WikiSort.ru - Не сортированное

Основание

Основательница Казанского Родионовского Института Родионова, Анна Николаевна родилась в 1751 году в семье помещика Николая Нестерова и княжны Тенишевой. Отец ее, богатый калужский помещик, проиграл в карты все состояние и оставил ее без всяких средств к существованию; после смерти отца она воспитывалась у своего дяди, князя Тенишева, в Казани, а когда ей исполнилось 18 лет, дядя выдал ее замуж за казанского помещика, пожилого вдовца — полковника Ивана Александровича Родионова, у которого от первого брака с дочерью знаменитого казанского фабриканта Дряблова было два сына: Александр и Дмитрий (род. 1746 г., ум. 1834 г.). В 1774 г., во время нашествия Пугачева на Казань, A. H. с тремя малолетними детьми уехала в Москву, а муж ее остался в Казани в своем доме на Воскресенской улице. Спасаясь от Пугачева, Иван Александрович спрятался под престолом Воскресенской церкви, но пугачевцы его нашли, вывели на паперть, истязали и убили; в тот же день убили и его старшего сына Александра. Возвращение Родионовой в Казань после поимки Пугачева сопровождалось весьма тяжелыми для нее обстоятельствами; одновременно с потерей мужа она лишилась и большей части имущества: дом в Казани, на Воскресенской улице, был разграблен и сожжен; имущество в усадьбе села Масловки расхищено местными крестьянами. Известие о печальной судьбе Родионовой дошло до Императрицы Екатерины II; она прислала ей несколько бриллиантов в подарок и повелела Казанскому военному губернатору князю Пл. Степ. Мещерскому принять молодую вдову под свое особое покровительство. В 1775 г., при содействии князя Мещерского, был произведен раздел имения Родионова: вдове с тремя малолетними детьми досталось 303 души, и ей предстояло, как опекунше, позаботиться о приведении в порядок разоренного имения. Добрым советником и помощником ее явился казанский митрополит Вениамин, участливо отнесшийся к Родионовой в память ее мужа, с которым он был очень дружен. Вероятно митрополит заметил в Родионовой склонность к практической деятельности, а потому посоветовал ей заняться рыбными промыслами и ссудил ей для первоначального обзаведения 15000 рублей. Дела шли удачно, и Родионова получила возможность употреблять большие суммы на покупку населенных имений в Казанской и Симбирской губерниях, а также скупила в свою собственность все части, доставшиеся ее детям и пасынку Дмитрию в Масловке, Семеновке и Дмитриевке, — вероятно для того, чтобы уничтожить дробность владения в одних и тех же селениях. Ее благосостояние еще увеличилось после того, как она начала вести обширную торговлю хлебом, производя поставки даже в казну. Такая кипучая деятельность продолжалась лет тридцать. Сыну своему Павлу она подарила село Киять (205 душ), а дочерям дала хорошее приданое при выходе их замуж: старшая, Наталья, вышла за губернского предводителя дворянства Порфирия Львовича Молоствова, а Татьяна — за штабс-капитана Доронова. Какого рода воспитание и образование получили ее дети, об этом не сохранилось сведений; можно только предполагать, что если она дала образование сыновьям своего старого дворецкого Ивана, желая наградить его за "верную службу", то, конечно, обратила внимание на образование и своих собственных детей. Оба сына дворецкого, Алексей и Александр, были живописцами, и после ее смерти Алексей был сначала учителем, а потом штатным смотрителем Казанского Уездного Училища, а Александр — учителем рисования в Институте и во 2-й Казанской Гимназии. В бытность же свою крепостным, Алексей состоял домашним секретарем Родионовой и вел всю деловую ее переписку. Зимой Родионова жила в Казани, в своем обширном каменном доме, а летом — в Масловке. Желая познакомиться с жизнью Родионовой в деревне, биограф ее, П. А. Пономарев ездил в Масловку в 1886 г. и расспрашивал стариков, которые хорошо ее помнили. Полевое хозяйство, судя по их словам, вел крепостной крестьянин Евфим Федоров Петухов — "змея-человек", знавший рабочую силу каждого тягла и умевший пользоваться ею в барских интересах, вследствие чего требования барщины были весьма суровые. Но при падежах и неурожаях Родионова снабжала своих крестьян и скотом, и хлебом, так что крестьянское хозяйство "в разор" не приходило. В начале 1820-х годов, когда Родионовой было уже около семидесяти лет, она стала подумывать о необходимости сделать последние распоряжения. Дети ее были обеспечены, большую часть имущества она раздала не только им, но близким и дальним родственникам, и постоянно помогала многим бедным семействам деньгами и жизненными припасами. 1 декабря 1823 г. она обратилась к вдовствующей Императрице Марии Федоровне с прошением, в котором выразила желание пожертвовать Масловку, Дмитриевку и каменный дом в Казани "на богоугодное дело, чтобы содержать в Казани доходами с оного имения Институт для бедных благородных девиц, по примеру в С.-Петербурге и Москве учрежденных". Императрица Мария Федоровна, стоявшая во главе управления женскими учебными заведениями, отнеслась к предложению Родионовой с большим сочувствием и ответила ей 24 декабря рескриптом. Еще до получения рескрипта Родионова составила духовное завещание, в котором, между прочим, сказано: "Предоставляю все означенное имение после меня в полное и неотъемлемое распоряжение Института, когда последует на то Высочайшее соизволение". В 1825 году Родионова препроводила Императрице новое духовное завещание, в котором значилось, что, кроме упомянутого выше, она жертвует после только что умершей своей дочери Татьяны Дороновой село Тангачи, о котором "производится в Казанских судебных местах спорное дело с полковником Мергасовым". Так как Родионова просила, чтобы Государь повелел Министру Юстиции обратить внимание на указанное выше спорное дело, то Министр князь Лобанов-Ростовский предписал Казанскому губернскому прокурору Г. И. Солнцеву (бывшему профессору Казанского Университета) обратить на дело ее с полковником Мергасовым должное внимание и наблюсти, чтобы оно в производстве своем не подверглось медленности и решено было на основании законов, "что на вас и возлагаю, поручая вам содержать меня о том деле в беспрестанной известности". Спорное дело с Мергасовым, дважды рассмотренное в Уездном Суде, оба раза решено было в его пользу; 21 февраля 1827 г. Сенат утвердил духовное завещание Дороновой также в пользу Мергасова, а Родионовой предоставил право, если она пожелает производить спор, где следует и на основании законов; но она этого не пожелала. Солнцев принял деятельное и горячее участие в составлении Родионовой окончательного завещания, копии с которого она препроводила к Императрице и в Опекунский Совет. Душеприказчиком она избрала в июле 1827 г. своего родственника Вешнякова, вменив ему в обязанность немедленно после ее смерти обратиться к Государыне с просьбой об открытии Института и во всем сообразоваться с советами прокурора Солнцева. Процесс с Мергасовым подействовал на Родионову удручающим образом, а в начале декабря 1827 г один дворовый человек ее, кем-то подкупленный, будучи дежурным караульщиком дома, хотел ночью умертвить ее в спальне. Покушение не удалось благодаря присутствию духа Алексея и Александра Ивановых, сыновей ее "верного слуги", находившихся в прихожей; но испуг и потрясение были таковы, что с Родионовой сделалась горячка, после которой она ослабела и скончалась на 76-м году жизни 30 декабря 1827 г. Похоронили ее 3 января 1828 г. на избранном ею месте—"на погосте церкви Воскресения Христова, почти против завещанного ею Институту дома, у того самого места, где была устроена ею маленькая уединенная каморка для моления" над могилою мужа. Так как Родионова не успела сделать распоряжений об оставшейся после нее движимости и деревне Обуховке, то все это перешло по закону к ее внуку, штабс-ротмистру Луке Павловичу Родионову, который жил в последнее время у нее в доме, не имея ровно никаких средств. Не считая Обуховки и почти 40 тысяч наличных денег, он получил движимости на сумму около 200000 рублей. Всего этого богатства ненадолго достало ему, и в конце 1829 г. он вошел в Комиссию Прошений с всеподданнейшей просьбой возвратить ему, как единственному законному наследнику, то имение, которое, по его словам, "бабка завещала Институту неправильно", так как "имение сие не ей принадлежало, а скупила она его от детей своих во время опекунства ее над ними на деньги, собранные с того же имения". Не станем входить в подробности этой тяжбы Родионова с Институтом; скажем только, что дело затянулось, и лишь в половине 1837 г. Сенат окончательно решил его в пользу Института, с наложением на Родионова за "неправую апелляцию" 10% штрафа, что со всей суммы иска составило 32920 рублей. Ко времени торжественного открытия Родионовского Института в 1841 г. Алексей Иванов, бывший домашний секретарь Родионовой, написал масляными красками ее портрет, который в настоящее время висит в зале Института. В силу необходимости пришлось сделать отступление от завещания: дом ее на Воскресенской улице оказался недостаточно поместительным, а надстройка третьего этажа, по мнению архитекторов, была бы небезопасна. Вследствие этого дом ее был продан городу за 22000 рублей под полицию, а Институт поместили в новом здании, построенном на Арском поле, среди "вековых липовых аллей" бывшей Нееловской рощи, которую Императрица Мария Федоровна купила еще в 1805 г., намереваясь устроить в Казани Институт. Солнцев, часто видавшийся с Родионовой, так вошел в ее интересы, что принимал участие в судьбе ее завещания не только при ее жизни, но и после смерти, когда у казны возник процесс с ее внуком. Солнцев собрал все данные, касающиеся Родионовой и истории возникновения Института, привел их в хронологический порядок и даже отчасти обработал в форме краткой записки, которую передал для хранения в первоначальный Совет Института. Документы эти не уцелели, но П. А. Пономарев, биограф Родионовой, получил доступ к бумагам Солнцева, благодаря любезности его вдовы, и воспользовался ими. Закончим краткий очерк жизни выдержкой из неоконченной "Записки" Солнцева: "Она была весьма набожна и почти ежедневно езжала в приходскую Воскресенскую церковь, знала основательно церковный устав, имела собственный небольшой хор певчих из крепостных людей, коих и употребляла для церковного пения; строго соблюдала посты, в пище была весьма умерена, но добрых знакомых своих любила угощать хотя не роскошным, но обильным столом; кроме английского портера, сама никаких напитков не употребляла; в доме имела приличную мебель и экипажи; для выездов своих употребляла всегда карету; кроме родственницы своей, престарелой княгини Баратаевой, ни к кому более не езжала; театральные зрелища ненавидела, почитая оные ближайшим проводником к развращению нравов и в особенности женского пола, была бережлива, но не скупа; носила всегда черное или белое платье, а голову повязывала белым платком; любила рукоделия и для того имела собственных своих 120 крестьянских девок, занимавшихся прядением, тканьем и беленьем холста; имела своего каретного мастера; были также у нее свои сапожники, башмачники и повара; для услуг своих употребляла одного старика Ивана с двумя его сыновьями Алексеем и Александром и одну пожилую женщину; в свободное время любила заниматься чтением духовных и исторических книг, составлявших ее избранную библиотеку; зрение имела острое, но употребляла очки; любила также садоводство; не терпела роскошных нарядов, пирух и сплетен, но что делалось в городе, все ведала из верных источников; не любила картежной и других азартных игр, за что и не жаловала некоторых своих близких родственников; во всем имела твердую волю; к крепостным своим людям была строга, но не жестокосердна и отличных в поведении жаловала подарками. Что касается до телесного образования, то роста была среднего, лицо имела белое, глаза сероватые, нос умеренный и прямой, волосы русые, походку имела твердую, но при старости в помощь употребляла трость; голос имела твердый тенор, а взор — строгий". П. А. Пономарев, Одна из замечательных русских женщин. (По неизданным документам и рассказам старожилов) — "Историч. Вестн." 1887 г., апрель, стр. 90—136;

Строительство здания велось с 1838 по 1842 год по проекту архитекторов М. П. Коринфского, Ф. И. Петонди, А. И. Песке. Институт был открыт в 1841 году и сразу стал популярным. По указанию императора Николая I институт официально назывался Родионовским.

Функционирование

Согласно уставу, в институт принимались девочки из семей дворян, духовенства, купцов 1- и 2-й гильдии в возрасте от 8 до 13 лет. Для поступления необходимо было уметь читать и писать по-русски и знать первые четыре правила арифметики. Обучение производилось в трех классах, по два года в каждом. Срок обучения сначала составлял три года, затем — шесть, с 1862 года — восемь, а с 1911-го — десять лет. Программа обучения включала в себя Закон Божий, русский язык и литературу, французский и немецкий языки, арифметику, географию, историю, рисование, музыку, рукоделие и имело своей целью дать всестороннее образование. Родионовский институт благородных девиц был закрытым учебным заведением со спартанскими условиями проживания. Воспитанницы проводили в институте всё время. Даже летом они не разъезжались по домам на каникулы. Занятия проводились с девяти утра до шести часов вечера, за исключением воскресений.

Родионовский институт посещали особы царствующего дома, в том числе император Александр II и великий князь Александр Александрович — будущий император Александр III.

В течение первых двадцати лет институт возглавляла Елена Дмитриевна Загоскина, одна из просвещённейших женщин Казани, о которой многие известные люди отзывались с уважением. Среди её знакомых писатель Пётр Дмитриевич Боборыкин, композитор Милий Алексеевич Балакирев, писатель Лев Николаевич Толстой.

Среди выпускниц института было немало известных женщин. В 1863—1869 годах здесь училась Вера Фигнер, известный деятель революционного народнического движения. Училась блестяще: в 1869 году окончила институт первой ученицей и получила «золотой» шарф с вензелями начальных букв своего имени — знак отличия, вручаемый лучшим воспитанницам. Родионовский институт окончили также сестра Веры Лидия Фигнер, сестра Льва Толстого Мария. В 1871 году успешно окончила институт Екатерина Дыхова.

Судьба здания

В 1918 году институт был закрыт. Далее в этом здании располагались Первая показательная школа-коммуна имени Карла Маркса, где на полном государственном обеспечении обучались дети погибших красноармейцев, жертв белогвардейского террора, а также многодетных рабочих. Затем в здании был Восточно-педагогический институт (до 1931 г.), Татарский педагогический институт (1931—1934 гг.), Казанский педагогический институт (1934—1941 гг.). В 1933—1936 годах был пристроен третий этаж по проекту архитектора П. Н. Ашмарина. В 1941 году здесь был развёрнут военный госпиталь, а с 1944 года до настоящего времени располагается Казанское суворовское военное училище.