежавшие рядом казаки слышали, как один курд, одетый в красное и с красным знаменем в руках, что-то прокричал в ответ, и переводчик тут же удалился. Кто-то из находившихся в тот момент на том углу крыши перевёл, что «красный курд» сказал: «Сдавайтесь или не сдавайтесь, мы всё равно вас всех перережем!». Вскоре после ухода переводчика на передней стене появился солдат с намотанным на штыке белым платком. Находившийся на том участке обороны войсковой старшина Кванин тут же остановил бойца. В дальнейшем Кванин так описывал данный эпизод:

…Я остановил и спросил его, куда он идёт, и зачем у него эта тряпка на штыке? — солдат ответил: что гарнизону велено приготовиться к сдаче, а белый флаг выставить на правом переднем угле. На вопрос мой: «Кем дан был такой приказ?» — ответил: «Командующим войсками». Не доверяя его словам, я приказал ему удалиться и доложить, что нет крайности, вызывающей сдачу. — из заметок войскового старшины О. Н. Кванина [8]

По прошествии около 2 минут на стене вновь появился тот же солдат, только уже с госпитальной простынёй на штыке, и передал, что ему «приказано выставить флаг, не слушая никого». Однако солдат опять был согнан со стены, после чего Пацевич лично поднялся на неё и, достав револьвер, принялся сгонять со стены стрелков, крича: «Перестать стрелять… Кто ослушается моих приказаний, именем закона — застрелю»^[8].

Появление белого флага над цитаделью сильно прибавило энтузиазма среди курдов, которые уже приблизились вплотную к цитадели. Вся площадка перед воротами и улицы города заполнились курдами. Многие закидывали на стены верёвки с привязанными к ним своего рода абордажными кошками, которые, впрочем, тут же скидывались защитниками цитадели. Находившийся в это время на балконе минарета канонир «ездовой из татар» Тяпаев отчётливо понял крики: «…русские сдаются! …русские наши!» Фаик-паша, увидев белый флаг, тут же приказал прекратить орудийный огонь и выслал к цитадели роту регулярной пехоты (2-го батальона 6-го полка) для организации встречи парламентёра, чтобы обсудить с ним условия капитуляции, и дальнейшего препровождения сдавшегося гарнизона в отведённый для них лагерь^[7]. В цитадели, однако, в это время происходило замешательство. Флаг то появлялся, то исчезал из виду. Некое противостояние между офицерами происходило уже в самой цитадели, которое в южной (передней) её части, перетекло в открытое столкновение. По словам Исмаил-хана, который на тот момент находился при тяжелораненом сыне, услышав о белом флаге, выскочил на передний двор с упрёками: «Господа, что вы делаете?! На то ли мы принимали присягу, чтобы малодушной сдачей опозорить себя и русское оружие?! Стыдно!». По словам очевидцев, приказ о капитуляции особо тяжело отзывался на солдатах гарнизона. Офицеры, успокаивая солдат, уверяли их в том, что «сдачи не будет», и «без боя турок не пустим»^[9]. Жена погибшего во время рекогносцировки 6 (18) июня командира 2-го батальона Ставропольского полка — подполковника Ковалевского — А. Е. Ковалевская умоляла ставропольцев не сдаваться и биться до последнего. По рассказам очевидцев, одни, в случае сдачи, обещали пустить себе пулю в лоб, другие, собравшись в группу, планировали соскочить со стены в сторону нижнего города, и штыками пробиваться к пограничным горам^[8].

Между тем, милиционеры «по чьему-то приказанию» уже начали растаскивать завал от ворот, которые уже трещали под натиском ломившихся в них с внешней стороны курдов. В это время канониры со ставропольцами перекатили 8-е орудие под свод арки во 2-й двор (при этом последние потеряли 3 чел. ранеными). 23-летний командир артиллерийского взвода подпоручик Томашевский, игнорируя приказания Пацевича, распорядился уложить картечь сбоку от орудия, а ствол направить в сторону ворот. Ездовые и канониры обнажили сабли, а ставропольцы, встав рядом, ощетинились штыками, давая таким образом понять, что сдаваться они вовсе не намерены. Пацевич вновь поднялся на переднюю стену и, махая фуражкой, стал кричать: «Тахта (тур. tahta — "совет")!.. Яваш (тур. yavaş — "подождите")!..». После этого огонь со стороны штурмующих затих, но неожиданно раздался выстрел, которым был смертельно ранен Пацевич, причём по свидетельству очевидцев, выстрел был произведён из цитадели. Пуля через спину пробила ему грудь, и через мгновение он получил второе ранение в плечо. Спускаясь с лестницы, Пацевич произнёс: «Я ранен. Теперь делайте как хотите»^[8][10]. На предположение, что в Пацевича стрелял кто-то «из своих», указывают и ряд других источников, а многие берут это за факт. Урядник Севастьянов в дальнейшем вспоминал, что к воротам уже приблизился турецкий офицер на белом коне и потребовал открыть ворота, но в это время из цитадели раздался выстрел, которым был убит подполковник^[4]. Исмаил-хан передавал: «…своя ли пуля его сразила или неприятельская, — не берусь решить: были голоса за то и за другое, но Пацевич был ранен в спину»^[1].

Отбитие штурма

Сразу после выбывания Пацевича из строя обстановка в гарнизоне кардинальным образом изменилась. По гарнизону тут же прокатилось: «На стену, братцы!.. Бей!.. Бей их!». Защитники бросились на стены и, стоя во весь рост, открыли шквальный огонь по теснившимся вокруг цитадели курдам. Частый огонь также был открыт с купола мечети, балкона минарета, из окон подземной галереи и из всех проёмов, откуда можно было вести огонь. Плотность осаждавших была до такой степени велика, что в первые минуты боя ни одна выпущенная из цитадели пуля, особенно из окон подземной галереи, не пропадала даром, и находила себе по несколько жертв. Турецкие силы, не ожидая подобного поворота дел, в полном беспорядке отхлынули от стен цитадели. Отталкивая друг друга, курды спешили укрыться за близлежащими стенами и зданиями города^[3][8].

С некоторыми отклонениями от основной версии происходившего данный эпизод описывает Исмаил-хан Нахичеванский, из чего следует полагать, что ситуация в гарнизоне изменилась ещё до ранения Пацевича. По словам Исмаил-хана, когда он выбежал на передний двор с жёсткими упрёками по поводу белого флага и произнёс: «Пока в жилах наших остается хоть капля крови, мы обязаны перед Царем бороться и отстаивать Баязет!.. Кто вздумает поступить иначе, тот — изменник, и того я прикажу расстрелять немедленно! Долой флаг, стреляй, ребята!..», после этого раздалось громкое — «Ура!», слышались восклицания: «Умрем, но не сдадимся!» и со стен загремели выстрелы, которые «отбросили толпы озадаченных турок, уже подступивших было к воротам цитадели с топорами и камнями»^[1]. Однако по свидетельству других очевидцев, переломный момент произошёл именно после гибели Пацевича^[8][9].

Севастьянов сообщает, что после выбывания подполковника из строя, Штоквич со стены (вероятно через переводчика) обратился к турецкому офицеру, требовавшему открыть ворота, с вопросом: «А что будет с нами?» — офицер ответил: «Отворяй ворота, тогда увидишь, что будет». На это Штоквич ничего не ответил и, сойдя со стены, обратился к солдатам: «Не робейте братцы, вспомните присягу, Бог поможет нам, не посрамим Русское знамя». После этого по гарнизону прокатилось всеобщее — «Ура!», и под градом пуль турецкие силы отступили со всех направлений^[4].

После отбития штурма под стенами цитадели штурмовавшие оставили лежать до 300 тел убитых, «унеся с собою также немалое число»^[11]. Потери русского гарнизона на 8 июня известны только из числа раненных, поступивших на лечение в госпиталь — 2 офицера и 26 нижних чинов^[8]. Сведения как о числе убитых, так и общих потерь отсутствуют^[10].