WikiSort.ru - Не сортированное

Холокост

Книга начинается с воспоминаний о счастливом детстве в любящей семье, которое закончилось ноябрьской ночью 1938, получившей название Хрустальной. После этого началось преследование родителей тайной полицией (Гестапо), а затем семью выслали в Польшу. После захвата Польши немцами начались преследования евреев: ограничения перемещения, облавы, расстрелы, нехватка продуктов. Голод постоянно усиливался, а к зиме распространились болезни и эпидемии.

Несмотря на отчаянность ситуации, среди евреев Сосновца всё ещё находились оптимисты, в их числе отец Бени. В Германии в 30-е годы он утверждал, что власть нацистов не может продлиться долго, а в Польше — что всё наладится, найдутся люди, которые спасут евреев. Его слова были успокаивающим наркотиком для окружающих. Однако после того, как он был схвачен нацистами и провёл некоторое время в немецком трудовом лагере, он вернулся сильно исхудавшим, измождённым, без следов былого оптимизма. Как к последней надежде евреи обращались к богу: несмотря на опасность, они даже провели молитву Кол нидрей в Йом-Киппур. «Это не была обычная молитва; это была мольба, горькая и отчаянная, просьба о милосердии в том последнем месте, где ещё что-то можно было просить в этом жестоком мире».

В 1942 году всех евреев городка переселили в гетто, где они находились под усиленной охраной, а через год оставшихся в живых увезли в Освенцим. Мать Вирцберга была отправлена в газовую камеру сразу же по прибытии в лагерь, а Бени, в числе нескольких мальчиков, доктор Менгеле отобрал для медицинских экспериментов. Бени обратился к Менгеле с отчаянной просьбой спасти отца, и, по непонятной причине, Менгеле исполнил просьбу.

Вирцберг с отцом оказались в лагере Аушвиц I. Бени назначили посыльным в больничном блоке, а отца направили в общий блок. Гибель жены окончательно сломила отца духовно, а ежедневные каторжные работы — физически. Бени чувствовал себя ответственным за отца, как мог поддерживал его, иногда добывал для него еду. В 1944 году Бени перешёл в общий блок, чтобы быть поближе к отцу, и стал каждый день ходить на каторжные работы. Раз в две недели Бени прислуживал во время операций доктору Менгеле и его ассистентам; рассказ об этих чудовищных операциях поражает своей точностью и детальностью. Надпись «Труд освобождает» над воротами Освенцима не выходит из памяти Вирцберга и ассоциируется с несколькими «освобождёнными трупами», которые заключённые приносили в лагерь в конце каждого «трудового» дня. Вирцберг также рассказывает о капо, как тех, которые наживались на узниках, так и тех немногих, которые помогали им; о лагерных проститутках; о концертах и вечеринках для избранных.

В январе 1945 года начался тяжелейший марш смерти. Отец Вирцберга не выдержал темпа ходьбы, и эсэсовец застрелил его на глазах у сына. Через две недели колонна дошла до железной дороги. Только небольшая часть тех, кто вышел из лагеря, осталась в живых. В заколоченных досками вагонах доехали до Маутхаузена. Жили сначала в бараках, а потом в палаточном лагере^{[комм. 3]}. Смертность увеличилась, трупы валялись в палатках, стояла невыносимая вонь.

Из Маутхаузена узников перевели в лагерь Мельк. Здесь Бени получил 25 ударов палкой перед строем заключённых; после нескольких ударов он потерял сознание. В апреле немцы, в связи с приближением русских, взорвали рудники, большинство работавших там узников погибло от взрыва. После этого заключённые покинули лагерь в срочном порядке. Узники были доведены до крайней степени отчаяния, окончательно стало ясно, что бог не защитит их, он — с нацистами, на пряжках ремней которых выгравировано: «Бог с нами». «Да, он — с ними: ну ведь не с людьми-скелетами, которые ковыляют в отчаянии и страхе, без капли надежды в душе». Через две недели дошли до «леса смерти» — Гунскирхен. Здесь практически не было ни еды, ни питья. Гора трупов росла, а количество «живых трупов» уменьшалось. Немцы строили здесь здание с «душевыми», но достроить не успели… Бени, лёжа на земле, пил воду из лужи, когда на дороге появились освободившие узников американские войска.

Освобождение

Заключённые шли по шоссе, не зная куда. Как-то получилось, что Бени шёл в группе из 10 мальчиков, которые станут его друзьями на всю жизнь. Пришли в Вельс, где пожилая австрийка предложила им ночевать в своём доме. Через две недели американцы отвезли всех детей Вельса и окрестностей в лагерь для перемещённых лиц. В лагере детей обильно кормили, но это имело обратный эффект: организмы узников в результате многолетнего голода были сильно ослаблены и не могли усваивать пищу; многие заболевали, возникли эпидемии. Для улучшения условий реабилитации детей перевезли в детский дом в Хёршинге, где они начали поправляться. Несмотря на то, что ребята были сыты, они доставали еду из мусорных баков и прятали, а при случае и воровали её. «„Организование“^{[комм. 4]} еды было у нас в крови. В будущем мы снова возвращались к этому».

Через несколько месяцев детей перевезли огромный лагерь «Леондинг»^{[комм. 5]}. Здесь произошло событие, ставшее «водоразделом» между «до» и «после»^[8] — встреча с солдатами Еврейской бригады.

Я увидел большую гомонящую толпу и выбежал из барака. Приблизившись, я увидел у многих слёзы в глазах… Я не верил своим глазам: высокий широкоплечий мужчина с голубыми глазами, лет сорока, одетый в военную форму с бело-голубой эмблемой с Маген Давидом на руке, стоял в центре круга и абсолютно спокойно и уверенно разговаривал со стоящими рядом. На вопрос, кто этот мужчина, мне ответили, что это еврейский солдат из Эрец-Исраэль!.. Я видел немецкого эсэсовца-убийцу, видел американского солдата, добросердечного негра — но гордого еврейского солдата с наградами на груди и эмблемой Маген Давид на красивой форме — даже в самом розовом сне я такого не мог увидеть…

Оригинальный текст (иврит)

ראיתי התקהלות גדולה והמולה רבה. יצאתי במרוצה מן הצריף. כשהתקרבתי, הבחנתי בעיני רבים בדמעות. לא האמנתי למראה עיניי: גבר גבוה, רחב-כתפיים, עם עיני תכלת, בשנות הארבעים לערך, לבוש מדי-צבא ועטור סמל כחול-לבן עם מגן דוד על זרועו, עמד במרכז המעגל ושוחח בשלווה נפשית וביטחון גמור עם העומדים לידו. שאלתי מי הוא גבר חסון זה והשיבו לי, כי זהו חייל יהודי מארץ ישראל! ראיתי ס.ס. גרמני מרצח; ראיתי חייל אמריקאי, כושי טוב-לב – אך חייל יהודי גאה, גבוה משכמו ומעלה עם עיטורים על חזהו וסמל "מגן דוד" על מדיו היפים – כזאת אף בחלום הוורוד ביותר לא יכולתי לראות…

— «Из долины убийства к Вратам в долину», стр. 109

Через несколько дней солдаты бригады приехали в Леондинг и под покровом ночи, в полном молчании^{[комм. 6]} увезли ребят в лагерь бригады в Тревизо^{[комм. 7]}, а через несколько дней — в Санта-Марию^{[комм. 8]}. Здесь 500 девочек и мальчиков в течение нескольких месяцев готовились к переезду в Палестину: загорали, занимались спортом, учили иврит и песни еврейского ишува.

Палестина, Израиль

Из Санта-Марии ребята прибыли в Хайфу на эсминце «Принцесса Катлин»^{[комм. 9][2]}. На причале их встречали тысячи людей.

Все десять мальчиков единогласно выбрали место продолжения программы молодёжной алии — кибуц Гиват ха-Шлоша. Кибуцники встретили ребят из Европы так, что они сразу почувствовали себя дома. Однако адаптация ребят в кибуце не проходила гладко: дети, выросшие здесь, бегали в шортах и в майках, в сандалиях или босиком, с развевающимися на ветру волосами — их вид выражал свободу, смелость и здоровье. В отличие от них, дети галута, «опалённые Катастрофой»^{[комм. 10]}, были бледными, худыми и неуверенными. Хотя еды было достаточно, они прятали хлеб в карманах, а также панически боялись работы в поле, за воротами кибуца, которая ассоциировалась у них с «освобождающим трудом» в Освенциме. Потребовалось много усилий с обеих сторон для решения этих проблем, и через год уже невозможно было отличить приехавших из Европы от кибуцников.

Особенным уважением мальчиков пользовались члены Пальмаха — необузданные и уверенные в себе. Ребята прилагали максимум усилий, чтобы стать похожими на пальмахников и внешне, и внутренне, и у них получилось: осенью 1947 года они вступили в Пальмах:

Один из кибуцников проводил с нами присягу на верность Хагане… Я чувствовал, что это не только присяга Хагане, я даю несколько клятв: клятву отомстить за кровь убитых родителей и отравленных близких; клятву отомстить за униженное достоинство моего народа; клятву отомстить за евреев, души которых сгорели в печах и поднялись к небу в клубах дыма через трубы нацистского „Труд освобождает“…

Оригинальный текст (иврит)

אחד החברים השביע אותנו שבועת אמונים להגנה… הרגשתי כי אין אני נשבע אמונים רק להגנה, אלא נשבע כמה שבועות אחרות: שבועת נקמה לדם הורי הנרצחים וקרובי המורעלים; שבועה לנקום כבוד עמי הנדכא והמושפל; שבועה לנקום דמם של יהודים, שנפחו נשמותיהם במשרפות ושעלו בעשן, מתוך ארובות "העבודה המשחררת" הנאצית…

— «Из долины убийства к Вратам в долину», стр. 158

Тренировки Пальмаха проходили в лагере Билу^{[комм. 11]}, а затем в кибуце Хульда. Бени получил военную профессию пулемётчика. В Хульде Бени познакомился со своей будущей женой Раей. Первой военной операцией Бени было сопровождение конвоя с продуктами в осаждённый Иерусалим через Шаар ха-Гай. Колонна двигалась под непрерывным обстрелом со склонов ущелья, солдаты отстреливались, стоя на грузовиках, было много убитых и раненых с обеих сторон, но продукты в Иерусалим были доставлены. В последующие месяцы Вирцберг находился на базе Пальмаха в иерусалимском районе Бейт ха-Керем^ru_en, откуда по ночам бойцы выходили в бой за высоты вокруг Иерусалима^[9]. Самыми тяжёлыми были бои за вершины Кастель и Наби-Самуэль^ru_he. Кастель остался в руках евреев, а Наби-Самуэль захватить не удалось^{[комм. 12]}.

В июне 1948 рота пулемётчиков снова была направлена в район Шаар ха-Гай, на этот раз с целью прорыва осады Иерусалима. Самый тяжёлый бой в жизни Вирцберга был на этом участке — битва за латрунский выступ^{[комм. 13]}. Латрунский выступ не был захвачен, однако в результате операции удалось расширить брешь на одном из участков шоссе, что позволило получить доступ к окружной дороге Дерех Бурма^{[комм. 14]}, т.е. снять осаду Иерусалима. Потом Вирцберг воевал на Синайском полуострове и в Негеве, где самым тяжёлым был бой за аванпосты Рафаха^{[комм. 15][комм. 16]}.

После войны Вирцберг и Рая жили в Гиват ха-Шлоша. Бени и его друзья всегда пытались держаться вместе, но во время войны они служили в разных частях и участвовали в разных боях. Попытки поселиться рядом друг с другом не увенчались успехом, все они оказались в разных концах Израиля.

Семья Вирцберга

• Мать — Рахель, уроженка Германии. Погибла в газовой камере по прибытии в Освенцим.
• Отец — Гавриэль, уроженец Польши. Пробыл в Освенциме с августа 1943 года до января 1945 года. Во время марша смерти был застрелен немецким охранником.
• Младший брат отца — после прихода Гитлера к власти покинул Германию и уехал в Палестину. Он и Бени были единственными пережившими войну из всей семьи.

Мальчики из Вельса

• Братья Юлек и Томек — дружба Вирцберга с ними началась в Маутхаузене. Мальчики всегда ходили вместе и в концлагерях и после освобождения. Хотя разница в возрасте между ними была небольшой, старший, Томек, держал за руку младшего, Юлека, а тот смотрел на него с восхищением и слушался во всём. Вместе с Бени они искали остатки пищи на улице около кухни, но находили немного; однажды нашли кусок конского мяса и съели его сырым. В Мельке Юлек и Томек работали на рудниках помощниками заключённых-рудокопов. Когда немцы взорвали рудники, были одними из немногих выживших. Во время пребывания в Хёршинге братья и Бени вместе пролезали через дырку в заборе на американскую военную базу для «организовывания» продуктов. Во время боев в Негеве Юлек (взявший имя Йонатан) был тяжело ранен и чудом выжил. Мать братьев была единственной выжившей из родителей всех мальчиков; в конце Войны за независимость она приехала к ним в Гиват ха-Шлоша.
• Ромек — Прибыл в Освенцим в конце 1944 года. В первый же день познакомился с Вирцбергом, который был тогда уже «опытным» заключённым. Ромек рассказал, что с родителями его разлучили на железнодорожных путях и он не знает, что с ними. Бени знал смысл слов «разлучили на железнодорожных путях», но не рассказал Ромеку. С этого началась их дружба. Ромек ехал от Кракова до Освенцима в поезде целых три дня. Позднее Бени узнал, что железная дорога в те дни была занята транспортами с евреями из Венгрии, поэтому другие поезда гоняли туда-обратно, пока пути не освободились. Ромека и Бени назначили уборщиками блоков. Кроме мытья полов и коек, в их обязанности входило приносить котлы с едой из кухни в блоки. Иногда кроме похлёбки в еду входили сосиски. Мальчикам пришла в голову мысль забирать иногда по нескольку сосисок. При входе в блок они бросали сосиску за дверь, а на обратном пути забирали её, чтобы съесть позднее незаметно съесть. Они знали, что не отнимают еду у простых заключённых, так как все сосиски начальники блоков, делившие пищу, забирали себе.

В Пальмахе Ромек поменял имя на Авраам Лейдер, служил пулемётчиком. Погиб в июне 1948 года в битве за Латрун. Это было самое тяжёлое сражение в жизни Вирцберга и единственное, когда бойцы не смогли вынести с поля боя тела погибших, среди них Ромека.

• Янкале Гутвиль — По непонятной Вирцбергу причине у него была кличка «Алла». Познакомился с Вирцбергом по дороге к Вельсу. В Вельсе, во время беседы с американским офицером-евреем больше и активнее других рассказывал о своих испытаниях во время войны. Обладал артистическим талантом: В лагере Еврейской бригады в Тревизо, ночью после выступления военного ансамбля, вдвоём с другим мальчиком показывал импровизированные сценки из прошлой жизни, в частности, «организовывание» продуктов с американской продовольственной базы.
• Гидек — В Пальмахе изменил имя на Гидеон, был сапёром. Во время проводки первого конвоя через Шаар ха-Гай был в одной бронемашине с командиром роты Яаковом Стоцким. Когда на крутом подъёме скорость колонны уменьшилась, от взрыва гранат машина и грузовик перед ней загорелись и остановились. Бойцы выскочили из машины и побежали вверх по южному склону, навстречу огню арабов, непрерывно стреляя. Стоцкий был смертельно ранен и умер на руках у солдат^{[комм. 17]}. В течение нескольких дней с Гидеоном и ещё несколькими бойцами из группы Стоцкого не было связи. Их искали в горах над Шаар ха-Гай, но в конце концов обнаружили недалеко от Бейт-Арзы лежащими на земле без сил. Когда их привезли в Бейт ха-Керем, Гидеон рассказал, что они шли по ночам, каждый по отдельности, по склону в сторону Иерусалима между арабских опорных пунктов, скрываясь днём в пещерах среди скал. Воду пили из фляжки по каплям, питались травой, к чему Гидеон привык во время маршей смерти. Страстное желание выжить сейчас, раз уж он выжил в лагерях смерти, придавало ему сил. Отчаяние наступило только тогда, когда кончилась вода. Он не знал, что находится уже на еврейской территории, надалеко от колодца. На следующую ночь Гидеон снова был в бою.

В мае 1948 года отделение сапёров, в которое входил Гидеон, было направлено на подмогу войскам, сражающимся за кибуц Рамат-Рахель. Кибуц, переходивший несколько раз из рук в руки, был захвачен египтянами. Рамат-Рахель удалось отбить, но цена была высока. Гидеон был тяжело ранен при взрыве мины, заложенной египтянами у входа в кибуц, которую он обезвреживал. Гидеон остался без обеих рук и одного глаза. Товарищи оставили его в больнице в Иерусалиме, без сознания, а сами вернулись в Шаар ха-Гай. Друзья по Вельсу хотели поехать к нему, но не получили разрешения. Только девушка Гидеона, Хелена, тоже сирота, прошедшая в Европе семь кругов ада, а теперь служившая в 4-м батальоне Пальмаха, без разрешения вскочила в первый же джип и поехала в больницу.

Когда Гидеон немного поправился, его послали лечиться в США, Хелена, сменившая имя на Яэль, вышла за него замуж и уехала с ним. После нескольких операций в США здоровье Гидеона поправилось, насколько это было возможно. Из Нью-Йорка от него пришло письмо, а в нём написанное им стихотворение, посвящённое «тем дням»^{[комм. 18]}. После войны Гидеон и Яэль вернулись в Израиль.

• Залман — Родился в религиозной семье, его родной язык был идиш. Прилагал неимоверные усилия, чтобы «вытравить» из себя образ гетто, стал неотличим от первопроходцев — жителей страны, как внешне, так и внутренне. Очень хотел служить в Пальмахе, но судьба распорядилась иначе. Залман погиб от удара электрического тока во время строительства палаточного лагеря для группы «Атид» в составе Пальмаха.
• Януш Шапир — В Пальмахе сменил имя на Яаков, его также называли Яаков Шварб. Погиб во время боёв в Негеве, по дороге к Рафаху. Грузовик, в котором были Итамар, Йонатан и Яаков Шапир, и грузовик Бени ехали друг за другом. По дороге они увидели брошенный египетский джип, каких было много вокруг. Янкале Шапир, ставший к тому времени командиром отделения, подошёл к джипу, чтобы проверить, нет ли там оружия. Поскольку вблизи не было египетских войск, он был уверен, что машина пуста. Заглянув внутрь, он увидел египтянина, который лежал на боку и выглядел мёртвым. Неожиданно египтянин выскочил из джипа, вытащил пистолет и выстрелил. Янкале погиб на месте раньше, чем кто-либо понял, что произошло. Египтянин скрылся и все попытки догнать его были безуспешны. Друзья забрали тело Янкале и продолжили путь.
• Коба Браунер — В Пальмахе сменил имя на Яаков. Погиб в тот же день, когда был тяжело ранен Гидеон. Нужно было отвезти еду бойцам, оставшимся в Неве-Илане и Маале ха-Хамиша^ru_en. Яаков, сделавший пару кругов на машине в Гиват ха-Шлоша и поэтому считавший себя опытным шофёром, вызвался поехать вдвоём с другим бойцом. Они почти доехали по извилистым тропкам до поселения, когда начался миномётный обстрел. Янкале потерял управление и джип покатился вниз по склону. Когда их обнаружили, Янкале был уже мёртв, а его товарищ тяжело ранен.
• Беньямин — Был самым маленьким из мальчиков, его все называли Мойшеле. Из Вельса уехал в Америку с американским офицером-евреем, которого мальчики встретили в городе. Офицер долго расспрашивал мальчиков о том, что с ними было в военные годы, слушал, не отрывая от них глаз, прижавшись к стулу, как будто окаменев. В его глазах стояли слёзы. Он предложил всем поехать с ним, но мальчики решили пока плыть по течению, не принимая никаких решений, и посмотреть, как сложится. Американец с трудом уговорил поехать с ним хотя бы одного, самого маленького.
• Эмиль — Не был в числе 10 мальчиков, вышедших из «леса смерти» и шедших вместе по шоссе к Вельсу. Подружился с Вирцбергом в Освенциме, был также в Маутхаузене и в Мельке. Вместе с Бени вышел из Мелька, его тело было — кожа да кости, а лицо — как у мертвеца. Эмиль обессилел и упал, Бени пытался поддержать его, но вынужден был оставить и присоединиться к братьям Томеку и Юлеку. Вирцберг снова встретил Эмиля в лагере еврейской бригады в Тревизо. Бени не мог поверить, что он ещё вернётся к жизни, а выжил он только благодаря беспрецедентным усилиям врачей союзных армий. Эмиль присоединился к группе мальчиков, как бы вместо уехавшего Мойшеле, и их снова стало десять. Прошёл вместе с ними весь путь репатриации, в Пальмахе сменил имя на Амнон.

Кибуцники из Гиват ха-Шлоша

• Хаим — Встречал группу «Атид» в хайфском порту; был сопровождающим в автобусе, который вёз Бени и его друзей в Атлит. Хаим говорил с ребятами на идиш и за время пути сумел установить с ними взаимопонимание. Он стал для них символом израильтянина — свободного человека в своей стране. Когда в Атлите ребятам предложили выбрать место жительства в Эрец-Исраэль, все без исключения выбрали кибуц Гиват ха-Шлоша только потому, что это был кибуц Хаима^[10].

Первый месяц в кибуце Бени жил в доме брата Хаима — Шмуэля. Здесь он впервые увидел книги Бялика, Шимоновича, Максима Горького. Хаим был одним из группы учителей, выделенных кибуцем для обучения приехавших из Европы детей; преподавал математику и ивритскую поэзию. Когда он читал на уроках стихи Бялика и идилии Шимоновича, ученики слушали, затаив дыхание; казалось, что эти стихи сочинил он сам о том, что происходит вокруг. Он привил детям любовь и к страдающему еврейству галута, и к жизни в новой, только строящейся стране^[11].

После войны Хаим работал в Европе, а затем вернулся в кибуц. Когда его учеников призвали в Пальмах, Хаим вернулся к работе в поле, которую он всегда любил, однако позже он вступил в Пальмах добровольцем. В июне 1948 года, во время последних боёв в окрестностях Иерусалима, Вирцберг встретил Хаима^[12].

• Шуламит — Была единственной женщиной среди учителей, занимающихся с детьми из Европы. Её задачей было обеспечение детей всем необходимым и решение многочисленных проблем, с чем она справлялась наилучшим образом. Когда ребятам сказали, что они будут пол дня учиться и пол дня работать, их охватил ужас и отвращение от необходимости работать за пределами лагеря: освенцимский «Труд освобождает» был глубоко в подсознании. Кибуцники решили дать детям время на излечение от ран прошлого, но время не помогало. И тогда именно Шуламит убедила всех, что ребята должны выходить на работу, только работа освободит их от прошлого. В первые дни в грузовиках, которые везли их в район «Назла»^{[комм. 19]}, дети бледнели и дрожали от страха, но увидев, что здесь совсем другая работа, и что инструкторы работают больше всех, дети постепенно привыкли и действительно излечились.

«Каким бы острым ни был кризис, — сказала Шуламит, — они должны выходить на работу; мы должны убедить их в том, что работа — это самое святое; мы должны выкорчевать из них лживые понятия, посеянные „освобождающим трудом“ в Освенциме». Действительно, кризис был предельно тяжёл, но если с течением времени мы стали хорошими работниками, из лучших во всём кибуце, за это мы должны сказать спасибо Шуламит… Когда я сравнивал теперь, как выглядяли мои товарищи — розовые щёки, округлившиеся тела, блестящие глаза — с тем, какими они были, когда мы еле тащились, спотыкаясь, по дороге, ведущей в Вельс, я понимал, что права была Шуламит: «Назла» освободила нас от «Освенцима».

Оригинальный текст (иврит)

יהא המשבר חריף כאשר יהא, אמרה שולמית, הם חייבים לצאת לﬠבודה; עלינו לאלצם שיסגלו לעצמם את הרעיון שהעבודה היא קדושה מכל; עלינו לעקור מלבם את המושגים המסולפים ש"העבודה המשחררת מאושויץ שתלה בהם."… אמנם, היה המשבר קשה עד מאד, אך אם במרוצת הימים נהפכנו לעובדים טובים, מן הטובים בקיבוץ כולו, עלינו להודות על כך לשולמית… כשהשויתי עכשיו את מראה חברי — שלחייהם האדימו, גופם התעגל ועיניהם הבריקו — עם מראיהם ביום שנסחבנו בכבדות, כושלים על הכביש המוביל לוילס, ידעתי שאכן צדקה שולמית: "נזלה" שחררה אותנו מ"אושוויץ".

— «Из долины убийства к Вратам в долину», стр. 148-150

Пальмахники

• Ули — Первый командир роты Вирцберга в Пальмахе, высокий блондин, серьёзный и немногословный^{[комм. 20]}. Во время боёв в пустыне Северной Африки был бойцом немецкого отдела Пальмаха^ru_he^{[комм. 21]} в составе британской армии; выполнял разведзадания в тылу немцев под видом офицера СС. Для ребят из Европы, которым предстоял первый бой, не могло быть лучшего командира, чем тот, который проявил особую смелость в борьбе с нацистами. Боевой опыт Ули и его способность быстро действовать в сложных обстоятельствах проявились во время боев в Шаар ха-Гай. Когда при движении на максимальной скорости под непрерывным обстрелом у грузовика Бени прокололась шина и водитель остановил машину, проезжавший мимо в командирском джипе Ули открыл окно и крикнул: «Продолжать движение, не обращая внимания на прокол, задние колёса двойные». Водитель попробовал начать движение, но мотор не заводился. Ули выскочил из джипа на ходу, подошёл к грузовику, за несколько минут починил мотор, и когда грузовик начал движение, остановил следующий джип и уехал на нём. Эти простые действия в нужный момент спасли грузовик с продуктами и находившихся в нём людей^[13].

• Джинджи (рыжий) — Член кибуца Гиват ха-Шлоша, был одним из водителей, возивших ребят на сельскохозяйственную работу в «Назла». Доброта водителей, их уверенность, что дети Холокоста привыкнут к нормальному труду, были одним из факторов, приведших к тому, что ребята излечились от страха перед работой, посеянного Освенцимом^[14]. Во время проводки конвоев через Шаар ха-Гай Джинджи также был одним из водителей грузовиков, и здесь тоже его спокойствие и уверенность помогали молодым солдатам бороться со страхом в их первых боях^[15]. Позднее стал в Пальмахе командиром роты, состоявшей из людей, переживших Холокост и прибывших в Израиль по программе Гахал^ru_he^{[комм. 22]}. Для своих солдат Джинджи был не только командиром, но и отцом и наставником, он считал своей целью поднять этих людей, согнутых ужасами Холокоста, духовно и физически. Джинджи погиб в боях за аванпосты Рафаха.

Он сумел поднять их, а сам пал. Но дух его роты Гахал не пал. Они сомкнули ряды и воевали своим скудным оружием и своими иссохшими телами, а их души жили памятью о погибшем командире… Он был их командиром при жизни и после смерти.

Оригинальный текст (иврит)

הוא הצליח להקימם, ונפל. אך רוח פלוגת

הגח"ל שלו לא נפלה. כגוף מלוכד לחמו בנשקם הדל ובגופם הצנום, כשרוחם נפﬠמת מזכר מפקדם שאיננו… הוא פיקד ﬠליהם בחייו, וגם לאחר מותו.

— «Из долины убийства к Вратам в долину», стр. 204

• Эхуд — Уроженец Эрец-Исраэль 27 лет. Встретился с Вирцбергом во время боёв за Кастель в полуразрушенном здании, где солдаты отдыхали в редкие часы, когда не было атак арабов. В 1939 году Эхуд с родителями приехал в Польшу к родственникам за несколько дней до оккупации страны немцами. Выехать из Польши они не смогли. Родители погибли, а Эхуд выжил, пройдя лагеря и марши смерти. Вирцберга поразила фраза Эхуда: «Как так получилось, что мы шли, как овцы на заклание? Этого я никогда себе не прощу.» Благодаря Эхуду Бени понял, что его собственное чувство вины за то, что он не защищался, было уделом не только евреев галута, но и всех тех, кто оказался в схожих обстоятельствах.

Я знал, что не было почти никакой возможности защищаться, никакого шанса защититься… Когда я приехал в Эрец-Исраэль и увидел новых, свободных евреев, с оружием в руках, я часто задумывался и спрашивал себя, могло ли случиться с этими евреями то, что случилось с нами. И тут рассказ Эхуда открыл мне, что мы, евреи галута, не так уж и виноваты. Эхуд почти излечил меня от скрытого чувства неполноценности, жившего во мне.

Оригинальный текст (иврит)

ידﬠתי שלא היתה קיימת כמﬠט כל אפשרות להתגונן, כל סיכוי להתגונן… בהגיﬠי לארץ-ישראל, וברארתי את היהודי החפשי החדש, היהודי האוחז בנשק, הייתי תוהה לﬠתים ושואל את ﬠצמי אם אמנם אפשר היה שיקרה ליהודים כאלה מה שקרה ﬠמנו… והנה בא סיפורו של אהוד וגילה לי, כי אנו, יהודי-הגלות, לא אשמנו במיוחד. אהוד כמﬠט שריפא אותי מתחושת-נחיתות סמוייה שקיננה בי.

— «Из долины убийства к Вратам в долину», стр. 189

Эхуд погиб во время атаки арабов, на следующий день после встречи с Вирцбергом, от прямого попадания снаряда^[16].

Нацисты

• Доктор Менгеле — нацист, врач по профессии, проводил медицинские опыты на узниках Освенцима. Вирцберг впервые увидел его по прибытии в Аушвиц-Биркенау в группе нацистских офицеров высокого ранга, стоящих вокруг стола недалеко от заключённых. Из группы заключённых-мужчин, направлявшихся к грузовикам и знавших уже, что их повезут на смерть в газовых камерах, Менгеле лично выбрал примерно 17 мальчиков 13—14 лет, среди них Бени, и вежливо попросил их «присоединиться» к офицерам. Во время этой первой встречи Вирцберг обратил внимание на «стандартную любезность» Менгеле и других офицеров высшего ранга. Позднее, когда стало известно, что именно делает этот доктор с заключёнными, эта неизменная любезность ужасала, контрастируя с его жуткой работой. Менгеле, в ответ на просьбу плачущего Бени, спас от смерти его отца, разрешив присоединить его к группе детей.

В лагере Аушвиц I, где Вирцберг был личным помощником доктора во время операций, Менделе не только был вежлив с мальчиком, но даже угощал его шоколадом. Тем не менее Бени, будучи маленького роста, как мог сокращал свой возраст, чтобы ему не сделали операцию: ни вежливость, ни подарки не означали, что его могут пожалеть. Как-то Бени зашёл в операционную непосредственно после того, как Менгеле сделал одному из мальчиков операцию по удалению яичка: на лице доктора было выражение покоя и безмятежности, как будто он сделал гуманную операцию по спасению человеческой жизни^[17]. В последний раз Бени видел Менгеле по окончании первого марша смерти: он руководил отправкой заключённых по железной дороге в Маутхаузен. Доктор узнал Бени, извинился, что у него нет с собой шоколада, и велел принести мальчику стакан воды:

Неужели это чудовище, которое уничтожило так много людей, которое делало операции по кастрации еврейских женщин и мужчин, — неужели в нём ещё остались какие-то человеческие чувства... Или это способ обеспечить потребности его перевёрнутой души?

Оригинальный текст (иврит)

האם מפלצת זו אשר קבעה גורלם של מספר כה רב של בני אדם למות, אשר ביצע כל כך הרבה ניתוחי עיקור בנשים וגברים יהודים, האם עדיין יש בו רגש אנושי כל שחוא... או שמא זהו תעלול רגיל לספק את הנפש ההפכפכה שבתוכו.

— «Из долины убийства к Вратам в долину», стр. 74

• Хорст Шуман — Оберштурмфюрер из Люфтваффе, врач. Принимал участие в большинстве операций, проводимых Менгеле. Обычно забирал склянки с человеческими органами, на каждой из которых были фамилии мальчика, у которого взят орган, и немецкого лётчика, которому его следовало пересадить.
• Освальд Кадук — Унтершарфюрер СС, известный как самый страшный садист в лагере, получавший удовольствие от издевательств над заключёнными. Его называли королём садистов^[18]. Когда отец не прошёл очередную селекцию, Бени решился на отчаянный поступок: подбежал к Кадуку. Эсэсовец спросил: «Что ты хочешь, симпатичный еврейчик», и мальчик едва слышно ответил, что отца увозят в крематорий и он просит его спасти. Несмотря на невысокий ранг, Кадук был в лагере всемогущ. Бени был уверен, что Кадук отправит на смерть и его, и эта мысль его даже успокоила, но эсэсовец вывел отца из группы мужчин, подлежащих уничтожению, и освободил его.

Начальники блоков

• Заключённый немец-христианин — Треугольник на его груди означал «политический^{[комм. 23]}». Был рад знакомству с отцом Вирцберга и часто приходил к нему поговорить по-немецки. Устроил его на работу на складе в своём блоке, но, к сожалению, не надолго. Через некоторое время этого начальника блока сменил другой, отличавшийся жестокостью по отношению к заключённым. Новый начальник перевёл отца Вирцберга в общий блок, что означало ежедневную каторжную работу за пределами лагеря.
• Сексуальный преступник, педофил — угощал детей конфетами, делал им подарки. Некоторых детей заставлял оказывать ему сексуальные услуги. Другие дети, узнав, кто он такой, старались, по возможности, не попадаться ему на глаза. Этот начальник блока спас Вирцберга от одной из селекций, сообщив проводящему селекцию офицеру СС, что Бени и стоящий за ним мальчик необходимы для работы посыльными в больничном блоке.
• Яков — Еврей, начальник блока №11, в котором находилась лагерная тюрьма. Человек огромного роста, широкоплечий, обладавший незаурядной физической силой, он безраздельно властвовал в своём блоке. Евреи называли его «Шимшон-Эйзен» («Железный Самсон», ивр. ‏שמשון-אייזן‏‎)^{[комм. 24]}. Он мог согнуть железный прут шириной с рельс, поэтому его боялись не только заключённые, включая немцев, но и эсэсовцы. С еврейскими детьми Яков был добрым и ласковым, часто угощал их конфетами^[19].

Зимой 1944 года в лагере проводилась казнь через повешение 7 евреев, совершивших попытку побега во время работы за пределами лагеря. По этому поводу в лагерь прибыл сам Адольф Эйхман. Всех заключённых лагеря выстроили для наблюдения за казнью. Яков привёз заключённых в наручниках к месту казни, велел им следовать за ним к помосту виселицы и надел им на шеи петли. Продолжение казни осуществляли эсэсовцы. В последний момент заключённые вдруг выкрикнули: «Гитлеровцы, конец ваш близок!»^[20].