WikiSort.ru - Не сортированное

Иранская война 1722 года

Возможно, этот раздел содержит оригинальное исследование. Добавьте ссылки на источники, в противном случае он может быть удалён. Дополнительные сведения могут быть на странице обсуждения. (25 мая 2011)

В 1720 году астраханским губернатором был назначен А. Волынский. Ему было поручено склонить грузинского царя Вахтанга на сторону России. Персия переживала период кризиса и Петр готовил свой персидский поход. Уже в 1721 году начались переговоры о совместных действиях. Для России грузинская армия была лишь вспомогательной силой, но, видимо, Волынский обещал Вахтангу очень много, едва ли не постоянный союз и покровительство, которого в Грузии так желали. Под впечатлением этих обещаний Вахтанг решается разорвать отношения с Персией.

8 марта 1722 года персы были разгромлены афганцами при Гульнабаде, (Погиб брат Вахтанга, командовавший шахской гвардией) началась осада Исфахана. Шах просил Вахтанга о помощи. Одновременно с гонцами от шаха к Вахтангу прибыли послы от Петра I. Вахтанг отказал шаху и в сентябре грузинская армия выступила на соединение с российской армией.

Вахтанг искренне доверял Петру I и ни с кем другим устанавливать связи не хотел. Перед началом совместной с Россией войны против Персии Вахтанг созвал совет (дарбази), где должен был решиться вопрос, принять участие в войне против Персии или нет. Большинство членов дарбази выступило против, опасаясь, что страна окажется в еще более тяжелом положении. Вахтанг не разделил мнения большинства. В августе, с 40-тысячной армией, он стоял у Гянджи и ждал Петра I.^[1]

Но произошло то, чего в Грузии никак не ожидали — Петр отменил поход.

Последствия оказались трагическими. Шах объявил Вахтанга вне закона, дагестанские^{[источник не указан 2786 дней]} скопища разорили Тбилиси. Воспользовавшись этим, турецкая армия заняла Картли и Кахети. Турецкая оккупация продлилась до 1734 года.

12 июня 1724 года Россия заключила с Турцией трактат о границах. В этом документе Петр фактически признал занятие Грузии турками. «Турция получала во владение Картли (Тифлис), Эриванское ханство, азербайджанские земли (Шемаха, Тебриз) и северо-иранские земли (Казвин).»^[2]

Турецкая война 1768—1774

В 20-е годы духовные лица и целые сословия посылали российскому правительству просьбу о помощи, но без последствий. Одно время возникла идея переселить грузин на Северный Кавказ (на Терек), но это предложение принято не было. В Грузии не могли понять прагматичной политики России, и, несмотря ни на что, верили в её помощь. Даже возникла легенда, что Петр указал в завещании: «Грузия несчастна, защищайте её ради веры, пошлите ей войско…», но интриги придворных помешали исполниться его воле.^[3]

Ситуация изменилась, когда приблизилась русско-турецкая война. На одном из заседаний Совета было решено поднять против Турции все христианское население Балкан, Греции и Грузии. Коллегия иностранных дел составила «рассуждение о способах, какими грузины преклонены быть могут к восприятию участия в настоящей с Портою Оттоманской войне». Так началась вторая попытка сближения, которая не удалась, но стала первым шагом к Георгиевскому трактату.

Отправляя в Грузию экспедиционный корпус Тотлебена, Панин разъяснял генералу суть предстоящей войны: «была бы душа здешняя, а тело грузинское»^[3]. Проект совместного похода с самого начала был обречен на неудачу: невозможно было скоординировать действия регулярной российской и иррегулярной грузинской армии. Несмотря на ряд побед, Екатерина II, в целом, была недовольна результатами. В Грузии надеялись, что о ней хотя бы упомянут при мирных переговорах с Турцией — тогда это называлось «внести в трактат». Но не было сделано и этого. Заключенный 20 июля 1774 года Кучук-Кайнарджийский трактат ни словом не упоминал о Кахетинском и Картлийском царстве. (Под словами «Грузия» в п. 23 трактата понимается Западная, вассальная Турции её часть)^[4]. Признав вассальную зависимость Зап. Грузии (Имерети) от Османской империи, тем самым Россия воспрепятсвовала воссоединению Грузии в единое государство, и союзный договор королей (царей) Картл-Кахети Эрекле (Ираклия)II и Имерети Соломона I 1773 года остался неосуществлённым.

Ещё в период пребывания русских войск в Грузии, незадолго до их отзыва, царь Ираклий II отправил Екатерине письменное представление об условиях, на которых он желал вступить под покровительство России. С этим документом он отправил своего сына Левана и брата, католикоса Антония. Он просил «удостоить нас ныне таким покровительством, дабы всем, … видно было, что я нахожусь точным подданым российского государства, и мое царство присовокуплено к Российской империи».^[3] Ираклий предлагал те формы зависимости, которые ранее имела зависимость от Ирана. Он предлагал прислать к российскому двору в качестве заложника одного из своих сыновей, несколько князей и дворян. Население выплачивает Империи по 70 копеек со двора, присылается ежегодно 14 наилучших лошадей, 2000 ведер вина, а также поставляет в Россию солдат. Именно из этого «представления» образовался впоследствии георгиевский трактат.

Предложение было отклонено. 8 февраля 1773 года Панин сообщил об этом Ираклию («странные и совсем не по времени учиненные предложения», писал он). В 1774 году Екатерина грамотой сообщила, что военная помощь Грузии в настоящее время невыгодна, хотя обещала потребовать от Турции гарантий безопасности Грузии ^{[источник не указан 3475 дней]}.

Версия № 1

Согласно этой версии, Грузия первая нарушила трактат, пойдя на сепаратные переговоры с турками. В сентябре 1786 года Ахалциский Сулейман-паша направил царю Грузии Ираклию II письмо с предложением заключить сепаратный мирный договор.

Из рапорта полковника Бурнашева Павлу Потемкину:

Его высочество… намерен послать требуемых в Ахалцихе Сулейман пашею аманатов (заложников), извиняясь, что принужден к этому подданными своими и крайней необходимостью избавления от разорения своих земель о стороны турецкой. На сие имел я честь доложить его высочеству, что после заключения с Грузиею трактата 4-го артикула в случае присылок от соседей посланников или писем, надлежит соглашаться с главным пограничным начальником, а паче в сем обстоятельстве, которое требует прилежного рассмотрения«.

— Отношение С. Бурнашева к ген. П. Потемкину от 29 декабря 1786 года^[5].

Таким образом, царь отступил от трактата, начав переговоры с турецкими властями. В декабре 1786 года Ираклий написал Павлу Потемкину: „…а чтоб мы не дошли до сущей крайности, то для сего отправляем двух князей к паше для утверждения договоров“^[6].

Потемкин был крайне встревожен: „…крайне скорбля, что ваше высочество и советы вельмож ваших попускаются на готовность выполнить требования Солеймана паши Ахалцихского… покорно прошу ваше высочество рассмотреть всех требований Солеймана паши цель и всех его к вам отношений. С самих пор, как начал он иметь с вашим высочеством переписку, его требования были в следующем: 1. Оболщая разными мнимыми выгодами поколебать верность вашу к России; 2-е Чтобы вывести войска Российския из Грузии и избавясь от грозных защитников, обножить оную от обороны; ибо естли войски наши не были бы им грозны, не имел бы он надобности искать их вывода из Грузии … советую для пользы вашей убедительно прошу не отдавать паше аманатов, ибо этим оскорбите вы зависимость вами клятвенно утвержденную и навлечете вред собственному царству вашему“.^[7]

Но, несмотря на предупреждения П. Потемкина, условия 4 артикула Георгиевского трактата, царь Ираклий заключил с пашой договор, который был ратифицирован султаном летом 1787 года (как раз во время войны России и Турции). С этого момента Георгиевский трактат утратил силу. Русские войска должны были покинуть Грузию, 26 октября 1787 года русские войска находились уже во Владикавказе. Эта точка зрения озвучена, в частности, в статье А.Епифанцева^[8].

Версия № 2

Согласно второй версии, Россия вывела войска потому, что пошла на уступки Турции. Не желая на тот момент доводить дело до войны, она вывела батальоны, отослала из Петербурга грузинского посла и согласилась срыть укрепления Владикавказа.

А. В. Потто пишет примерно о том же:

Два батальона, оставленные в Грузии, не могли принести существенной пользы в случае нового вторжения неприятеля, а только сами легко могли пасть жертвой его. И так как усилить их решительно было нечем, то полковнику Бурнашеву приказано было оставить Тифлис и возвратиться на Линию. В то же время и все устроенные Потемкиным укрепления по дороге в Грузию были уничтожены. Первая попытка России прочно утвердиться в Грузии окончилась, таким образом, неудачей.^[9]

Этой же версии придерживается Д.Жуков.^[10] З. Д. Авалов пишет, что Россия сочла более надежным, чтобы Грузия обезопасила себя „посредством возобновления прежних своих союзов, разрушившихся единственно пребыванием в стране российских войск“. Иными словами, на тот момент Георгиевский трактат оказался для России невыгоден.

Согласно первой версии, царь Грузии нарушил Георгиевский трактат и тем самым оставил Грузию без защиты от войск Ага-Магомед хана. На самом деле трактат действовал ещё осенью 1795 года. 4 сентября 1795 года Екатерина, после долгих проволочек, наконекц-то велела „подкрепить царя Ираклия, яко вассала Российского против неприязненных на него покушений, положенными по трактату с ними двумя полными батальонами пехоты“. Через 8 дней Тбилиси был разрушен войсками Ага-Магомед хана. Генерал Гудович получил приказ императрицы только 1 октября.

Ага Мохаммед-хан к 1795 году как раз успел объединить Персию и победить своих соперников, и встал вопрос о том, чтобы вернуть Персии Грузию, которая фактически отделилась от него по факту подписания Георгиевского трактата. Ага-Мухаммед предлагал Ираклию вернуться в подданство Ирана на выгодных условиях, но тот отказал. Уже после разрушения Тбилиси, Ага-Мухаммед предлагал Ираклию подчиниться, обещая в ответ вернуть всех пленников, и передать под власть Ираклия весь северный Иран.

По многократным просьбам царя Ираклия, Россия направила в апреле 1796 года 13-тысячный Каспийский корпус под командованием генерал-поручика В. А. Зубова из Кизляра в северные провинции Персии. Но целью было не столько спасение Грузии, сколько „освобождение“ Ирана от „бунтовщика“ Ага Мохаммед-хана. Вдохновителем похода был Валериан Зубов. Разорение Тбилиси было одним из поводов к войне. 10 мая был штурмом взят Дербент, 15 июня без боя заняты Баку и Куба́. В ноябре русские войска достигли слияния рек Кура и Аракс. Однако, 6 ноября 1796 года Екатерина скончалась, и с ней ушли в прошлое проекты завоевания Персии. В Грузии остался только небольшой отряд генерала Римского-Корсакова, но и тот в начале 1797 года был отозван. „Грузия опять была предоставлена её собственной участи, и только смерть Аги Мохаммеда избавила её от нового страшного нашествия.“^[9]

Согласно Ясскому мирному договору, завершившего русско-турецкую войну 1787—1792 годов, Турция отказывалась от претензий на Грузию и обязывалась не предпринимать каких-либо враждебных действий в отношении грузинских земель.

В 1799 году в Картл-Кахети вступил русский полк генерала Лазарева. С ним прибыл российский официальный представитель при дворе Гиорги (Георгия) XII — Коваленский. В 1799 глава закавказской экспедиции, организованной Бергколлегией, граф Аполлос Аполлосович Мусин-Пушкин по разрешению императора Павла I вступил в переговоры с грузинским царем Георгием XII, при которых установил „искреннее желание как самого царя… (так и) всех сословий народа грузинского“ присоединиться к России.

Письмо царя Картл-Кахети Георгия XII своему послу Гарсевану Чавчавадзе от 7 сентября 1799 года:

„Предоставьте им все мое царство и мое владение, как жертву чистосердечную и праведную и предложите его не только под покровительство высочайшего русского императорского престола, но и предоставьте вполне их власти и попечению, чтобы с этих пор царство картлосианов считалось принадлежащим державе Российской с теми правами, которыми пользуются находящиеся в России другие области“^[11].

В Петербурге грузинское посольство 24 июня 1800 года передало коллегии иностранных дел проект документа о подданстве. Первый пункт гласил: царь Георгий XII „усердно желает с потомством своим, духовенством, вельможами и со всем подвластным ему народом однажды навсегда принять подданство Российской империи, обещаясь свято исполнять все то, что исполняют россияне“^[12].

Мнение Государственного Совета

Насколько сложен был вопрос, видно из того, что вопрос рассматривался ещё на заседании Совета императора Павла, а затем ещё полгода на совете Александра I.

11 апреля 1801 состоялось первое заседание по Грузии. Но если „молодые друзья“ Александра были против присоединения, то в Совете преобладала „имперская“ партия, которая мыслила ещё в духе эпохи Екатерины. По их мнению, необходимо удержать Грузию из-за богатых рудников (о которых сообщал Мусин-Пушкин), ради спокойствия границ, а также во имя достоинства империи.

Все проблемы были бы сняты в случае двустороннего решения вопроса, и грузинские послы уже с месяц находились в России, но Совет упорно не желал, и не обсуждал двустороннего рассмотрения. Он продолжал настаивать на выгодах проекта. В том первом заседании вопрос так и не был решен.

15 апреля 1801 года состоялось второе заседание. Генерал-прокурор Беклешов потом говорил „о крайнем отвращении Государя к принятию Грузии в подданство России“, так как он „почитает несправедливым присвоение чужой земли“^[3]. На этом заседании Совет представил проблему в качестве дилеммы: по его мнению, возможно или полное присоединение, или полная независимость. Поскольку независимость будет гибельна для Грузии, следовательно, заключил Совет, возможно только полное присоединение. Придя к такому заключению, Совет постановил отправить в Грузию графа Кнорринга с целью выяснить, может ли Грузия быть царством независимым, и действительно ли народ единодушно желает присоединения.

Доклад Воронцова и Кочубея

Если в Совете возобладала „имперская“ партия, то Негласный комитет Александра в большинстве был против проекта присоединения. Мнение этих людей было выражено в докладе А.Воронцова и В. Кочубея, который был подан императору 24 июля 1801 года (за 4 дня до доклада Кнорринга). Авторы исходили из того, что основным принципом политики Александра на настоящий момент является не расширение империи, а внутреннее благоустройство. Вопрос о завоевании Прикаспия более не стоит, а присоединение Грузии всегда было лишь частью этого плана. Единодушие в желании грузинского народа тоже сомнительно, ибо каким образом мог выразить своё единодушие народ? Богатство грузинских рудников крайне сомнительно, но и их Грузия предлагает передать России, поэтому ради рудников полное присоединение не имеет смысла. Авторы доклада „оценивали присоединение Грузии с точки зрения государственных интересов России и отнеслись отрицательно к этому присоединению. Что же касается точки зрения права, то они, конечно, отлично знают, что ни о каком праве здесь не может быть и речи.“^[3]

Воронцов и Кочубей предлагали: избрать на царство одного из царевичей по порядку наследства или исходя из личных качеств, при необходимости удалить иных претендентов, оставить в Грузии некоторое количество войск „на продовольствии земли“. Предлагалось также назначить министра при царе.

Миссия Кнорринга

Миссия была возложена на Кнорринга Высочайшим рескриптом 19 апреля 1801 года. 22 мая Кнорринг въехал в Тбилиси, где и пребывал практически все время. Исход его миссии был предрешен постановкой вопроса в Совете, он только решал дилемму: полное подчинение или полная независимость. А на тот момент о полной независимости речи быть не могло.

К моменту прибытия Кнорринга Грузия уже полгода находилась без власти: царевичу Давиду русские генералы в Тбилиси не позволяли провозгласить себя царем, но он считался утвержденным наследником. Когда русские солдаты присягали Александру, грузин к присяге не приводили. Страна страдала от анархии, набегов горцев Дагестана и последствий персидского нашествия — прибывший в те дни в Тбилиси генерал Тучков застал город ещё разрушенным, с двумя целыми улицами. Тучкову Кнорринг сообщил по секрету, что присоединение Грузии — вопрос ещё не решенный.

„А данное слово и обязанность государей российских защищать христиан, особливо единоверных, против варварства магометан?“ — осмелился я возразить. „Теперь во всем другая система“, — отвечал он на то.^[15]

«Генерал Кнорринг не смог найти ничего, кроме той путаницы, которую он доложил в отчете государю…. он впадает в ту же ошибку, что и другие офицеры-наблюдатели: их глаз, привыкший к порядкам плац-парада и канцелярии, видел в Грузии один хаос и беспорядок.»

Пробыв в Грузии 22 дня, Кнорринг вернулся в Петербург и 28 июня 1801 подал императору свой доклад. Он высказался отрицательно на вопрос, может ли Грузия устоять без помощи, и положительно на вопрос, единогласно ли желают грузины подданства.

Окончательное решение

8 августа 1801 года состоялось очередное заседание Совета по вопросу Грузии. Время работало на «имперскую» партию: по докладам российских посланников, за год безвластия Грузия уже потеряла всякое подобие государства. К тому же использовалось неуклюжее оправдание аннексии утверждениями о том, что «в мире» Грузию уже считали частью России и отступать от присоединения было неудобно с точки зрения достоинства империи.

На заседании был заслушан доклад Кнорринга и доклад Воронцова и Кочубея. Совет встал на сторону Кнорринга. Говорилось о необходимости упредить турок и персов, способных захватить Грузию, и о том, что присоединение поможет «обуздать хищных горских народов». Кочубей настаивал на своем мнении: в заключительном слове он обратил внимание на опасность расширения границ, на несправедливость присоединения с точки зрения монархической и настаивал на сохранении вассального положения Грузии. И все же Совет решил вопрос о присоединении утвердительно.

Александр все ещё колебался. 12 августа он получил записку от В.Зубова и отправил её Новосильцеву для рассмотрения. 13 августа вопрос обсуждался на заседании Негласного комитета. Члены комитета все ещё были против, но Александр постепенно склонялся к решению Совета.

Между тем грузинские уполномоченные все ещё старались добиться того, чтобы «добровольное по существу присоединение Грузии было и по форме действительно таковым». Они отправляли императору ноты со своими предложениями и вообще желали, чтобы решение вопроса по Грузии принималось в их присутствии как представителей добровольно присоединенного грузинского народа. Но их мнением никто не интересовался.

12 сентября 1801 года Александр дал в Москве манифест о присоединении. Победила «имперская» политика братьев Зубовых, и даже сам манифест был написан собственноручно Платоном Зубовым.

…не для приращения сил, не для корысти, не для распространения пределов и так обширнейшей в свете империи, приемлем мы на себя бремя управления царства грузинского. Единое достоинство, единая честь и человечество налагают на нас священный долг, вняв молению страждущих, в отвращении их скорбей, учредить в Грузии прямое правление, которое могло бы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона^[16].

12 апреля 1802 года манифест был официально зачитан в Сионском соборе в Тбилиси. К присяге были приведены царевичи, католикос, и все сословия Картл-Кахети под давлением дали клятву в верности новому порядку. Тучков пишет, что «Сей обряд окончился без малейшего замешательства». В. А. Потто описывает этот процесс иначе:

К сожалению, Кнорринг не принадлежал к числу тех людей, которые имеют дар возбуждать к себе доверие народа, и сразу извратил самый смысл добровольного присоединения Грузии, придав ему вид какого-то насилия. Приехав в Тифлис, он собрал всех жителей города и, окружив их войсками, приказал присягать на верность новому государю. Эта грубая мера и предосторожности, ничем не вызванные со стороны народа, глубоко оскорбили грузин, которые не захотели присягать под угрозой штыков и разошлись по домам.^[9]

Последствия

Уже через день после объявления манифеста, было открыто новое правительство. Через несколько дней Кнорринг, назначенный правителем Грузии, направил Тучкова к вдовствующей царице Марии, чтобы отобрать у неё все царские регалии. Участились набеги горцев Дагестана, началось что-то вроде гражданской войны: сам генерал Кнорринг попал в окружение во время отъезда в Россию, а осетины полностью истребили донской казацкий полк, следующий в Тбилиси.^[17] Генерал Тучков пишет что, стоя с армией под Тбилиси, «не имел ни одной ночи покоя». Аварцы уничтожили целый пехотный батальон вместе с генералом Гуляковым. Кнорринг, как неспособный справиться с ситуацией, был отозван и заменен князем Цициановым. Беспокойное состояние края, вместе с бестактными и даже корыстными поступками Коваленского, окончательно ожесточили грузин. Народ, прежде только и думавший о том, как бы отделаться от членов царского дома, опять обратился на их сторону. До императора Александра стали отовсюду доходить слухи о беспорядочном управлении Закавказским краем, и восьмого сентября 1802 года Высочайшим повелением и Кнорринг и Коваленский были отозваны, а главнокомандующим в Грузию назначен генерал-лейтенант князь Цицианов^[9].

Под предлогом пресечения беспорядков, командование российской армии приступило к арестам членов царской фамилии. Во время ареста вдовствующей царицы Марии был смертельно ранен кинжалом генерал Лазарев. Арестованных под сильным конвоем отправили во Владикавказ, местные жители пытались помешать движению конвоя и отряд с боем пробивался через Кавказский хребет^[17].

В целом последствия трактата для Грузии были двойственны: с одной стороны, страна была избавлена от набегов со стороны Турции и Персии, чего вполне можно было добиться военными и дипломатическими способами, с другой, она в разрез условиям Георгиевского трактата несправедливо утратила государственность (впоследствии, в 1811 г., даже и церковную независимость). Беспорядки в стране на время утихли, поскольку они были протестом в основном против методов и формы присоединения, но не против присоединения как такового.

	Георгиевский трактат на Викискладе