WikiSort.ru - Не сортированное

Виктор Евгеньевич (Евстафиевич) Колосовский
Псевдонимы	Виктор Колосовский-Пушкин
Место рождения	Российская империя
Гражданство	Российская империя Российская империя → Болгария
Род деятельности	поэт-графоман
Язык произведений	русский

Виктор Евгеньевич (Евстафиевич^[1]) Колосовский (Колоссовский^[2], Виктор Колосовский-Пушкин, Виктор Пушкин) — русский поэт, живший в Болгарии, имевший устойчивую репутацию графомана, худшего поэта русской эмиграции и «абсолютного гения „с другой стороны“» (В. Ф. Ходасевич). Называл себя перевоплощением А. С. Пушкина.

Биография и творчество

Биографические данные о Колосовском скудны. Современный исследователь М. Д. Филин cчитает, что он был «человек — приходится подчеркнуть это — психически вполне нормальный, однако, что называется, „с чудинкой“»^[3]. В 1920—1930-е годы Колосовский жил в Софии (адрес в 1927 году — ул. Сан-Стефано, 16) и посылал свои стихотворные сборники как в крупные центры эмиграции (Париж), так и в СССР. В Российской государственной библиотеке хранится экземпляр «Моей лирики об А. С. Пушкине» с авторской правкой, экземпляр «Истории мира» хранится в научной библиотеке РГАЛИ.

Колосовскому принадлежат три книги: «История мира» (1927), «Моя лирика о Пушкине» (1928) и «Наука и современный человек» (1936). «История мира» была снабжена предисловием, подписанным «Жевакин», где утверждалось: «Виктор Колосовский заявил, что в него вселился дух Пушкина. Достаточно прочесть хотя бы строчку из творений В. Колосовского, чтобы оценить исключительную правдивость его заявления»^[4]. Степень самоотождествления автора с Пушкиным со временем менялась: так, «История мира» написана от лица Пушкина, имя которого вынесено и на обложку через дефис с настоящей фамилией автора («Да вы же помните меня, / Мои милые друзья. / Я откровенный человек: / Я здесь живу уж второй век»; «Татьяна, имя, которое часто упоминается в моем сочинении „Евгений Онегин“»), в «Моей лирике» Пушкин фигурирует уже в третьем лице, а в «Науке и современном человеке» автор отказался от фамилии «Колосовский», подписавшись просто «Виктор Пушкин».

Для стихотворений Колосовского характерно нетвёрдое владение стихом (он старается писать четырёхстопным ямбом, но не выдерживает его), примитивная рифмовка (обычно парная), алогизм текста, «детская» наивность формулировок, многочисленные ошибки в русском языке (обычно украинизмы: «он правый был», «стража есть в Адама», «в степу»). В сочетании с грандиозными эпическими заданиями, которые ставил перед собой Колосовский («Я долго думать-то не стану: // Исторью мира напишу»), и его претензиями на то, что он является новым воплощением Пушкина, эти особенности вызывали комический эффект. Книга «Наука и современный человек», помимо стихов, содержит также отрывки из философской прозы, столь же бессвязной («Есть один великий свет, неограниченное пространство, освещенное солнцем, которое пространство окружает эту землю, на которой мы живем теперь. Вот, эти люди, которые живут теперь на этой земле, они ещё не достигли науки той, которая существует в этом пространстве, то есть окружающем эту землю. Конечно, что в этом пространстве существует много планет, на которых живут люди, о чём известно каждому просвещенному человеку в этом мире…»).

Восприятие современников и исследователей

Интерес к Колосовскому проявлял Владислав Ходасевич, не раз возвращавшийся к его сочинениям в своих критических статьях. Так, в очерке «О горгуловщине» (1932) в связи с идейным кризисом русской эмиграции, воплощением которого был литератор и фашистский идеолог Павел Горгулов, убивший президента Франции, Ходасевич рассказывает о своей коллекции поэтических «бредов и ужасов», изданных за рубежом:

Другой бредовой автор к политике почти безразличен; его занимают темы более отвлеченные, философические; начитавшись, должно быть, каких-нибудь теософских брошюр, вообразил он себя новым воплощением Пушкина (ну, разумеется, Пушкина!), с помощью простого тире присоединил его фамилию к своей — и готово: чувствует себя гением; пишучи о Татьяне пушкинской, он в примечании поясняет: «Действующее лицо в моем романе „Евгений Онегин“»; никакого понятия о поэтической грамоте он не имеет, — очевидно, утратил его по дороге между первым и вторым воплощением.

В статье «Ниже нуля» (1936) Ходасевич обращается к творчеству Колосовского (обширно цитируя «Историю мира»), обсуждая проблему отрицательной литературной величины:

На Колосовском, абсолютном гении «с другой стороны», я и закончу мой обзор, по необходимости краткий… Колосовский, конечно, не превзойден никем, но книг, в той или иной степени приближающихся к «Истории мира», выходит очень много.

Упоминания Колосовского есть и у других писателей-эмигрантов, причём так или иначе связанные с Ходасевичем. Например, переехавший в СССР после войны Л. Д. Любимов писал («На чужбине»):

Но, не в силах создать настоящей, полнокровной литературы, эмигрантщина породила целую армию графоманов, Был среди них один (Виктор Колосовский), на трудовые гроши издававший в Болгарии, голодая и истощаясь, свои рифмованные произведения, которые из года в год посылал в редакции всех эмигрантских журналов и газет. Запомнились такие строки:

…Я писать стихи умею,
И очень я уверен в том:
Вскорах мой выйдет том.

И никто им не занялся, никто не образумил его, не уговорил бросить это дело, а Ходасевич, тот даже приходил в восторг: «Пусть пишет, так не придумаешь… Ведь это же своего рода совершенство! Почти как у капитана Лебядкина из „Бесов“».

Путая подробности, рассказывает об этом сюжете и Юрий Терапиано: «Стихи эти принадлежали одному Белградскому поэту, который напечатал целую поэму на Евангельские темы и прислал её для отзыва Ходасевичу. В предисловии автор объявлял себя перевоплощением Пушкина и на этом основании требовал особенного внимания к своему творчеству…»; при этом «Белградскому поэту» приписываются строки, популярные среди московских писателей уже в конце 1900-х^[6].

Отрывки из «Моей лирики об А. С. Пушкине» включены в сборник «Венок Пушкину. Из поэзии первой эмиграции». М., «Эллис Лак», 1994^[7]; составитель его М. Д. Филин отмечает, что имя Колосовского стало в эмиграции символом графомании, а «характер творчества автора исключает возможность комментирования». Писал Филин о Колосовском и в несколько раз перепечатывавшейся статье «Пушкин как русская идеология в изгнании»^[3], где сравнивает его с Д. И. Хвостовым, утверждая, что графоманство Колосовского, «жившего во времена отнюдь не лирические, нитями причудливыми и глубоко запрятанными было связано собственно с Пушкиным. И мнится, что даже такое влияние поэта на потомков не таит в себе ничего предосудительного».

М. В. Безродный отмечает, что «вирши» Колосовского «наиболее рельефно» отражают некоторые характерные особенности «большой» литературы, например, построение текста о Пушкине в виде загадки^[8].

Публикации

• Колосовский, Виктор. А. С. Пушкин. История мира. Поэма. — София, б.изд., 1927. — 16 с.
• Колосовский, Виктор. Моя лирика о Пушкине. Первая часть второго тома. Посвященно Ивану Бунину. — София, 1928. — 18 с.
• Пушкин, Виктор. Наука и современный человек. — [София], 1936. — 28 с. портр. 16 см.

См. также

• Макгонаголл, Уильям
• Хвостов, Дмитрий Иванович

Примечания